Похороны викинга - Рен Персиваль - Страница 45
- Предыдущая
- 45/69
- Следующая
– Что же нам делать Майк? – спросил я.
– Надо организовать группу нормальных людей, не собирающихся кончать жизнь самоубийством и прямо сказать Шварцу, что мы предупредим Лежона, будем повиноваться ему, когда он прикажет нам стрелять по мятежникам.
– Правильно, – сказал я. – Я так и сказал Гунтайо… Во всяком случае с нами будет еще Сент-Андре.
– Даже если, кроме нас и Сент-Андре, никого не будет, мы с ними справимся, – сказал Майкл.
– Будем предупреждать Шварца? – спросил я.
– Конечно, предупредим, – ответил Майкл. – Если мы соберем приличную партию, то они, может быть, откажутся от своего идиотского мятежа… Все будет зависеть от того, много ли мы сможем собрать сторонников.
Минуты две мы сидела молча, обдумывая создавшееся положение.
– Вот что, – внезапно сказал Майкл. – Соберем митинг! Старая английская система. Завтра в шесть вечера на той стороне оазиса. Мы пригласим Сент-Андре, Бланка, Кордье, Мариньи и всех других французов, которые пойдут за Сент-Андре. Из иностранцев – Мари, Доброва, Глока и Рамона… Жаль, что нет Дигби, Хэнка и Бедди.
– Да, – сказал я. – Тогда все было бы значительно проще.
В это время к нам подошел Сент-Андре.
– Я говорил с Мари, – сказал он. – Он на нашей стороне душой и телом. Говорил еще с Мариньи, но он «не хочет быть предателем» и не допускает мысли, чтобы стоило спасать Лежона… Боюсь, что он недостаточно развит и сознателен для того, чтобы понимать…
– Трудно рассматривать Шварца как товарища, – сказал Майкл. – Я не могу считать его товарищем, доверившим мне свою тайну, я просто считаю его убийцей, имевшим дерзость сообщить мне, что он собирается кого-то убить. Поэтому я собираюсь поступать с ним не как с товарищем, а как с убийцей… Да и все это дело невероятно глупо…
– Совершенно верно, – согласился Сент-Андре. – Я говорил еще с Бланком, но, к сожалению, он держится той же точки зрения, что Мариньи. Он отнюдь не хочет участвовать в убийстве, но не допускает возможности предать своих товарищей… Пока я больше ни с кем не говорил.
– Ладно, сказал Майкл. – Поговорим завтра. Встретимся в шесть часов вечера за оазисом. Приведите туда всех порядочных французов, а мы позаботимся о том, чтобы привести Мари, Рамона, Доброва, Глока и, может быть, еще кого-нибудь. Они придут. Придут, потому что для каждого из нас это дело жизни и смерти. Надо сделать так, чтобы шайка Шварца не знала о нашем митинге. По крайней мере не знала бы ничего, пока он не кончится. Впрочем, если они узнают, тоже не беда.
– Хорошая мысль, – согласился Сент-Андре. – Я приду и приведу всех, кого смогу. Итак, завтра в шесть часов.
В шесть часов следующего вечера мы собрались в пальмовой роще по другую сторону оазиса. Всего нас было пятнадцать или шестнадцать человек с точки зрения Майкла, совершенно достаточно для того, чтобы обеспечить за собой руководство гарнизоном, если окажется возможным создать из этих шестнадцати человек объединенную партию. Но это оказалось невозможным. Понятия чести, предательства, справедливости и товарищества были слишком различны у этих людей. Майкл открыл митинг.
– Все вы великолепно знаете, – сказал он, – что существует заговор с целью убить Лежона и унтер-офицеров, а потом дезертировать в пустыню. Шварц является вожаком этого заговора и заявляет, что все, кто к нему не примкнет, будут рассматриваться как враги заговорщиков, а потому будут убиты. Лично я не собираюсь делать что-либо только на том основании, что мне приказывает это сделать Шварц. Кроме того, мне не нравится, когда людей убивают спящими. Но даже если бы я согласился на предложение Шварца, то все же мне не хотелось бы идти в пустыню под его руководством, чтобы там погибнуть от жажды. Поэтому я противник этого заговора. Я предлагаю вам присоединиться ко мне и сообщить об этом Шварцу. Мы скажем ему прямо, что если он не откажется от своего безумного плана, то мы предупредим Лежона…
Здесь речь Майкла была прервана неодобрительными возгласами Мариньи и Бланка.
