Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы) - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 109
- Предыдущая
- 109/152
- Следующая
Он вытащил у меня изо рта сигарету и затянулся.
– Ты же знаешь, Джонас, что я не могу иметь дело с этими парнями. Если уж мне суждено летать в председательском кресле, то я предпочитаю делать это у тебя. Здесь хоть я, по крайней мере, возглавляю генеральный штаб.
Конечно, он был прав. Война вынуждала нас к такому расширению производства, которое нам и не снилось. К этому мы не были готовы.
– Нам нужен управляющий канадским заводом, – продолжал Роджер.
Я молча кивнул. И здесь он был прав. На своих американских заводах мы будем выпускать детали для самолетов, а потом отправлять их для сборки в Канаду. После сборки канадские военно-воздушные силы будут перегонять самолеты в Англию. Если отладить такую систему, на производство одного самолета у нас будет уходить около трех недель.
У этой идеи имелись значительные преимущества в плане налогов. Строительство завода брались финансировать канадское и английское правительства, и это было нам выгодно. Во-первых, само строительство обойдется дешевле, потому, что мы не будем выплачивать проценты, а во-вторых, налоги с чистого дохода будут выплачиваться в Канаде, где налоговая скидка в четыре раза меньше, чем у дядюшки Сэма. Пилотам это тоже будет выгодно, так как они смогут заработать американские доллары.
– Хорошо, я согласен. Но ни у кого из наших служащих нет опыта по управлению таким громадным производством. Только у Морриса, но его мы отдать не можем. У тебя есть кто-нибудь на примете? – спросил я.
– Конечно, но эта кандидатура тебе не понравится.
Я посмотрел на него.
– Скажи кто, а там видно будет.
– Эймос Уинтроп.
– Нет!
– Он единственный, кто сможет справиться с таким производством. И надо бы поторопиться. При нынешнем развитии событий его обязательно кто-нибудь перехватит.
– Ну и пусть забирают этого говнюка и пьяницу. За что бы он ни брался, всегда заваливал дело.
– Он знает производство самолетов, – продолжал упорно настаивать Форрестер. – Я слышал, что произошло между вами, но к делу это не имеет отношения.
Я молчал. Впереди нас самолет командира группы «спит-файров» покачал крыльями. Это был сигнал вхождения в радиосвязь. Форрестер наклонился и щелкнул тумблером рации.
– Слушаю, капитан.
– Старик, в этой точке мы покидаем вас.
Я взглянул вниз. Под нами расстилались воды Атлантического океана, мы находились в сотнях миль от Британских островов.
– Все в порядке, капитан, – сказал Форрестер. – Спасибо.
– Счастливо добраться домой, ребята. И не забудьте прислать нам побольше самолетов, они понадобятся летом, чтобы отплатить немцам.
Форрестер рассмеялся. Над Англией нависла серьезная угроза, а эти парни уже думают о том, как будут бить немцев.
– Вы получите их, капитан.
– Все, конец связи.
«Спитфайр» снова покачал крыльями, и вся группа пошла на разворот, беря курс к родным берегам. Наступила тишина, и мы остались одни над Атлантикой. Я отстегнул ремень безопасности, поднялся.
– Если у вас все в порядке, то пойду немного вздремну.
Роджер кивнул. Я открыл дверь кабины.
– Подумай над моими словами, – бросил мне вслед Форрестер.
– Если ты об Эймосе Уинтропе, то считай, разговора не было.
Моррис с унылым видом сидел в кресле бортинженера. Когда я вошел, он поднял голову и произнес печальным тоном:
– Я этого не понимаю. Ведь все легко можно посчитать. Экипаж В-17 пять человек, а у нас девять. До Германии им лететь самое большое две тысячи миль, значит, им не нужен самолет с дальностью полета пять тысяч миль. Производственные расходы на выпуск В-17 немного больше половины наших расходов. Но у нашего самолета потолок высоты больше на тысячу футов и скорость на двести миль в час больше. Кроме того, в два раза больше бомбовая нагрузка.
– Твоя трагедия заключается в том, – сказал я, – что ты всегда опережаешь время. Они еще просто не готовы к такому самолету. – Во всей фигуре Морриса чувствовалась подавленность. Мне стало жаль его, но то, что я сказал, было правдой. Опираясь на мои деньги, Моррис стал величайшим в мире конструктором самолетов. – Забудь об этом. Пусть тебя не расстраивает, что они еще не понимают тебя. Наступит день и в воздухе окажутся тысячи таких самолетов.
