Люди в погонах - Рыбин Анатолий Гаврилович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/105
• Следующая

— Тоже не знаю.

Наташа вздохнула и вышла. По дороге домой она вспомнила про другую справку, полученную в больнице перед отъездом с полуострова Дальнего. В ней говорилось, что врач Мельникова уволена с работы в связи с переводам ее мужа на новое место службы. Вспомнила и почти побежала, обгоняя людей. Без передышки поднялась по лестнице на третий этаж, отыскала в чемодане свернутую вчетверо бумагу и заторопилась обратно.

Все тот же толстяк взял у нее новую справку, пробежал привычным взглядом по мелким строчкам и удивленно пожал плечами:

— Опять, гражданочка, не то.

— Я не знаю, чего вы хотите от меня? — полыхнула Наташа, готовая повысить голос.

— Мы ничего не хотим, — пояснил толстяк, не поднимая взгляда. — Это вы хотите прописаться, а я разъясняю, что представленные вами документы не дают юридического права...

— Так что же? — перебила его Наташа. — Прикажете уехать из Москвы?

— Как хотите.

Боясь расплакаться, она спрятала оправку в сумочку и вышла из помещения. Она долго стояла у двери, обдумывая, что делать, потом решила: «Надо успокоиться и поговорить с мамой».

Когда Анастасия Харитоновна пришла с работы, Наташа рассказала ей все подробно и как можно спокойнее.

— Ах, бюрократы! — возмутилась Анастасия Харитоновна. — Человек на краю света был. Медведям в зубы смотрел. Да перед ним все двери открывать надо, ковры под ноги стелить. А тут не прописывают на своей жилплощади.

— Не надо, мама, нервничать, — успокаивала ее Наташа.

— Как же не нервничать? Ты, можно сказать, подвиг совершила. Героиней стала. Пусть другие попробуют отважиться на такое.

— Ну, мама!

— Что тебе «мама»? Я знаю, из Москвы можно легко уехать, а чтобы вернуться сюда, нервы попортишь. Потому хорошие люди и сидят на месте.

— Хорошие, — поморщилась Наташа.

— А что же? — все больше горячилась Анастасия Харитоновна. — Ты хорошая? Вылетела как птица, а теперь кланяйся: пустите меня в свою квартиру.

На другой день в обеденный перерыв Анастасия Харитоновна зашла домой за дочерью и вместе они поспешили в отдел прописки. Наташа всю дорогу просила мать не волноваться, говорить поспокойнее.

— Ладно, ладно, я знаю, — отвечала Анастасия Харитоновна.

Придя в милицию, она не остановилась возле толстяка с серым холодным лицом, а сразу по узенькой деревянной лестнице поднялась на второй этаж и направилась к двери с дощечкой «Начальник паспортного стола». Какой-то мужчина в желтом кожаном пальто сердито проговорил:

— Здесь очередь, любезная. Подождите.

— Хорошо, хорошо, — негромко сказала Анастасия Харитоновна и отступила в сторону. Минут через пятнадцать она вошла в кабинет начальника: Наташа осталась в прихожей. Из-за двери донесся нервный голос матери: «Медведям в зубы... На краю света... Подвиг». Люди в приемной удивленно переглядывались. Наташа отвернулась к окну, говоря самой себе: «Ой, как нехорошо, как это стыдно».

Дверь приоткрылась, и мужской голос позвал:

— Наталья Мельникова, зайдите!

Стараясь ни на кого не глядеть, Наташа прошла в кабинет.

— Вот что, — сказал человек в черном костюме. — Напишите заявление, объясните подробно положение, в котором вы оказались, и принесите мне. А вам, — он повернулся к Анастасии Харитоновне, — волноваться не стоит и кричать тоже.

Из кабинета выходили молча. Лицо Анастасии Харитоновны было желтым и сморщенным. Плечи ссутулились. Наташа впервые заметила, что узкий костюм и черная шляпа с пышным светлым пером уже не подходят матери, не красят ее, как раньше, а, наоборот, сильнее подчеркивают неотразимо надвигающуюся старость. «Нет, это невозможно», — подумала вдруг Наташа, еле сдерживая подступившие к горлу слезы. Она подошла к матери, взяла ее под руку и уже не отпускала, пока не проводила до яркой длинной вывески «Фотография», где Анастасия Харитоновна двадцать шестой год работала бухгалтером.

