Рубикон, или Мир в латах - Романецкий Николай Михайлович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/40
- Следующая
— Ресторан-то не весь развалили?
— Цел ресторан, не волнуйся!
— А зрителей на спектакле было много?
— Присутствовал кое-кто. В основном, телевизионщики с камерами. Но ничего интересного снять им не удалось. Мы ведь не дети…
Карне тяжело вздохнул.
— Хоть кого-нибудь там нашли?
— Нет, — сказал Гиборьян. — Ни единого человека. Ресторан оказался закрытым. По техническим причинам.
— Да, обвели меня господа кригеры. Вокруг пальца обвели. Как щенка сопливого… Старею, видно, старею. Не пора ли и на покой? На пенсию, чай, заработал!
— Да что с тобой? — возмутился Гиборьян. — Чего расклеился? Не узнаю Жюля Карне!
— Я и сам себя не узнаю!.. Ошибка на ошибке. Дезинформацию слопал, не подавившись. Передатчика не нашел… — Карне замолк, но было видно, что он мог бы продолжить перечисление своих проколов.
— Передатчик ты нашел!
Карне посмотрел на Гиборьяна с изумлением.
— Неужели здесь находится?
— Здесь, но уже не находится!
— Накрыли?
— Разумеется! И передатчик накрыли, и кригеров накрыли. Только что-то мало их оказалось.
— Девушки здесь не было? — спросил Карне с плохо скрытым беспокойством. — Молоденькая такая, черненькая, невысокого роста…
Гиборьян ухмыльнулся, хотел ляпнуть какую-нибудь пошлость, но Карне смотрел на него в упор. И было в этом взгляде что-то такое — необычное, незнакомое, нежюлевское, от чего шутить сразу расхотелось. Гиборьян молча покачал головой.
Карне снова тяжело вздохнул.
— Найдем, — сказал Гиборьян. — Как рассветет, все равно весь поселок с ног на голову поставим…
— Здесь-то взяли кого-нибудь? — спросил Карне.
Гиборьян сокрушенно мотнул головой.
— Только холодными…
— Врежет тебе Рыманов!..
— И тебе.
— И мне тоже.
— Над одним врач работает, — сказал Гиборьян. — Обещал привести в чувство.
— Кого? Не дружка ли моего, Санчеса?
— Нет. Дружка твоего один из моих парней наповал уложил. Иначе бы мы с тобой сейчас не разговаривали. Прытким оказался твой дружок!
— А я его, по правде говоря, считал дилетантом… Нет, как ни крути, а это самая бездарная из всех моих операций! Как будто и не я вовсе ее проводил… — Карне произнес эту фразу монотонным чужим голосом, глядя в пол.
Что это он заладил, подумал Гиборьян. Неужели вспомнил?..
Карне поднял голову, посмотрел Гиборьяну в глаза, и взор этот был столь чист, что Гиборьян успокоился. Чушь!.. Ничего он не вспомнил!.. Этакий ангелочек…
— Как Артур? — спросил ангелочек.
— Не знаю. Я с ним не связывался. Эта операция велась без его участия… Утром отыщем.
— Без его участия, говоришь? — Карне пожевал губами. — Не ищи. Я его убрал.
Гиборьян по-бабьи всплеснул руками.
— Как убрал?! Ты в своем уме? Зачем?
— В своем ли я уме? — сказал Карне, снова глядя Гиборьяну прямо в глаза. — Ответь мне, Анри… Ты знал, что ЮНДО должна выдать меня кригерам? Когда отправлял меня сюда, знал?..
Гиборьян не отвел взгляда.
— Я все знал, — сказал он. — Но ведь ты должен понимать: такая у нас с тобой работа.
— Разве это оправдание?
— А я и не оправдываюсь!.. Мне даже странно, что ты задаешь такие вопросы! Разве ты сам не проделывал подобных вещей?.. Разве ты… — Гиборьян вдруг замолк, опустил голову и прошептал: — Прости меня, Жюль! Если сможешь…
— Я-то тебя прощу… — начал Жюль.
Дверь распахнулась, влетел возбужденный Десницкий.
— Извините, ребята… Шеф! Этот, наверху, оживает. Поторопитесь! Врач говорит, что ничего не может гарантировать!
— Они никогда ничего не могут гарантировать, — проворчал Гиборьян.
Карне вдруг улыбнулся.
— Ты чего? — удивился Гиборьян.
— Вспомнил Бакстера… Как он поживает?
— Не знаю. Я его давно не видел… Пошли!
Они поднялись на второй этаж, открыли дверь, около которой маячил высоченный десантник. Вошли.