– Но уже не в эту войну, – отрешенно произнес он, доставая из коробки термос. – Пойду отнесу Роджеру кофе.
Он ушел в пилотскую кабину, а я растянулся на койке. В ушах стоял шум работы четырех больших двигателей. Я закрыл глаза. Три недели я провел в Англии, и не одну ночь не удалось спокойно отдохнуть. Мешали то бомбы, то девочки. Бомбы и девочки. Бомбы. Девочки. Я уснул.
Раздался пронзительный визг бомбы, упавшей где-то рядом. Все разговоры за обеденным столом на минуту прекратились.
– Я беспокоюсь о своей дочери, мистер Корд, – сказала стройная, седовласая женщина, сидящая справа от меня.
Я посмотрел на нее, потом бросил взгляд на Морриса, сидевшего напротив. Его лицо побледнело и напряглось. Я снова посмотрел на женщину. Бомба упала почти рядом с ее дверью, а она беспокоится о своей дочери, находящейся в безопасности в Америке. А может, ей и следовало беспокоиться. Это была мать Моники.
– Я не видела Монику с тех пор, как ей исполнилось девять лет, – взволнованно продолжила миссис Хоулм. – Это было почти двадцать лет назад. Я часто вспоминала о ней.
Про себя я подумал, что она вряд ли слишком часто вспоминала о своей дочери. Раньше я полагал, что матери это не то, что отцы, но потом понял, что между ними нет никакой разницы. В первую очередь, они думают о себе. Общим у нас в судьбе с Моникой было то, что у нас не было заботливых родителей. Моя мать умерла, а ее сбежала с другим мужчиной.
Она смотрела на меня своими большими глазами с длинными черными ресницами, и я уловил в ней ту красоту, которая перешла от нее к дочери.
– Как вы думаете, мистер Корд, вы увидите ее по возвращении в Америку?
– Сомневаюсь, миссис Хоулм, – ответил я. – Моника живет в Нью-Йорке, а я в Неваде.
Помолчав некоторое время, она снова внимательно посмотрела на меня.
– Вы не испытываете ко мне симпатии, мистер Корд, не так ли?
– Я как-то не задумывался об этом, миссис Хоулм, – быстро ответил я. – Прошу прощения, если у вас создалось такое впечателние.
Она улыбнулась.
– Я сужу об этом не по вашим словам, мистер Корд. Просто я почувствовала, как вы напряглись, когда я сказала вам, кто я. Думаю, что Эймос вам все доложил обо мне: как я сбежала с другим, оставив его одного с маленьким ребенком.
– Мы никогда не были настолько дружны с Уинтропом, чтобы говорить о вас.
– Вы должны поверить мне, мистер Корд, – прошептала миссис Хоулм с настойчивостью. – Я не бросала свою дочь, я хочу, чтобы она знала об этом и поняла меня. Эймос Уинтроп был бабником и обманщиком, – тихо, без раздражения сказала она. – Десять лет нашей супружеской жизни были адом. Я застала его с другой женщиной уже во время медового месяца. И когда я полюбила честного, благородного человека, Эймос стал шантажировать меня тем, что не отдаст мне дочь и испортит карьеру человеку, которого я полюбила.
Я посмотрел на нее. Это было похоже на правду. Эймос был способен на такие штуки, уж я-то знал.
– А вы когда-нибудь писали об этом Монике?
– Разве можно написать о таком собственной дочери? – я промолчал. – Лет десять назад Эймос сообщил мне, что собирается отправить Монику ко мне. Тогда я подумала, что, когда она узнает меня, я все объясню ей, и она поймет. Но вскоре я прочитала в газете о вашей свадьбе. Словом, Моника не приехала.
Подошел дворецкий и убрал пустые тарелки, другой слуга расставил чашки. Когда они удалились, я спросил:
– Что бы вы хотели, чтобы я сделал, миссис Хоулм?
Ее глаза снова внимательно смотрели на меня, но теперь они слегка затуманились от слез, хотя голос по-прежнему остался твердым.
– Если вам случится говорить с ней, мистер Корд, передайте, что я спрашивала о ней, думаю о ней и надеюсь получить от нее весточку.
- Предыдущая
- 109/152
- Следующая