Огненный герцог - Розенберг Джоэл - Страница 21

• Предыдущая
• 21/69
• Следующая

– Потом будем паниковать, – повторил Йен себе самому. Это первая половина заклинания, а вторая – «Пока же надо что-нибудь придумать». – Пока же надо что-нибудь придумать… – Юноша погрузил пальцы в землю и вытащил лишь комья грязи. – Нет входа, так?

– Да. – Осия взмахнул рукой. – Похоже, где-то рядом есть еще один выход, но я его не знаю, и он скорее всего опутан – как и выходы в твой мир.

– Как это – «опутан»?

Осия вытянул губы трубочкой.

– Я бы сказал «опутан чарами», но тогда получилось бы, будто кто-то это сделал, что не соответствует истине. Выходы в Скрытые Пути… они не то чтобы прячут себя сами, просто отводят всем глаза.

– Чего?

Осия помолчал.

– В подобных случаях французы говорят jamais vu – когда неожиданно замечаешь нечто такое, что всегда было на этом месте. Тебе не случалось вдруг обратить внимание на магазин, дерево или дырку в земле, хотя ты проходил мимо них сто или тысячу раз, не замечая?

Йен кивнул. В один мартовский день он сбросил со стола книжки и тетрадки, надел тенниску, шорты и старые горные ботинки и отправился гулять, пока еще не свихнулся окончательно от учебы-работы-сна и снова учебы-работы-сна.

Это случилось в трех шагах от входа. Йен проходил под старым дубом, растущим возле Спрэг-Холла, тысячу раз, но понял, что раньше никогда не видел этого дерева. А оно стояло себе, лет ста, наверное, от роду, и его искривленные ветви покровительственно протянулись над тротуаром. Словно отец, закрывающий ребенка от града, подумалось Йену. Он тогда провел рукой по грубой коре, а потом пошел дальше.

– Ага, – сказал Йен. – Было дело. С дубом.

– И вот вспомни, что происходило до того?

– То есть?

– Подумай, что происходило, прежде чем ты обратил на него внимание. Дуб рос, где рос, но пока ты его не заметил, дерева там как будто бы не было – для тебя. – Осия пожал плечами. – Большую часть времени входы в Скрытые Пути ведут себя именно так.

– А что происходит, если кто-нибудь строит возле него дом, а потом пытается положить сверху тротуар?

Осия покачал головой:

– Не выйдет. Архитектор, который выберется на место предполагаемого строительства, вдруг решит возвести дом немножко в стороне. А если не передумает архитектор, передумает кто-нибудь другой. Спроси строителей с большим опытом: время от времени, по веской причине, которую никак не могут впоследствии припомнить, планы строительства меняются… Но довольно разговоров. Пора в дорогу.

Йен поднялся и отряхнул штаны.

– Что теперь?

– Теперь? – переспросил Осия. – Очень просто: идем. А потом снова идем. Если мы доберемся до Переправы достаточно быстро, то, может быть, даже перехватим наших друзей, а если нет, что-нибудь о них узнаем. – Осия снова взглянул на небо. – Сомневаюсь, что их пленение и место назначения останутся тайной… ото всех. Так что в путь.

Йен кивнул:

– Это я умею.

Он бросил взгляд на камень и улыбнулся.

Осия улыбнулся в ответ.

– Я рад, что у тебя появился повод для улыбки. Интересно, какой именно…

– Просто стало жаль, что нельзя взять с собой этот камень. Когда Мэгги в следующий раз спросит меня, из-под какого камня я выполз, я показал бы ей эту плиту.

Говоря по правде – хотя Джамед дель Бруно твердо намеревался держать ее в секрете, – он предпочитал приносить Огненному Герцогу плохие вести, нежели хорошие.

И дело было не в том, что он не любил Его Пылкость – хотя он и в самом деле не любил своего господина. Джамед считал титулование герцога – «Его Пылкость» – возмутительным оксюмороном: Огненный Герцог вспоминал о своих обязательствах перед низшими исключительно под давлением обстоятельств. Его Пылкость, как решил Джамед дель Бруно давным-давно, был жестокий человек, который скорее играл роль Огненного Герцога, нежели являлся им. И судя по всему, он лучше исполнял эту роль, когда бедствия напоминали Огненному Герцогу о его обязательствах.

