10600 или третий закон Ньютона в жизни - Поправкин Алексей - Страница 4
- Предыдущая
- 4/47
- Следующая
Предстояло сдать математику письменную, устную, физику и написать сочинение.
Здорово и быстро я написал математику, прорешал все несколько раз и был уверен, что получу 5.
Но получил лишь 4. Какое-то действие, простое для меня, было сделано в уме, а преподаватель, этого не понял и снизил балл. Я долго объяснял, и преподаватель понял свою ошибку. Такого ещё не было, и поэтому я написал об этом. Потом все было просто. Устную математику и физику я сдал быстро и легко потому, что я не был дураком и был Ленинградцем. Это не пустое бахвальство. Ленинградцев действительно, любили все. Позже я понял почему, но это уже другая история.
Я уже имел три пятёрки и мама была горда и счастлива. Она угощала меня мороженым и я был счастлив тоже.
Впереди было сочинение. Мама и папа, и еще девочка Саша из нашего класса писали их здорово, а я не умел. Правда, один раз я написал немного, и папа с мамой мне помогли, поэтому я волновался, но не слишком сильно. Кроме того, мама помогла мне приготовить шпоры, и я уже совсем перестал волноваться.
Я ещё поел мороженого и отправился гулять. Дом, где мы жили, был у небольшой горы. С горы шла грунтовая дорога. По ней шёл какой-то мужик с велосипедом. Я помню, что это меня очень удивило.
— Простите, но дадите ли Вы мне прокатиться — начал я.
— На, катись, но учти — слабые тормоза.
Если б я так писал сочинения, как могу ездить на велосипеде — подумал я.
Через несколько секунд, я уже несся по грунтовке, плавно вписываясь во все повороты и прыгая через все ямки. Старый велосипед словно вспомнил молодость. Я уже был почти в самом низу, когда дорога стала делать левый поворот и идти вдоль изгороди. Скорость росла. Я попытался тормозить, но он не тормозился. Я попытался ещё, но он всё равно не тормозился. Справа и слева было поле, а перспектива сломать чужой забор мне не понравилась. Словом, я принял единственное правильное решение падать в поле…
На экзамен я пришел с больным горлом, температурой, разбитым лицом, руками и коленями.
Пришла преподавательница и, вытащив конверт с темами, обратилась к нам с вопросом, кто же самый удачливый на потоке. Поток показал на меня и ещё одного парня, который тоже получил пятерки.
Но моя физиономия и скромность, не соответствовали имиджу удачливого, поэтому я скромно спрятался, а темы из конверта тащил мой конкурент. Он вытащил то, что было надо. Я выбрал ту тему, которую писал почти сам, а, следовательно, и знал её наизусть.
Я вытащил шпору и уже ничего не боясь, стал переписывать эпиграф “Жизнь человеку даётся только один раз…“. А поскольку человеком был всегда честным, потерял всякую осмотрительность. Тут-то меня и словили. У меня отобрали всё и посадили на первую парту…
Не знаю как, но я написал сочинение с одной ошибкой и получил 4. А конкурент получил 2 и не поступил…
19 баллов за экзамены и 4,5 аттестат. Меня могли бы взять даже в Институт Советской Торговли.
И вот я уже в Ленинграде. 13 сентября я прошел повторную медкомиссию и был признан годным для полетов по первой графе. (1-ую графу дают только при поступлении, затем графы увеличиваются).
Рапорт на имя Васина, начальника нашей Академии, был написан в первый же день. Мол, ошибочка вышла, не по моей вине.
А рейтинг у меня был большой. На математике я помог написать работу нескольким.
Но первый наряд вне очереди я получил от старшины курса за то, что на математике повесил ему табличку “Меняю вестибулярный аппарат на самогонный“.
Первый курс мы работали много на овощебазе, строительстве дорог и прочее и даже в свободное от работы время учились.
Я подружился с Колей. У нас кроме общих забот было одно и большое общее: мы оба хотели летать. Коля закончил Академию, уехал в Петрозаводск, и мы с ним не виделись лет 20. А когда увиделись, то опять стали вместе. За это время Коля поработал руководителем полетов в Петрозаводске, а потом ушел на Северный Флот, где и летал на том, что Северный Флот имел, кроме Ил-38 и Ту-142. А когда у нас не стало вероятных противников, благодаря неустанной заботе наших политиков, Коля ушел в компьютерщики.
