Все горят в аду - Ридли Джон - Страница 20

• Предыдущая
• 20/48
• Следующая

Дверь. Брайс была на кухне, а дверь поджидала Бадди. Бадди нужно было всего-то подойти к двери, открыть ее и добраться до славных, готовых помочь зверски избитому и истерзанному земляку лос-анджелесцев.

Но он не мог подойти.

Брайс что-то сделала с его ногами. Что-то такое, из-за чего Бадди не хотел смотреть вниз, зная наверняка, что им станет от этого еще больнее.

Но он мог ползти. Да, точно. Ползти – это он мог делать с новообретенной сноровкой. Вот Бадди и пополз в сторону двери, только он не то чтобы полз, а совершал нечто гораздо менее очевидное. Вроде бы как морской лев, перемещающийся по акру битого, не вполне укатанного стекла. Бадди выбрасывал вперед руки, потом подтягивал туловище. Каждый пройденный миллиметр сопровождался хрюканьем, стоном и рыком.

Брайс по-прежнему была на кухне, искала наркотики, поэтому не заметила уползающего Бадди. А радио, не позволявшее Бадди получить помощь со стороны, теперь давало ему возможность оставаться незамеченным.

Выбросить вперед руки, подтянуть туловище.

Так, доползти до двери, а там уже все будет хорошо, увещевал сам себя разум Бадди. На улице люди. Там добрые самаритяне, полиция и, быть может, части ВВС, которые разделаются с этой сукой. На улице все прекрасно и замечательно, и там уже больше не будет сигарет. Господи, пусть больше не будет сигарет. Пусть во всей вселенной больше не будет сигарет.

Выбросить вперед руки, подтянуть туловище. Три миллиметра пройдено. Впереди миля.

Он сможет сделать это. Он способен. Он сможет, если Брайс останется на кухне еще около часа. Еще часок...

Песня по радио затихла, перетекла в другую. Раздались гитарные раскаты семидесятых.

Не успели прозвучать первые несколько тактов песни, как с кухни раздался визг Брайс. Она влетела в гостиную.

Бадди перестал двигаться, как будто его неподвижность могла каким-то образом вписать его самого, рубцы и гнойные нарывы, влачимые им к двери, в обстановку комнаты: тут, Брайс, всего лишь умирающий человек, не более.

Он понимал, что ничего не выйдет.

Он понимал, что она заметит.

Она не заметила.

Брайс всего-навсего подошла к раздолбанному "Сони". Врубила его на всю катушку. "Hey you" в исполнении "Бахман-Тэрнер-Овердрайв" сотрясло стены.

– Обожаю эту песню! – по-девчоночьи завизжала Брайс.

И стала танцевать. Прямо посреди комнаты. Успев приспособить какого-то хмыря под пепельницу и собираясь продолжить поиски наркотиков в его квартире, она вполне профессионально двигалась и так же профессионально улыбалась. Ей недоставало только высоких сапог а-ля Нэнси Синатра, с молниями на икрах. Брайс так сотрясала своими телесами, что кажется, саму себя завораживала. В области таза у нее работал огромной мощности механизм соблазна. Скорее всего, она таким образом угробила мужчин не меньше, чем сигаретами.

Ее голова моталась.

Ее тело билось под гитарный рокот.

Ее грудь вела себя так, будто желала убедить всех в своем существовании.

В общем, зрелище что надо, было бы кому смотреть. А смотреть было некому, разве что Бадди, а Бадди – пока Брайс оттягивалась под навороты толстых канадских рокеров – еще раз попытался отползти к двери. На этот раз он прополз два миллиметра вместо одного.

Выбросить вперед руки, подтянуть туловище. Как больно!

Брайс подняла руки, помахала ими над головой. У нее был голый пупок. В пупке торчало платиновое кольцо.

Выбросить вперед руки... Руки уперлись в дерево. Дверь! Самая прекрасная дверь в истории человечества. Теперь руки не вперед, а вверх. У Бадди хватало сил оперировать только одной рукой. Рука протянулась, нащупала ручку, повертела ее. Рука была слабая, по ладони бежала кровь, поэтому жест стал крупным событием. Еще раз – протянулась, нащупала, повертела. Кончики пальцев скользнули по меди.

Брайс перемещалась по комнате под музыку. Схватила Бадди за лодыжки. Мощным рывком оттащила его от двери.

Он стукнулся башкой об дверь, башка дернулась. Одно ухо приняло удар. Другое слышало голос Брайс:

– Вот дуралей, перехитрить меня вздумал.