– Я клянусь, что предупрежу Лежона, – вставил Сент-Андре. – Но сперва я переговорю со Шварцем. Если он согласится отказаться от убийства Лежона и просто дезертировать, так я ему мешать не буду. Всякий дурак может дезертировать, если ему хочется…
– Предательство! – закричал Мариньи, типичный старый солдат, седой и морщинистый, честный и безмозглый парень, восхищавшийся Шварцем и ненавидевший Лежона.
– Не кричи, как осел, – сказал Майкл, повернувшись к нему. – Не пробуй быть большим дураком, чем ты есть на самом деле. При чем здесь предательство? Ведь мы собираемся честно сказать Шварцу: спасибо, но мы не хотим быть в твоей шайке убийц и, кроме того, не допустим убийства, и поэтому брось заниматься глупостями.
– Как не предательство? – закричал Мариньи. – Предупреждать такого сукина сына, как Лежон, что наши товарищи собираются его убить!.. Подлость!
– Что же ты собираешься делать, Мариньи, когда тебе придется выбирать между Шварцем и его врагами? – спросил Мари.
– Пойду за Шварцем, – быстро ответил Мариньи.
– Ну и ступай к нему, – заорал Майкл. – Убирайся к черту! Проваливай! Нам не нужно трусов, которые боятся Шварца!
Мариньи покраснел, сжал кулаки и, видимо, хотел прыгнуть на моего брата, но взглянув на его приготовленный правый кулак, передумал.
– Предатели! Подлецы! – сказал он, встал и ушел.
– Есть согласные с ним? – спросил Майкл.
– Не могу согласиться на то, чтобы предать старика Шварца, – сказал Бланк, веселый и храбрый моряк из Марселя.
– Что ж, – сказал Майкл, – ты тоже собираешься примкнуть к убийцам Шварца?
– Скорее пойду к нему, чем к поклонникам Лежона, – ответил Бланк и, ворча ушел.
– Боюсь, что я должен примкнуть к моим соотечественникам, – сказал Глок.
– Боишься! – насмешливо сказал Майкл. – В том-то и дело, что боишься. Видимо, тебя Шварц напугал.
– Не могу предать моих земляков, – сказал Глок.
– Хорошо, тогда пойди к ним и скажи: я не хочу убийства, и я уверен, что вся эта история кончится гибелью всех нас. Откажитесь от ваших замыслов, иначе мои друзья заставят вас отказаться… Можешь это сделать? – спросил Майкл.
Синеглазый великан Глок почесал затылок и неуклюже переступил с ноги на ногу.
– Они меня убьют, – сказал он.
– Несомненно убьют тебя, если ты позволишь им увести себя в пустыню. Убьют солнцем, жаждой и песком, – ответил Майкл.
– Видимо, так или иначе всем нам придется подыхать, – сказал Глок.
– Дурак, этого я и хочу избежать, – продолжал Майкл, – если все порядочные люди в гарнизоне объединятся и заставят Шварца отказаться от своего идиотства, то никому не будет надобности подыхать.
– За исключением тех, кого убьет Лежон, – сказал Кордье, умный и воспитанный француз, бывший доктор, с успехом лечивший теперь своих товарищей. – Если этого пса можно было бы застрелить без вреда для всех прочих, я застрелил бы его сегодня же ночью и тем самым поставил бы свое имя наряду с именами благодетелей человечества.
– Вот как! – сказал Майкл. – Еще один сторонник Шварца.
– Нет, я с вам и с Сент-Андре, – ответил Кордье. – Хотя, откровенно говоря, я вполне симпатизирую Шварцу.
Один за другим уходили все остальные. Некоторые – извинясь и с сожалением, другие – заявляя, что считают дело Шварца честным, а иные – не скрывая своей боязни перед Шварцем и его друзьями. Наконец нас осталось пять человек, и Майкл сказал:
– Боюсь, что нас недостаточно, чтобы заставить Шварца отказаться от своего проекта.
– Да, – сказал Кордье, – выглядит, будто мы только дадим ему немного больше работы.
– Никакой работы ему не будет, если Лежон не проспит, – сказал Сент-Андре.
– Правильно, – согласился Мари. – Я почти готов предупредить Лежона, ничего не говоря Шварцу… Впрочем…
– Нет, этого нельзя делать, – сказал Кордье. – Мы должны честно поговорить со стариком Шварцем. Пусть вычеркнет убийство из своей программы, и мы не будем протестовать. Иначе пойдем к Лежону.
- Предыдущая
- 45/69
- Следующая