Пришёл ответ нашего начальника Академии — “Отказать, в связи перекомплектацией мест по специализации ВН“.
Рук я не опускал. Мой папа даже ездил в Москву к начальнику учебных заведений ГА. Дело в том, что на УВД в основном, попадают люди, которые бы очень хотели летать, но по разным причинам на навигацию не попавшие. Конкурс там немного меньше, поэтому и ВН был посильнее УВД.
На нашем курсе учился Николай, профессиональный художник, благодаря кому УВД становится лучше, чем ВН по стенной печати. В довершении Николай пишет портрет Самого Министра ГА Б.П. Бугаева, который приводит в восторг самого Бориса Павловича, и тут уж Борис Павлович и спрашивает Колю, не хотел бы тот, мол, полетать. Можно, говорит и, отучившись, весь первый курс, переходит на ВН. Я имел очень хорошую репутацию везде, от командира роты до моих коллег — слушателей, что меня даже прозвали Самородок (земли Русской), потому как я и в редколлегии состоял. А вообще, действия мои были чем-то схожи с действиями отца Фёдора из “12 стульев“. Я и медкомиссию еще раз прошел, и грамоту за тушение пожара, и на второй курс уже попал, а меня все не переводили. “Ухожу, немедленно ухожу…” — тут то меня и перевели. Случилось это радостное событие 13 сентября 1978 года.
И вот я на ВН. Поселили меня в комнату к Пете, Биллу и Жене К. Обстановка спартанская. Ничего лишнего. В центре стены висит снимок членов Политбюро и лично с Генеральным Секретарём ЦК КПСС, Главным Маршалом Советского Союза, заслуженным борцом за мир, четырежды Героем Советского Союза, Героем Социалистического Труда Л. И. Брежневым, а по правую руку от него, Женя вклеил себя.
Билл посмотрел на меня, протянул руку и сказал “Билл“. Мы познакомились. Был Билл длиннее меня. Он был без пиджака, и брюки его были сантиметров на 10–15 короче ног и завершались ботинками (гадами) 45 размера. Билл молчал. Молчал минут пять, а потом и говорит “Давай ты мне свои брюки махнешь на новый высотомер ВД-10 (высотомер двух стрелочный 10 тыс. метров)”.
— Давай, — если честно, то у меня ещё не было такого ценного прибора для измерения высоты.
Поскольку мало чего высотного было, то я измерял глубину метро. Целый день ездил в метро и измерял.
А в это время Билл мерил мои брюки. Они были ему коротки, и вечером Билл потребовал свой высотомер обратно. Билл закончил Академию, уехал в Алма-Ату, летал на Ил-18, Ту –154 и Ил-86, а когда развалили СССР, бежал в Россию и сейчас работает в отделе сертификации здесь в Питере.
Я быстро всё доздал и начал летать на тренажере самолета Ил-14. В СССР было все секретно, а мы были молодыми и глупыми, поэтому летали над Испанией по замкнутому маршруту Санта — София — Бадахос — Валье де — Санта.
Утром, в любую погоду, нас гоняли на зарядку. Чёртов Пётр, нашел, где окно в Европу прорубать, ворчал народ. Потом был завтрак, потом радио-зарядка, где мы на слух должны были принимать очень много знаков Морзе. В 9 начинались лекции. Часть предметов мы любили, а часть не любили, как и все нормальные студенты. Самым свирепым был профессор математики Пантелей. Про него даже анекдот сложили:
Встречает Пантелей слушателя после окончания Академии и спрашивает его
— Ну, что товарищ слушатель, пригодилась ли вам высшая математика?
— О, да товарищ профессор. На днях у меня дверь с французским замком закрылась, так я проволочку интегральчиком, дверь и открыл.
Когда сдавали сессию на первом курсе, он поставил около 200 человекам около 100 двоек и его даже в деканат вызывали. Нельзя так. Я у него 4 имел. Зато на втором семестре мы сначала яму копали, потом меня в наряд ночной поставили, и я уже приготовился отвечать, да уснул. Меня разбудили тогда. И чтобы не уснуть, я разрисовал весь лист. Обиделся на меня Пантелей и стал с пристрастием меня допрашивать.
Нельзя объять необъятное. И поставил он мне 3.
- Предыдущая
- 4/47
- Следующая