Она все знала. Все время, пока она танцевала, кружилась и извивалась, она знала великий и продуманный план Бадди по бегству-уползанию. Она позволила ему протащиться по комнате только ради последующего удовольствия подскочить и загасить тот огонек надежды, который у него остался, – так же, как гасила окурки об его тело. Она просто играла с ним, забавлялась. Она его как бы...

Ах да, напомнил себе Бадди. Она его как бы мучила.

Брайс нависла над Бадди. Он видел ее ноги, лобок, живот и груди, лицо – ее лицо, которое в растерзанном восприятии Бадди было так далеко, но при этом как легко читалось на нем: "Игры закончены".

– Слушай, – громко произнесло лицо. – Мы немного развлеклись, да? Песенок послушали, сигарет покурили. Но ты уж больно занудный ухажер, и мне вообще-то есть чем еще заняться. Так почему бы тебе не сказать, где наркотики, а то мне ведь придется сыпануть соли на твои раны. Я серьезно.

"Она вроде не шутит, – подумал Бадди. – А я и так почти мертв, правда же?"

Надо было слушать Париса, укорял себя Бадди. Да, Парис хотя звезд с неба и не хватает, так, обычный продавец "24/7", но оказался прав. Прав насчет Альфа, прав насчет беды, в которую можно попасть, замахнувшись на собственность наркокоролей города. Молодчина этот Парис. Все наперед просек. Теперь Бадди не сомневался в том, во что раньше верил только отчасти: Парис нашел бы выход из этого затыка. Парис разобрался бы. Вот бы поговорить с Парисом.

– Парис...

Брайс услышала, как дрожит то, что прежде было губами Бадди. Она опустилась на колено, поднесла голову к его устам.

– Парис? Что Парис? – спросила она.

Его ответ донесся до нее слабым отголоском.

– Парис – это твой сосед по комнате? Что за имя такое, черт побери, – Парис? Где этот перец?

Голос сошел на шепот.

– В каком гастрономе "24/7"?

Слабый голос вовсе сошел на нет.

– Мне, похоже, есть смысл переговорить с этим твоим Парисом. Так, лапуля Бадди. Похоже, мы уже друг друга утомили. Мне теперь вот что от тебя нужно. Мне нужно, чтоб ты лег и закрыл глаза. Больше ничего, просто ляг, и все. И не открывай глаза, а то сюрприз будет испорчен.

Бадди закрыл глаза. Вернее, один глаз – который не заплыл. Казалось бы, хуже некуда, но в темноте стало еще страшнее. Бадди что-то бормотал.

Радио замолчало, и зловещий мир приобрел еще большую зловещесть.

Бадди продолжал бормотать, громче:

– Пожалуйста, не убивай меня... Пожалуйста. Не надо, пожалуйста.

– Глаза закрыты. Не порти сюрприз.

Топот "тимберлендов" по деревянному полу, потом ничего. Тишина.

Кошмар достиг критической массы.

– Не надо. Не убивай меня. О боже... Тишина.

Тишина.

Бадди не открывал глаз. Минут пять прошло? Двадцать? Пятнадцать секунд? Определить было невозможно, казалось только, что это навсегда, и Бадди пролежал в темноте и тишине, сколько смог...

Бадди открыл глаза.

Брайс стояла над ним, с пушкой в руке.

Брайс сказала: "Сюрприз!"

Пушка сказала: бах.

Маркус пер на своем "ауди" через заторы в сторону Фэрфэкса. Рядом с ним сидел Джей и весь светился.

– Это было так... – Джей был до того взволнован, что не смог охарактеризовать их приключение иначе: – ...захватывающе. Это былота-а-а-а-а-ак... Я никогда еще... Он поверил, что мы федеральные агенты.

– Да лажа это все. Это наш хлеб. Кинуть артиста, кинуть студию, а потом кинуть еще и публику. Этот хмырь из "двадцать четыре, семь", что ли? Еще одного кинули.

– А ты. Ты был такой спокойный. – Джей, не удержавшись, оглядел Маркуса с ног до головы. – Такой крутой.

Маркус молча вертел баранку. Джей смотрел, как Маркус вертит баранку. С большим интересом смотрел.

Маркус почувствовал, что на него смотрят.

– В чем дело? Чего уставился?

– Ничего. Я... так, ничего.

Приехав по адресу, который сообщил, терзаясь, мистер Башир в "24/7", Маркус кивнул на многоквартирный дом и сказал: "Вот тут".

• Предыдущая
• 20/48
• Следующая