Все горят в аду - Ридли Джон - Страница 22

• Предыдущая
• 22/48
• Следующая

Очень скоро Парис пришел к выводу, что тот разговор состоял не из одних околичностей и преувеличений. Вскоре он задумался вот о чем: что может помешать агентам ударить ножом в спину и перерезать горло? Людей убивают за мелочь, за кроссовки "Эйр Джорданз". Убивают за то, что кто-то на кого-то не так посмотрел в автомобильной пробке на 405-м. А ради того, чтобы заполучить наследие Яна, кассету стоимостью десятки или сотни миллионов, на что эти люди – голливудские агенты – способны?

Под локтем Париса хлюпнул лоскуток кожи, прикрывавший отверстие от пули, которая вышибла Бадди мозги. Парис стал думать, что бы ему...

Они здесь!

Мысль о том, что убийца Бадди, кто бы он ни был, возможно, до сих пор здесь и способен на большее, настигла Париса решительно и внезапно. Он вскочил, бросив труп. Не занятая мыслями голова Бадди брякнулась о деревянный пол, выплеснув, наподобие бутылки кетчупа, еще одну порцию мозгов.

Парис внимательно прислушался, силясь различить за стуком собственного сердца невидимого убийцу. Он подумал, что надо бы пойти к двери, выбраться из квартиры, но его отяжелевшее от страха тело ему не повиновалось. Так стоял он, оцепеневший, – очень выгодная мишень. Время шло, однако невидимый убийца так и не выскочил из какого-нибудь укрытия, чтобы всадить пулю в Париса. Еще чуть погодя Парис осознал, что невидимого убийцы в квартире нет. Его никто не тронет.

И Париса немедленно настигла следующая мысль: "Он вернется! " Он, они. Они – пехотная часть, промаршировавшая по бульвару Уилшир, высланная Бейлисом любой ценой реквизировать кассету, – очень скоро они вернутся за ним.

Парис бросился в спальню. Засунул руку под диван, достал рюкзак. Кассета по-прежнему представлялась ему чеком, ожидающим обналичивания. Если только убийца – убийцы – не нашли ее. Сунув руку в глубь рюкзака, Парис нащупал там пустоту. Пустоту и... Что за черт? Какой-то сверток? Где эта сволочная...

Кассета! Вот она. Парис засунул кассету обратно в рюкзак, а вместе с ней несколько пар джинсов, несколько футболок, немного надежды и маленький шанс, – потому что маленький шанс – это единственное, на что он мог рассчитывать в такой ситуации.

Закрыв рюкзак, Парис закинул его на плечо и ринулся к выходу.

Стоп.

Безликие душегубы могли держать дверь под прицелом. Или, хуже того, они могут войти в тот момент, когда он будет выходить. Парису не хотелось умереть из-за столь удачного стечения обстоятельств. Надо бежать через заднее окно, вот что. Парис развернулся и рванул к другому выходу.

Стоп.

Он вернулся в гостиную. К трупу Бадди.

– Прости, старина, – сказал он бывшему соседу. – Это... это все я виноват. Я виноват и... я отплачу им. – Парис выругался. – Я придушу эту суку Бейлиса. Я...

Подогреваемую жаждой мести браваду Париса накрыла стремительная волна страха. Чем дольше он простоит тут, извиняясь и давая обеты мертвому Бадди, тем больше у него шансов кончить точно так же.

Парис оборвал свою пламенную клятву и, не оглядываясь, распахнул окно спальни.

Ральфс расположен к югу от Ла-Бреа. Он достаточно удален от Фэрфэкса, чтобы Парис мог спокойно остановить "гремлин", опустить в прорезь монету и набрать несколько цифр, не оказавшись под пристальным наблюдением ударной бригады, посланной на его уничтожение...

– Офис Чэда Бейлиса, – сказала девица на другом конце провода.

– Дайте его.

– Извините, – отозвалась секретарша. – Представьтесь...

– Дайте его.

– Как вас зо...

– Давай мне его, черт, сейчас же! – гаркнул Парис ей в самое ухо. – Дай ему трубку, мать твою!

Ярость Париса не пронимала Джен. Проработав восемь месяцев на секретарском посту, она вполне привыкла к потокам грязи, которую выплескивали на нее звезды, менеджеры звезд и бешеные продюсеры, считавшие вселенской трагедией не поданный вовремя лимузин, не те закуски на вечеринке после концерта, не тех шлюх, доставленных в номер. Ну и крик они поднимали! И вот очередной звонит, разоряется, Чэда, ему, мать твою, подавай, и немедленно...

