Лучше не бывает - Рич Лейни Дайан - Страница 13
- Предыдущая
- 13/53
- Следующая
– Это только за первую неделю, а объявление обычно работает месяц. Это еще три недели, каждая из которых стоит дороже.
– Ну, знаете! Ни стыда у вас, ни совести!
– Так как насчет кредитной карты? Она у вас вообще-то имеется?
– Имеется, но не для таких кровопусканий!
– Ладно, – сказала Дженнифер со вздохом. – Вот как мы поступим: я постараюсь уложиться в две строчки – ну, вы знаете, мелким шрифтом и поменьше пробелов – и запущу ваше объявление всего на две недели. Двадцать два доллара вам по силам?
Я уставилась на мерзкий лозунг. «Делай хоть что-нибудь стоящее». Неужто я в самом деле настолько вне себя от ярости, чтобы выложить за ответный выпад двадцать два доллара? Так ли уж мне необходимо устроить этому типу словесную порку? Что я, в самом деле, настолько озлоблена на весь мир, чтобы тратить время на крысиные бега?
Да, я такая!
– Вот вам номер моей карты, пишите!
В положении безработного есть одна очень неприятная сторона: он изнемогает от скуки и при этом слишком подавлен, чтобы чем-то заняться. Я могла бы провести время с большей пользой. Добровольцы всегда нарасхват. Можно помогать тем же безработным, бездомным, беспардонным или бессовестным – да мало ли кому! Вместо этого я торчала у телевизора, просиживая диван, обзаводясь складками на заду и боках, перескакивала с одного канала на другой и накапливала бессмысленную информацию, причем на повышенном уровне громкости, чтобы заглушить музыку в голове. И ждала. Ждала, когда смогу нанести удар.
«Жизнь – это вечное крушение наших надежд».
Я вздрагивала от стыда, когда вспоминала этот момент, каждый раз заново осознавая, что Уолтер меня просто пожалел. А ведь я больше всего ненавидела именно жалость. Вот уж никогда не думала, что опущусь до того, чтобы меня жалели. И конечно, даже в самом страшном сне мне не могло привидеться, что жалеть будет интересный мужчина.
Мне следовало встряхнуться, позвонить в сборочный цех машин «Мазда» и так ловко преподнести себя, чтобы за меня ухватились обеими руками. Чтобы иметь возможность показать миру нос. Увы, одна мысль о том, что предстоит рыться в накладных и фактурах, повергала меня в глубокую депрессию.
Итак, я все глубже погружалась в пучину опасного безделья, болталась между ненавистью и презрением и в конце концов начала верить, что в мире не существует ничего, кроме черно-белой Люси, Кусто, в его шапочке и ребят из телешопинга с их назойливыми попытками всучить всевозможное барахло, «без которого вы никак не можете обойтись».
Телефон зазвонил в один из тех дней, когда я больше ненавидела все на свете, чем презирала. Поскольку молчал он уже давно, я схватилась за него, как утопающий за соломинку, не заботясь о том, кто окажется на проводе. По крайней мере мне предстояло услышать живого человека.
– Я звоню по объявлению, – сказал тихий, кроткий, усталый голос, едва слышный за воплями очередного телепродавца.
Я поскорее выключила звук.
– По объявлению? Это по какому?
Я обшарила закоулки памяти и не обнаружила там ничего подходящего к случаю – память у меня была, прямо скажем, коротковата еще и до близкого знакомства с Альбертом.
– По вашему объявлению. Я Лаура.
Лаура. По голосу я представила ее себе замкнутой и печальной. О чем же, в конце концов, речь? Ах да, ответный выпад!
– Как, это сделали вы?
Меня сбило с толку то, что Лаура сразу не пошла в атаку. Мне казалось, с этого и начнется. Разве тот, кто оперирует такими лозунгами, не должен быть по натуре агрессивен? Не должен полагать, что все знает лучше других? А эта женщина казалась такой же одинокой, как и я, и в состоянии той же отчаянной потребности пообщаться хоть с кем-то. И возможно, хоть ненадолго дать отставку своему Альберту.
– Простите? – прозвучало в трубке, и это было не столько извинение, сколько вопрос.
Сейчас начнет вещать, как Дженнифер. Чертовы южанки! Красотки с роскошными шевелюрами, которые не теряют вида даже во сне.