Через два дня Наташу прописали. Начались поиски работы. Всюду в терапевтических отделениях больниц места были заняты. В здравотделе предложили ей работу в клинике в семидесяти пяти километрах от Москвы.

— Ладно, я подумаю, — согласилась Наташа.

Но Анастасия Харитоновна запротестовала категорически:

— Ты что это сообразила? Мало на собаках ездила?

— Так ведь здесь электрички ходят, — пыталась объяснить Наташа.

— И пусть на этих электричках другие катаются. А ты в центре должна работать. Заслужила. Требуй и все.

Однажды Анастасия Харитоновна, придя вечером с работы, достала из карманчика листок бумаги с адресом и подала Наташе.

— Держи-ка, дочка... Это профессор один, портрет жены заказывал у нас. Душевнейший человек. Поговорила я с ним о тебе, вот и адресок написал. Велел сегодня же прийти.

— Профессор Федотов? — удивилась Наташа, не веря своим глазам. — Это же замечательный хирург! Нет, мама, я не пойду. Мне неудобно.

— Почему неудобно?

— К такому человеку... и как-то неофициально. Не могу.

Анастасия Харитоновна вздохнула и покачала головой:

— Ой ты, господи, перепугалась, ровно школьница. А ты сходи, тогда и говорить будешь.

После долгих колебаний Наташа все-таки переборола себя и пошла по написанному на листке адресу. На улице Горького она отыскала нужный дом, поднялась на второй этаж и с трепетом нажала белую пуговку звонка. Дверь открылась мягко, без шума. Старичок в полутьме вежливо проговорил:

— Прошу, прошу.

— Мне профессор нужен, — сказала Наташа извиняющимся тоном.

— Очень хорошо, — весело отозвался старичок. — Извольте проходить сюда, раздевайтесь.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, я ненадолго.

— Все равно раздевайтесь. Никаких разговоров. Ну, а теперь давайте знакомиться. Моя фамилия Федотов, а ваша, кажется, Мельникова? Чудесно! Присаживайтесь.

Наташа не могла сдвинуться с места. Она смотрела на старичка и не верила, что перед ней известный профессор. Он стоял низенький, худощавый. Лицо красноватое, в морщинах. На маленьком носу — два прозрачных стеклышка с золотым хомутиком. И о таком невзрачном на вид человеке по всей Москве говорили: «Бог хирургии», «Исцелитель», «Великан». Наташа удивилась: «Какой же он великан?» Придя в себя, сказала смущенно:

— Извините, что побеспокоила в такое время.

Профессор протянул вперед руки:

— Не следует, голуба, не следует. Я сам виноват. Понимаете, рассеянность. Хотел написать служебный адрес, а написал домашний. Мозговые, так сказать, завихрения. Теперь что делать? Будем пить чай.

— Нет, нет, — запротестовала Наташа. Профессор воинственно подбоченился.

— Помилуйте. Пришли и не подчиняетесь. Прошу вот сюда за стол. Да, вот сюда. Извольте не упрямиться.

Затем он повернулся в сторону кухни и крикнул:

— Аннушка, принимай гостей!

Появилась высокая пожилая женщина с электрическим самоварчиком. Она познакомилась с гостьей, усадила ее и тут же поставила на стол большую вазу с вишневым вареньем.

За чаем Федотов расспрашивал Наташу про Дальний Восток, про то, как обстоит там дело с медицинским обслуживанием населения. Она задумчиво покачала головой:

— Как вам сказать? Есть, конечно, трудности. Крутом ведь тайга, горы. Селения разбросаны. Иной раз до больного очень трудно добраться. На машине проехать невозможно. Для самолета не везде посадочные площадки есть. Самый надежный транспорт — собаки.

— Знаю, знаю, — кивал головой профессор, — собачки там хорошо выручают. Вам, извините, тоже приходилось путешествовать?

— Еще сколько! По целым суткам с нарт не сходила.

— И супруг ничего... не протестовал? — спросила долго молчавшая хозяйка.

— Было всякое, — смущенно ответила Наташа, помешивая ложкой в стакане. — Вначале протестовал. Но не могла же я бросить работу из-за трудностей.

— Вот именно, — серьезно сказал профессор и, подумав, опросил: — А в опасные ситуации попадать не случалось?

— Конечно, случалось. Однажды чуть с жизнью не простилась. К рыбакам я поехала. До места добралась без происшествий. А пока с больным занималась, вода лед сломала. Ветер подхватил нашу льдину — и в океан...

• Предыдущая
• 11/105
• Следующая