Похороны викинга - Рен Персиваль - Страница 60
- Предыдущая
- 60/69
- Следующая
Наконец я добрался до верхушки холма, усеянного крупными камнями. Я был на расстоянии полумили от форта, и здесь было сравнительно безопасно. Отсюда я видел всех часовых, а они меня не видели. Кроме того, здесь было немного тени и можно было поспать перед выходом в мой почти безнадежный поход… Почти безнадежный? Нет, совершенно безнадежный, если только мне не удастся достать верблюда… Но как достать? Убить часового и взять его верблюда? Нет, это было бы гнусным убийством своего же товарища.
Лучше попробовать ночью пробраться в оазис и там украсть верблюда. Это, конечно, трудно сделать, потому что ночью будет светить луна и везде будут ходить патрули. Кроме того, верблюд несомненно поднимет страшный шум.
Это было опасно и трудно, но все же возможно, потому что я был в форме и, если ко мне подошел бы стоящий у верблюда часовой, я сделал бы вид, что я ординарец и ищу своего верблюда. Может быть, даже лучше было бы прямо подойти к часовому и сказать, что я послан в Токоту с депешами. Это было вполне возможно. Надо было только, чтобы часовой не узнал меня в лицо, если он меня знает, и не понял, что я вовсе не состою в его отряде. Итак, это было возможно. Если меня не узнают, если я хорошо сыграю свою роль, если я не наскочу на самого офицера… В моем плане было слишком много «если», но другого плана нет. Кроме того, если меня пристрелят при попытке добыть верблюда, то письмо тете Патрисии дойдет до нее с не меньшим, если не с большим успехом, чем когда я повезу его сам. Итак, я решил дождаться темноты и попытаться ночью захватить верблюда.
Всеми силами я старался заставить себя думать о стоявших передо мной задачах, чтобы не думать о гибели Майкла. Но больше не мог удержаться и вдруг, охватив голову руками, стал качаться и повторять вслух:
– Майкл погиб, Майкл убит, Майкл умер…
Несмотря на страшную жару и охватившее меня отчаяние, я уснул и спал до темноты.
Проснувшись, я понял, что мне повезло: ближайший часовой стоял по крайней мере в тысяче метров справа от меня и никоим образом не мог меня видеть.
Солнце зашло, и страшная жара постепенно спадала. Форт и оазис выглядели совершенно мирно. В форту не было никакого движения, а в оазисе изредка блестел штык часового и вставал из-за пальм столб розового дыма. По-видимому, форт не был занят новым гарнизоном, его мертвые защитники были оставлены в амбразурах. Не могли же эти неподвижные фигуры на стенах быть живыми солдатами. Ведь ни один начальник не заставил бы всех своих солдат стоять в карауле после суточного перехода.
Меня это очень удивило. Я рассчитывал, что к этому времени мертвые уже будут погребены и в форту будут выставлены посты. Впрочем, мне все это было безразлично, лишь бы они оставили своих верблюдов в оазисе. Как раз в это время маленький отряд с офицером верхом на муле вошел в ворота форта. Я рассчитывал, что увижу, как они убирают и хоронят мертвых, но я этого не увидел. Из-за своего прикрытия я не видел крыши форта, но, конечно, заметил бы, как они убирают трупы из амбразур.
Некоторое время спустя отряд возвратился в оазис, а офицер остался в форту. Интересно знать, что они подумали об убитом коменданте с французским штыком в груди, о мертвом легионере с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками, о мертвецах, стоявших на карауле, и о полном отсутствии жизни в форту, из которого незадолго перед тем было сделано два выстрела… Вероятно, старики-легионеры сочинили этому какое-нибудь сверхъестественное объяснение.
Постепенно стемнело, и медленно поднялась огромная луна. В сумерках перед восходом луны я подполз поближе к форту и оазису. За одним из песчаных холмиков притаился и стал ждать, чтобы все, не стоящие на постах, уснули. Тогда я встану и прямо пойду в оазис, как будто меня послали из форта. Если меня окликнут, буду разыгрывать исправного служаку. «Дурак, – скажу я часовому. – Ты мешаешь мне пройти. Ладно. Я ничего не имею против. Только, пожалуйста, не обижайся, что мне придется доложить начальству, кто помешал мне выполнить задание…»
С холма, на котором я лежал, я увидел, как вся колонна строем вышла из оазиса и направилась к форту. Я не понимал, что это значит. Они дошли до форта, повернулись, выстроились фронтом спиной ко мне и стали вольно. По-видимому, их начальник дал им день отдыха и теперь решил привести в порядок форт. Мне это было на руку. Это облегчало мне вход в оазис…
Начальник отряда выехал на муле из оазиса и подъехал к форту. Солдаты стали смирно. По-видимому, он собирался сказать им речь. Вероятно, поблагодарить за блестящий переход. Вдруг стоявший рядом с ним солдат закричал и указал на форт. Я взглянул на форт и чуть не вскочил на ноги от неожиданности. Он горел!