Седой лежал на уцелевшем диване. Голову его украшала белая повязка, с левой стороны сквозь бинт явственно проступало кровавое пятно. Лицо раненого было бледно, глаза закрыты. Около него хлопотал врач, молодой парень в форме десантника. При появлении Гиборьяна он вдруг засуетился, заволновался, забормотал о неподходящих условиях и отсутствии нужного оборудования.
— Как он? — спросил Гиборьян, внимательно разглядывая лицо раненого.
— Приходит в себя, — доложил врач.
Карне с любопытством озирал разгромленное помещение, удивляясь количеству обломков. Из дыры в стене явственно тянуло сквозняком.
— Может, его вынести отсюда? — сказал Гиборьян, глядя почему-то на Карне.
— Ни в коем случае! — запротестовал врач. — Боюсь, он тогда нескоро заговорит.
— Я вижу, вы с ними не очень-то церемонились, — сказал Карне, кивая на дыру в стене.
— Это не мы, — ответил Десницкий. — Это они сами. Видно, не хотели, чтобы мы увидели, что здесь имелось… И помощи, судя по всему, им ждать было неоткуда.
— Странно… — произнес Карне. — Может, они и не нуждались в помощи?
Гиборьян посмотрел на него с удивлением, но Карне больше ничего не сказал.
— Всему этому должно быть объяснение. — Десницкий кивнул в сторону раненого. — Может быть, он объяснит?
Карне с осуждением покачал головой.
— Что? — быстро спросил Гиборьян.
— Слепо работали, — сказал Карне равнодушно, словно речь шла о давних и далеких событиях, не имеющих с настоящим ничего общего. Так, страничка из учебника истории, давно по-настоящему никого не трогающая.
— Так ведь это ты был нашими глазами! — возмутился Десницкий.
Гиборьян жестом остановил его.
— Слабоваты оказались глаза, — сказал Карне.
— Не ты один в этом виноват, — заметил Гиборьян.
— А кто? Артур?
— И не Артур. — Гиборьян махнул рукой. — Теперь это совершенно неважно. Главное, что сигнала отсюда господа кригеры уже никогда никому не подадут!
Булькающий тихий смех был ему ответом. Все обернулись. Седой, приподнявшись на локтях, смотрел на Гиборьяна и смеялся. Смех был нехороший, прямо-таки издевательский был смех. Словно не кригер лежал у ног десантников, а они, десантники, валялись перед ним, потерянные, бессильные, побежденные.
— Кретины! — прохрипел седой. — Что вы понимаете?.. Он уже подан, сигнал, о котором вы так печетесь!
Гиборьян вздрогнул и издал странный звук. Будто ворона каркнула.
— Что ты сказал? — проговорил он тихо.
— Кретины! — повторил кригер. Голос его окреп. — Бойцы-миротворцы!.. Вы даже не представляете, что своим штурмом подписали смертный приговор нескольким десяткам миллионов человек! Бежать надо, кричать надо на всех углах: может, кто успеет спастись…
Карне посмотрел на Гиборьяна. Тот снова был спокоен.
— Глупый! — ласково сказал Гиборьян. — Это вы, кригеры — кретины. Не считайте себя умнее других! Ничего из вашего Ультиматума не вышло и не выйдет. Все критические районы прикрыты. К реакторам мышь не проскочит. Так что ваша ставка на Д-излучатели бита!
Седой опять рассмеялся, с трудом, хрипло.
— Мышь, может быть, и не проскочит… Только Ультиматум не на мышах держится. И не на каких-то там Д-излучателях!
Гиборьян застыл. Потом странно оглянулся, будто кого-то искал, и подскочил к раненому.
— Врешь! — прошипел он, расстегивая кобуру и вытаскивая пистолет. — Врешь!.. А ну, выкладывай! — Он ткнул седого стволом в бок. — Иначе пристрелю, как бешеного пса!
Седой поморщился от боли.
— Стреляй! Мне все равно! — Глаза его начали закатываться. — Стреляй, убийца! — Он обмяк.
Гиборьян повернулся к врачу.
— Укол!!!
— Момент! — Врач схватил шприц.
— Нет! — гаркнул Гиборьян. — Другой укол!
Врач растерянно захлопал ресницами.
— Другой укол! — гаркнул Гиборьян.
— Нельзя, шеф! Он же не выдержит!
Пистолет в руке Гиборьяна повернулся в сторону врача. Тот с испугом посмотрел на оружие. Гиборьян медленно, нехотя, опустил руку, засунул оружие в кобуру.
— Милый! — ласково сказал он. — Ты пойми — надо!
- Предыдущая
- 35/40
- Следующая
