Круг - Страндберг Матс - Страница 9
- Предыдущая
- 9/97
- Следующая
Анна-Карин не любит кофе, но ей нравится его запах. В маленьком доме дедушки всегда пахнет кофе, древесной стружкой и коровами. Сегодня пахнет еще и свежевыглаженным бельем. Корзина с аккуратно сложенной одеждой стоит поодаль у двери в спальню.
– Здравствуй, внученька, – говорит дедушка.
– Привет, – отвечает Анна-Карин и садится за стол.
На дедушке фланелевая рабочая рубашка в красно-зеленую клетку и вельветовые брюки. Комбинезон он всегда снимает, прежде чем входит в дом – чтобы ничего не запачкать.
Дедушка внимательно смотрит на девочку.
– Занятия уже закончились?
– Нас пораньше отпустили сегодня.
– Да?
Дедушка как будто ждет, что она расскажет обо всем подробно, но у Анны-Карин перехватывает горло. Она не хочет говорить об Элиасе, не хочет даже думать о нем.
Вдруг ей хочется снова стать маленькой. Когда она падала и ушибалась, то всегда бежала к дедушке. И сейчас ей тоже хочется забраться к нему на колени. Тогда она, может, осмелится заплакать, выпустить наружу то, что давит грудь, мешает дышать. Анна-Карин не плакала по-настоящему, наверно, лет с двенадцати. Слишком много было поводов для слез. И вот сейчас на пути у слез как будто лег каменный жернов.
– Мама выходила сегодня? – спрашивает Анна-Карин.
– Она, наверно, неважно себя чувствует.
– С постели она, во всяком случае, встала, – говорит Анна-Карин, чувствуя, как в ней закипает гнев.
– Ей трудно приходится.
Анна-Карин жалеет, что подняла эту тему. Формально хозяйкой хутора является мама, но на самом деле всю тяжелую работу до сих пор делает дедушка. Бывают дни, когда мама сваливает на дедушку вообще все дела. Но он никогда не критикует свою дочь, ни единым словом.
Иногда Анна-Карин начинает переживать, что так сильно злится на маму. Она понимает: у мамы депрессия, мама никогда не хотела заниматься фермой, но так сложилась жизнь. И все-таки зачем без конца жаловаться! Послушать ее – она самая обиженная, самая невезучая, самая несчастная в мире. И так было всегда, сколько Анна-Карин себя помнит.
Анна-Карин смотрит на дедушку, а тот глядит в окно. Он может сидеть так часами. «Что он хочет там увидеть?» – часто спрашивает она себя.
Весной дедушке исполнилось семьдесят семь. За этот год он по-настоящему постарел. Анна-Карин не хочет думать о том, что случится, когда его не станет.
Ванесса раскладывает полотенце на траве перед домом Юнте. На полотенце застиранные узоры из коричневых и желтых цветов, и оно кажется не вполне чистым. Ну и ладно. Ей хочется лечь и забыть обо всем. Но не пачкать же одежду травой.
Она бросает взгляд на красный двухэтажный дом, который тоже выглядит застиранным. Краска поблекла и облупилась. Когда внутри дома кто-то ходит, оконные стекла дребезжат. Сквозь окно в гостиной виднеется огромный телевизор, на экране мечутся взрывы, и на их фоне – четкие силуэты Вилле, Юнте и Лаки.
Ванесса ложится, задирает майку до лифчика и подставляет живот солнцу.
Вилле был в плохом настроении, когда встретил ее у школы.
– Я тебе не такси, – сказал он.
– Ну и пожалуйста, – фыркнула она, распахнув на полном ходу дверь.
Вилле резко затормозил, так что задняя машина чуть не врезалась в них. Ванесса посмотрела на Вилле и поняла, что сейчас с ним шутки плохи.
– Закрой дверь, – тихо сказал он.
Ванесса закрыла.
– Старпер!
Это задело его. Вилле двадцать один, и Ванесса знает, что он стесняется их разницы в возрасте.
Когда они стали встречаться, ей только-только исполнилось пятнадцать. К тому моменту она уже была наслышана о Вилле. Ванесса сразу почувствовала в нем родственную душу. Он тоже хотел взять от жизни максимум. Сильные чувства. Серьезные испытания. Ванесса думала, что их ждут сплошные приключения.
И вот она лежит на травке, а он играет в приставку со своими чокнутыми приятелями.
Но он по-прежнему самый красивый парень из всех, кого она знает. И целуется так, как ей нравится.
