Воспевая бурю - Роджерс Мэрилайл - Страница 29
- Предыдущая
- 29/58
- Следующая
Идя вслед за Даренном между ровными полосами проросших хлебов, Ивейн обернулся и бросил долгий взгляд на прохладную чашу леса. Он с неохотой снова повернулся к земле, оскверненной людьми, не имевшими даже капли рассудка, чтобы испросить позволения, прежде чем пожинать ниспосланное природой, или возблагодарить ее духов за эти дары. Вместо этого, невзирая на силы, которые они нечестивыми действиями заставляли умолкнуть навеки, саксонцы бездумно расхищали богатства земли, не оставляя на ней ни единого дерева, безжалостно вгрызаясь в ее поверхность холодными, острыми плугами.
Глядя в сумерках, как ноги идущего впереди мужчины утопают во вспаханных бороздах, жрец страдал за эту искореженную, глубоко взрытую, погибшую землю. Он с болью чувствовал, как слабеют его связи с природой. Боль эта порождалась не тем, чего страшится и избегает каждый друид – молчания могущественных духов, которое воцарится навеки, если исчезнут те, кто умеет говорить с ними. Нет, она возникала при мысли о том, что саксонцы захватывают все большие пространства земли. Правда, у него были друзья среди них, а теперь и родственники, но Ивейн слишком хорошо понимал, какой ценой им, друидам, придется расплачиваться за присутствие чужеземцев. Подолгу размышляя обо всем этом, он пришел к выводу, что поток захватчиков не уменьшится и вряд ли они когда-нибудь оставят его землю в покое. Их пагубное влияние на его род и предназначение наполняло душу Ивейна скорбью.
Анья почувствовала печальное настроение друида, отчасти догадалась о причинах, и ей стало больно за него. Не смея ни успокоить жреца, ни даже заговорить об этом при Дарвине, девушка обратила внимание на домик, к которому они подходили.
Дом фермера стоял на пригорке посреди поля созревающей пшеницы. Когда они подошли поближе, Анья заметила неподалеку от входа маленький, но прекрасно ухоженный садик с зеленью, овощами и ягодами.
Дарвин распахнул перед ними дверь, и они вошли в комнату, освещенную сальными свечками, стоявшими на простом деревянном столе, и огнем в очаге, от которого было больше дыма, чем света. Пока путники снимали плащи и вешали их на колышки у дверей, Ивейн незаметно поставил свой посох, укрыв его под одеждой.
Мора оказалась приветливой женщиной и такой необъятной толстухой, что ясно было – в полях у них недороды не часты, а урожаи зачастую обильны. Хоть ей и нелегко было передвигаться по крохотной комнатке, она так и сияла от удовольствия: женщина, несомненно, была рада гостям.
Мора оказалась также удивительно разговорчивой и почти не умолкала, суетясь и обихаживая гостей. Для начала она каждому поднесла родниковой воды – смыть с себя дорожную пыль, а затем по большой кружке с элем, чтобы утолить жажду. Конечно же она мучает путешественников после жаркого летнего дня, проведенного ими в пути.
Вымыв руки, Киэр с опаской поднял глиняную кружку, глядя, как Ивейн одним глотком осушил свою чуть не наполовину. Мальчик напомнил себе, что если он хочет быть достоин овладеть знанием друидов, то – что бы ни сделал жрец – он должен в точности повторить это вслед за ним. Скрывая гримасу отвращения, вызванную уже одним только запахом, он заставил себя сделать глоток из кружки. Ощутив на языке горечь, Киэр порадовался, что отпил лишь немножко. Он еще больше обрадовался, что никто не заметил, как он поморщился.
– Пойдемте.
Хозяйка суетилась вокруг гостей, подталкивая их к нетесаным скамьям, окружавшим истертый, лоснившийся от старости стол.
– Садитесь же, не то вся еда остынет.
Аиья послушно опустилась на скамью между Ивейном и Киэром. Всем существом своим ощущая близость возлюбленного, девушка старалась не шевелиться, не сводя глаз с хозяйки, а та, обойдя вперевалку вокруг стола, уселась напротив них.
– Если бы я знала, что будет еще кто-нибудь, – щебетала толстуха, – уж я бы постаралась наготовить всего побольше.