Побейте собаку некоторое время плеткой – и она привыкнет. Джен связалась с боссом.

Чэд напряг изгрызенный кокаином мозг, чтобы поднести руку к телефону.

– Чэд, тут человек звонит. Расстроенный какой-то.

У Чэда барахлил слух. Ему стоило немалого труда понять, о чем толкует женщина в соседней комнате. Она продолжала:

– Он не назвался, но, по-моему, это тот, который утром звонил.

Чэд, про себя: "Они его, наверное, нашли". Чэд схватил трубку, торча уже не только от наркотика, но и от сознания, что может посылать своих фаворитов в хляби Лос-Анджелеса и отзывать их, выполнивших задание, обратно. "Ты знаешь, как называют в этом городе таких молодцов?" – спросил сам у себя Чэд.

"Хончо"[10], – ответил он. Да, вот кто он такой. Тепло разлилось у него в груди, под тем местом, куда он только что повесил себе медаль. В трубку:

– Ты, ублюдок. Тебе понравилось, как мои ребята работают?

Парис не знал, чего ожидать от Бейлиса. Возможно, злобы. Возможно, гнева. Но ликования?! Ты, конечно, читал о людях, которые убивают и счастливы этим. Которые убивают ради кайфа. Пресса награждает этих ребят звучными именами. Ночной охотник. Убийца с шоссе. Душитель с Холмов. Это шатуны, бродяги – дегенераты, которых ты рассчитываешь застать голосующими на перекрестке 10-й и 15-й, готовых к охоте на мальчиков и проституток. А вот где ты никак не рассчитываешь встретить развеселых психов, так это в деловом районе Беверли-Хиллз.

А может, и нет.

Может, именно здесь их и встретишь. Может, Голливуд, что в США, и есть самая благодатная почва для психопатии.

Может, Парис просто не очень хорошо знал, что такое индустрия развлечений.

– Зачем ты это сделал? – спросил Парис и тут же повторил: – Зачем?

– Затем, что это моя кассета, вот зачем. Ты решил, будто можешь мне мозги полоскать, и тебя нужно было поставить на место. Ты ничтожество, понимаешь? Жалкая букашка под моим каблуком.

Жара, шум города, вся экология Лос-Анджелеса давила на Париса, выжимала из него все соки. Она медленно умерщвляла его каждый день – уже несколько лет, – с тех пор как, доехав за час до Лос-Анджелеса, он остался в городе, чтобы из простого ирвайнского мальчишки выбиться в кого-нибудь посолиднее.

Прошли годы.

Парис уже не мальчишка. Других изменений не произошло, и вот теперь дань, наложенная на Париса городом его мечты, набрала достаточный вес, чтобы раздавить его в лепешку.

– Ты, кретин безмозглый!

Люди на стоянке обернулись, вытаращились на Париса. Это был, по-видимому, очень мощный вопль, раз лос-анджелесцы обратили на него внимание.

– Я иду в полицию! Расскажу им все! – орал он.

Полиция.

Слово впилось в ухо Чэда колючей проволокой и вызвало ряд неприятных ассоциаций. Расследование. Хищение. Приобретение наркотиков.

Полиция?

Черт, что же это Маркус с Джеем над пацаном учинили? Он велел им добыть кассету, не более. Добыть кассету. Может, он слегка перебрал в выражениях, но он же хотел только объяснить, насколько все серьезно. Он же не хотел, чтоб они...

Разве он велел им пацана мучить? Как плохо кокаин действует на память. Ну правда же, он не велел им мучить пацана? Он ведь не говорил им: добудьте кассету, даже если придется...

Чэд начал скисать. Медаль хончо упала с его груди.

– Что... Подо...

– В полицию заявлю, козел! Ты думал, тебе это с рук сойдет?

– Ты не... Полицию нельзя вовлекать.

– Спохватился, привет! Богом клянусь, засажу тебя! Ты никогда эту кассету не увидишь!

– Послушай меня...

– Ни за что!

– Ты, слушай меня! – Чэд снова окреп и двинулся в лобовую атаку: – Ты украл эту кассету. Это ты ее украл, и это ты вымогал у меня деньги. Кому, думаешь, поверят легавые, мне или подзаборной швали типа тебя? Давай, давай, – блефовал Чэд, – давай звони в полицию. Деньги решают все, а с моими деньгами мне не страшны никакие проблемы. Ты нарвался, ублюдок. Ты труп. Я приду за тобой и убь...

• Предыдущая
• 22/48
• Следующая