Спускаясь по широким ступеням амфитеатра к ложе Его Пылкости, высоко вздымая серебряный поднос с только что доставленной запиской и двумя бокалами на длинных ножках, полными кроваво-красного тенемида, Джамед дель Бруно желал дурных вестей своему господину, хотя тщательно следил, чтобы его лицо, как всегда, сохраняло бесстрастное выражение. Точно так же он ничем не выразил своих чувств, когда командовать на дуэли защитником Его Твердости приехала леди Эверлея, а не лорд Сенсевер. Со стороны Его Твердости это было завуалированное оскорбление: получалось, что спор касается не чести, но всего лишь денег, а потому с ним вполне может разобраться и женщина.

Джамед миновал места среднего класса: дородный скотовод, сын пастуха, страстно спорил о чем-то с коптильщиком, в то время как их жены, разодетые в пестрые платья, ели глазами восседавшую ниже знать.

Презрев кресло, которое с трудом вмещало его тушу, толстяк герцог подошел к перилам и оглядел простиравшуюся внизу дуэльную арену. Ниспадающая до лодыжек накидка с капюшоном отчасти скрывала габариты герцога. Справа от него стояла леди Эверлея: она поднесла к полным алым губам кубок с вином бледно-соломенного цвета, выставив на всеобщее обозрение надетое на безымянный палец простое кольцо из оникса, долженствующее означать ее принадлежность к Дому Камня. Золотые волосы дамы, собранные в замысловатый ингарианский узел, были того же оттенка, что и золотое шитье на корсаже и по краю длинных рукавов, и Джамед дель Бруно подумал, не отделано ли черное шелковое платье ее собственными волосами. Подобное щегольство позволительно юной девице, решил он, но уж никак не женщине таких лет.

А кстати, сколько лет леди Эверлее? Ее кожа была гладкой и нежной, как у девушки, у внешних уголков голубых глаз или у твердо сжатого рта ни следа морщин, но что-то в ее манере держаться говорило о более зрелых годах. Конечно, весьма вероятно, что в жилах леди течет кровь Древних Народов, а у тех возраст и не определить.

– О, Ваша Пылкость, вот и вино, – произнесла леди Эверлея. Ее голос звучал на полтона ниже и более музыкально, чем ожидал услышать Джамед дель Бруно. – А также новости, по всей вероятности.

– По всей вероятности, нет, – сказал Огненный Герцог с улыбкой и взял с подноса оба бокала, вежливо предлагая выбор леди Эверлее. Она поставила свой пустой кубок на поднос Джамеда дель Бруно, решая, какой из двух полных бокалов принять, словно это был сущий пустяк, а не традиция, восходящая к Отравлению Орфи.

– Чудесное вино. Хотя Его Студеность ценит его выше, нежели Ее Милость.

– Я обратил внимание на этот факт, – ответил Его Пылкость.

Леди Эверлея лишь слегка приподняла бровь, Джамед дель Бруно сохранял невозмутимое выражение лица. Его Пылкость постоянно эпатировал своих слуг, самолично занимаясь финансами, вместо того чтобы передоверить их своей супруге (это, конечно, затруднительно, если иметь в виду, что и она, и Наследник, Венедир дель Анегир, фактически изгнаны в Дом Неба) или дамам из старших семейств Дома Пламени.

На площадку внизу вышли двое мечников. Под пристальными взорами толпы и бдительными взглядами своих помощников они разоблачились, оставшись только в обуви и коротких брюках, а затем приступили к растяжкам и разогревающим упражнениям.

Стоя на выложенном кафелем полу арены, Родик дель Ренальд и Станар дель Брунден походили на двух вандескардских восковых марионеток, отлитых по одной модели: оба длиннорукие и длинноногие, жилистые; от лба до лодыжек оба испещрены шрамами – еле заметными на лице и нижней части живота, и глубокими – на правой руке; оба усердно игнорируют друг друга, предаваясь подготовительным упражнениям.

Джамед дель Бруно терпеливо ожидал. Наконец леди Эверлея выбрала бокал; Его Пылкость, соблюдая обычай, поднял оставшийся бокал к своим темно-красным губам и отпил первым.

– Вы, кажется, не торопитесь ознакомиться с полученным известием, Ваша Пылкость, – произнесла дама.

• Предыдущая
• 21/69
• Следующая