Огонь вырывался со всех сторон, вероятно, форт был подожжен в нескольких местах… Что же это означало? Ведь не могло же это быть сделано по приказу начальника отряда… Конечно, нет. Но, может быть, это сделал какой-нибудь полупомешанный легионер, оставленный на посту внутри форта? Чепуха. Если кто-нибудь был оставлен в форту, то он стоял бы на вышке.
Что же мне теперь делать? Может быть, прямо броситься в оазис, пока все будут заняты попытками потушить пожар?
В этот момент я увидел движение на крыше горящего форта. Кто-то осторожно сбросил из амбразуры винтовку, перелез через бруствер и спрыгнул вниз. Все время он держался так, чтобы между ним и стоявшим перед фортом отрядом находилась возвышавшаяся над воротами башня.
Кто бы ни был этот легионер, поджегший форт Зиндернеф, я ему сочувствовал и хотел помочь. Надо было предупредить его, чтобы он не вылез прямо на стоящего справа от меня часового. Я пополз по направлению к нему. Несколько минут спустя он меня заметил и поднял винтовку. Ему, видимо, не хотелось, чтобы его взяли живьем. Ясное дело, он должен был сознавать, что жечь форты, принадлежащие госпоже Республике, не полагается.
Я вынул носовой платок и стал ему махать. Потом положил винтовку и пополз навстречу. Я заметил, что через плечо у него была надета труба, волочившаяся за ним по песку. Подойдя поближе к нему, вдруг почувствовал, как волосы у меня становятся дыбом от ужаса. Я совершенно похолодел: мне показалось, что это Майкл.
Это был не Майкл, это был Дигби.
– Хэлло, Джон! сказал он. – Я так и думал, что ты где-нибудь здесь шатаешься. Закрой рот и давай удирать.
Несмотря на его спокойную речь, чувствовалось, что он страшно измучен. Он был смертельно бледен, и руки его дрожали.
– Ранен? – спросил я.
– Хуже… я только что устроил Майклу похороны викинга, – ответил он и закусил губу.
Бедняга Дигби, он любил Майкла не меньше чем я, может быть, даже больше. Ведь они были близнецами, а между близнецами всегда существует какая-то странная, почти сверхъестественная связь. Бедный Дигби. Я обнял его, и мы вдвоем тихо лежали, спрятавшись между двумя песчаными буграми.
– Жаль мне тебя, Джон, – сказал он, наконец овладев своими чувствами. – Ведь ты видел, как он умирал… Это, конечно, ты его прибрал.
– Он умер, спасая мою жизнь, – сказал я. – Он умер совершенно спокойно и без мучений. Он оставил нам поручение. У меня есть письмо для тебя, вот оно… Давай обойдем этого часового, спрячемся и будем выжидать, пока нам удастся стащить верблюда…
И я повел его в обход часовых, поближе к оазису.
Несколько минут спустя мы устроились на верхушке песчаного холма. Сзади и с обеих сторон нас окружали более высокие холмы, а впереди был горящий форт и неподвижный фронт легионеров
– Они не испортят его похорон, – сказал Дигби дрожащим голосом. – Они не смогут получить доказательств того, что ты убил Лежона. Сейчас на них нападут туареги. – И он поднял винтовку.
– Не надо убивать, Диг, – сказал я. Мне казалось, что было пролито совершенно достаточно крови.
– Я не собираюсь кого-либо убивать, – ответил Дигби. – Слушай, давай играть в туарегов. – И он выстрелил в воздух. Я последовал его примеру и выстрелил, целясь так, чтобы моя пуля пролетела над головой офицера. Мы быстро стреляли, а вскоре к нам присоединились часовые. По чему они стреляла, я не знаю. Надеюсь, что не друг в друга.
- Предыдущая
- 60/69
- Следующая