– Все очень вкусно и сытно, да и мы не избалованы. В последние дни наша пища была весьма скудной, – заверила Анья хозяйку, в душе недоумевая, что бы та еще могла приготовить, когда стол уже и так ломился от яств. Не удивительно, что женщина была такой грузной. Перед ними лежали большие куски жареной свинины, ягоды из ухоженного садика, который Анья заметила, входя в дом, чуть ли не по буханке хлеба на каждого и вдобавок ко всему этому сыр, листья салата и множество всякой другой зелени.
– Вот уж верно, – Дарвин подмигнул сидевшей напротив девушке, поудобнее пристраивая на коленях покалеченную руку. – Моя Мора до сих пор столько стряпает, будто хочет накормить весь наш выводок, а ребятишки-то давным-давно выросли и разлетелись из нашего гнезда.
– И вовсе нет, – сдерживая улыбку, притворно вскинулась на своего благоверного Мора. – Наши дочки, да и супруги сыновей тоже – те-то сейчас воюют за короля – частенько нас навещают, да к тому же и всей семьей. А так как мы понятия не имеем, когда они могут пожаловать, то лучше уж на всякий случай наготовить побольше.
Еще раньше, пока путники умывались, Дарвин объяснил жене, зачем они собрались в аббатство. Теперь, когда собственные дети уже выросли, Мора чувствовала себя вправе побеседовать об этом с молодой женщиной; та, по неопытности, слишком рано забеспокоилась.
– Если вам хочется иметь дитятко, так надо кушать побольше, чтобы косточки-то обросли мясом! Чтобы выносить много детишек, нужно быть потолще, поздоровее.
Мора, правда, подозревала, что все дело тут только в терпении, однако из сочувствия и основываясь на собственном опыте, решила посоветовать то, что казалось ей самым главным.
– Кому и знать, как не мне. Я-то их родила чуть не два десятка. Шестерых, правда, Бог прибрал, зато тринадцать живут и здравствуют, – с гордостью сообщила хозяйка.
Анья кивнула, как бы подтверждая, что Море есть чем гордиться. Мать девушки, леди Брина, была жрицей и знахаркой. По опыту матери, а также тех женщин и детей, чьи недуги Анья помогала лечить, девушка знала, как часто новорожденные не доживают даже до года, и сколько случаев, когда ребенок или мать умирают при родах.
– Кушай, кушай… – снова начала увещевать хозяйка худенькую девушку, не отставая от нее.
Хотя Мора и говорила, что дети часто их навещают, Дарвин все же чувствовал себя очень одиноким на этой ферме у леса, на самом краю распаханных земель Мерсии. Время тянется бесконечно – а они все одни да одни – только он да жена. Теперь, когда представилась наконец возможность поговорить по-настоящему, а не только выслушивать болтовню Моры, он повернулся к гостю.
– Вы идете издалека, не так ли?
Желая поговорить о чем-то более серьезном и важном, чем разные домашние пустяки, Дарвин не стал ходить вокруг да около, как он сделал бы в другом случае, и заговорил напрямую.
– Тогда вы, должно быть, знаете, как там война, скоро ли она кончится.
– К сожалению, это не так.
Ивейн лгал только в случае крайней необходимости, но сейчас это было незачем, так что он сказал правду. Друид сочувствовал желанию хозяина узнать побольше о происходящих событиях, ведь сыновья его были на войне, но он действительно не знал ничего такого, о чем стоило бы рассказать.
– Мы только зашли за племянником в Трокенхольт, – спокойно объяснил жрец, отодвигая от себя пустое деревянное блюдо, – и по пути ни с кем не встречались, только с теми, кто не попал в ополчение. И все они так же жаждали узнать новости, как вы или я. И им точно так же было неоткуда об этом услышать.
Хозяин нахмурился, на лице его отразилось явное разочарование. Тем не менее, керл охотно поделился с ними тем, что знал сам.
– Мы тут все-таки время от времени узнаем кое-что интересное. Правда, не так уж и много, особенно с тех пор как пришло известие о союзе нашего короля с принцем Матру из Гвилла. С того дня ничего уже не было – одни слухи. Поговаривают, что они вроде бы хотят объединиться с Кадваллой из Уэссекса, но это случится, только если епископ Уилфрид договорится с обоими королями, нашими благодетелями.
- Предыдущая
- 29/58
- Следующая