Увы, я уже не могла как следует рассердиться. По правде сказать, все, что мне было нужно, – это услышать «простите».
Я это получила. Хорошо бы еще оставить за собой последнее слово.
– Знаете что, Лаура? Забудем эту историю. Просто в следующий раз, когда вам в голову взбредет что-нибудь подобное, не спешите помещать объявление.
Я забросила телефон в угол, на кучу снятого с постели грязного белья, и включила звук телевизора громче прежнего. Сеанс телешопинга закончился, началась реклама краски для волос, мгновенно действующей методом распыления. Мир становился все более опасным местом для идиотов со свободными деньгами.
…Я в рыбацкой лодке вместе с тремя детишками и поросенком – никто из них не имеет ко мне отношения, но все явно ждут от меня каких-то действий. На мне платье, которое я надевала на выпускной бал, и роскошные черные туфельки почти сплошь из ремешков. Я принимаюсь истово грести, чтобы спасти наши пять жизней, но хотя берег буквально в двух шагах, он почему-то не приближается.
Я пытаюсь дотянуться до берега веслом. Его длины не хватает совсем чуть-чуть, и тем не менее попытка не удается. Поросенок тычется пятачком в ребенка и, судя по крикам того, кусается. А потом вдруг все они исчезают, к моему великому облегчению. Рядом сидит теперь Брюс Уиллис. Строго говоря, не сам Брюс, а тот, кого он играл в «Агентстве "Лунный свет"», – Во всем мире не найдется мужика аппетитнее!
Понятное дело, я перестаю рваться вон из лодки.
– Кыш! – говорит Дэвид.
– Это как? – спрашиваю я жалобно.
Дэвид возводит глаза к небу. Он заметно возмущен моим присутствием. Его возмущение заразительно. Я требую свою долю простых житейских удовольствий – например, мужской галантности. Но этот тип и не думает изображать джентльмена.
– Кыш из моей лодки!
– Но там вода!
– Подумаешь! Промочишь ноги. От этого не умирают.
Я разглядываю берег. Он роскошен: сплошные пальмы, золотой песок пляжа и прочие радости. Только там совсем безлюдно. Ни одной живой души. Это придает красотам природы заброшенный вид.
– А что мне там делать? – спрашиваю я Дэвида. Он одаряет меня улыбкой, которую я так хорошо знаю и люблю, – улыбкой Эдисона из «Агентства "Лунный свет"». Его рука завладевает моей. Я не могу удержаться от счастливого вздоха. Думаю, самое время перейти к «искушению святого Антония». Я тянусь вбок в ожидании поцелуя от мужчины, которого на самом деле не существует (что, кстати сказать, и делает его таким обольстительным). Однако лодка вдруг начинает крениться, и я плюхаюсь на «пятую точку» в прибрежные воды, где так и кишит подозрительная подводная жизнь. Дэвид без труда удерживает равновесие. Он возвышается надо мной, стоя в лодке со скрещенными руками, весь такой грозный и праведный. Теперь он больше напоминает моего отца.
– Жизнь – это вечное крушение наших надежд… – мямлю я самым жалостным тоном (в точности как и выгляжу).
– Жизнь – это то, что мы сами из нее делаем, – возражает Дэвид и исчезает, а с ним и лодка.
Я поднимаюсь на ноги, бреду к берегу по щиколотку во всевозможном мусоре, нанесенном волнами, и думаю лишь о том, что вряд ли когда-нибудь еще буду носить такую роскошную обувь…
Зазвонил будильник, а с ним включилось радио, наполнив спальню ревом музыки. Я подскочила в постели как гальванизированная и впервые по-настоящему огляделась.
Радио-часы были погребены под грудой постельного белья, которое не вошло в корзину (я давно забыла, что такое стирка). Другие грязные вещи постепенно расползлись по всей комнате, и даже в гостиной намечался зародыш уже второй такой кучи. Из-под голубого одеяла, наполовину свесившегося с постели, виднелся край коробки от пиццы, съеденной еще на прошлой неделе. У туалетного столика валялась зубная щетка (память не сохранила того момента, когда и как она там оказалась). Венчала весь этот бардак пустая бутылка из-под виски – мой очередной Альберт.
– Так вот оно какое, самое дно! – буркнула я, неуклюже вылезая из постели. – Что ж, пожалуй, пора выбираться.
- Предыдущая
- 13/53
- Следующая