Ванесса раздраженно отмахнулась от надоедливой мухи. Солнце припекает, но первые осенние холода уже напоминают о себе. На горизонте начали собираться большие облака.
– Ванесса? – слышит она голос Вилле.
Ванесса поднимает руку и машет.
– Несса? – опять слышит она Вилле.
– Да! – кричит она в ответ. – Чего тебе?
Ответа нет. Она приподнимается на полотенце. Вилле стоит у открытого окна, уставившись на нее.
Нет. Он смотрит сквозь меня, думает Ванесса. Опять.
– Вилле! – кричит она, поддавшись внезапной панике.
Ноль реакции. Вилле вытягивает шею, осматривая окрестности.
– Да где же ты?
– Я тут! – орет Ванесса, размахивая руками.
Но он не видит ее и не слышит. Она подхватывает полотенце и машет им в воздухе, но он не обращает на нее внимания, и она раздраженно отбрасывает полотенце в сторону.
Вилле пошатнулся и чуть не упал. В буквальном смысле слова.
При этом он не сводил глаз с полотенца, брошенного на траву.
– Эй, смотри!
– Чего там? – сонно спрашивает Юнте, подходя к окну.
Лаки пытается протиснуться между ними.
– Полотенце, – говорит Вилле. – Оно вдруг появилось на траве. Клянусь. Его там раньше не было.
Юнте и Лаки таращатся на него, потом на полотенце и снова на Вилле. Потом разражаются хохотом.
– Вилле, блин, у тебя глюки! – покатывается Лаки.
Юнте что-то говорит и с треском закрывает окно.
Ванесса стоит в лучах солнца. Она четко видит перед собой свои руки. Загорелые ноги. Но чего-то не хватает. Что-то не так.
Она чуть не плачет, когда вдруг понимает, в чем дело.
На траве нет ее тени.
Сладковатый запах ударяет ей в нос, когда она проскальзывает в дом. Вилле сидит в кресле и, пялясь в телевизор, курит травку. Солнце светит сзади, превращая его светлые волосы в подобие ореола. Сердце Ванессы делает пируэт, как будто удивляясь, что видит Вилли.
Она хочет подойти и прикоснуться к нему, но не осмеливается. То странное, что происходит с ней, должно остаться тайной, пока она не выяснит, что это.
– Ванесса? – вдруг говорит Юнте.
Она оборачивается. Юнте не видит ее, но его глаза обшаривают комнату необычно живым и пристальным взглядом из-под натянутой на брови темно-синей шапки.
– Здесь кто-то есть, – говорит он. – Я, блин, уверен.
– Паранойя, – выносит диагноз Лаки.
Он полулежит на диване, крепко сжимая в руке джойстик от приставки. Толстый живот выпирает из-под футболки с надписью «Гордость Энгельсфорса». Лаки, которого на самом деле зовут Лукас, учился в одном классе с Ванессой, но бросил школу, не добравшись до гимназии. Вместо учебы он целыми днями работает у Юнте мальчиком на побегушках, приносит пиво, заказывает по телефону пиццу и помогает разводить в подвале травку.
– Вы слышали про пасторского сына? – спрашивает Лаки, тыча пальцем в пульт.
Ванесса видит, как замирает Юнте, правда всего на секунду. Вилле медленно выдыхает дым, который он задерживал в легких.
– Че? – говорит он.
– Элиас Мальмгрен. Сын пастора. Покончил жизнь самоубийством. В школе. Сегодня нашли.
– Ты уверен, что это он? – спрашивает Вилле.
Он пытается говорить небрежно, но в голосе слышно беспокойство, Ванесса уверена в этом.
Ну конечно, думает она. Они были знакомы. Элиас раньше приходил сюда за травой. Но это было давно, в девятом классе.
– Сто процентов, – отвечает Лаки.
– Черт, – говорит Юнте. – Он покупал у меня кое-что позавчера.
– Вы думаете, его не так торкнуло? – поинтересовался Лаки.
– Не так торкнуло?
Юнте и Вилле заржали. Лаки ухмыльнулся смущенно и так заискивающе, что Ванессу передернуло.
– Он и раньше пытался откинуть копыта, – объяснил Юнте. – А тут, наверно, решил, что после косячка дело пойдет легче.
Но совесть Юнте была неспокойна, Ванесса видела это. Интересно почему? Обычно Юнте не проявлял ни к кому сострадания.
- Предыдущая
- 9/97
- Следующая
