Выбери любимый жанр

Моя Святая Земля (СИ) - Далин Максим Андреевич - Страница 75


Изменить размер шрифта:

75

Кутаясь в плащи и застегнув куртки до подбородков, вышли во двор. Хрустящий хрустальный холод стоял, как вода, неподвижно — и иней покрыл всё, даже повисшие в безветрии золочёные королевские штандарты. Небо было прозрачно насквозь, луна была, как тонкая ледышка, звёзды угасли, а мир благоухал дынно, яблочно, ванильно — и даже запахи дыма и конского навоза казались в этом морозном благоухании прекрасными. Шаги, голоса, ржание коней — все звуки стали чётче и звонче, будто отняли от мира какую-то глухую затхлую подушку.

Дорога до столицы оказалась сказочно прекрасной. Лес, ещё вчера чёрный, как обугленный, в грязи оттепели, сейчас покрылся инеем сплошь, превратился в рождественскую открытку, синел и розовел в первых лучах зари — и острыми искрами поблёскивали ледяные грани. Дорога превратилась в стылое стекло, и копыта лошадей грохотали по ней со звоном, и гремели колёса кареты. Холод вычистил мир до стерильности, а иней украсил всё безобразное, скрыл всё ужасное — превратив в какую-то абсурдную новогоднюю инсталляцию даже труп на виселице в предместье.

Но этот труп выбил Эральда из немотивированной инстинктивной радости бытия. Магия кончилась — начинались будни без привкуса чудес. Ад ушёл, слился, как стоячая вода, оставив грязные и кровавые пятна; эти пятна ещё только предстояло отмыть.

Гонец из столицы встретился у городских ворот и пытался что-то передать в окно кареты. Алвин даже руки не протянул; он сидел, откинувшись назад, обхватив себя руками, с тем безучастным видом, какой случается от катастрофической усталости и такой же катастрофической безнадёги — и Эральду пришлось остановить карету и взять послание.

Подписанное канцлером, герцогом Дамьеном. Нижайшая просьба государю срочно прибыть в столицу, ибо столице угрожает опасность.

Роскошный титул: «Его королевскому величеству, прекрасному и всемилостивейшему государю Святой Земли» — но без имени.

— Кому-нибудь из вас, — хмыкнул Сэдрик, заглянув через плечо.

— Трус и подлец, — шепнул Алвин. — Ошибёшься — вздёрнут вместе с тем, к кому обратился, не подумав…

— Неважно, — выдохнул Эральд, бросив письмо на сиденье. — Вперёд, там посмотрим.

Карета, сопровождаемая златолесским эскортом, влетела в город.

Эральд с удивлением увидал, что город не просто проснулся — город поднялся, как поднимался по воздушной тревоге Ленинград военной поры. На улицах было слишком многолюдно — и слишком многие смотрели в небо. У подъездов домов стояли готовые к отъезду экипажи; многие из них были нагружены какими-то тюками и свёртками. Столица отнеслась к драконьей угрозе серьёзно — располагавшие ценным имуществом готовились в случае несчастья его эвакуировать, не располагавшие спозаранку подняли детей, и теперь те дремали в каретах и колясках, кутаясь в шубы и плащи.

Те, у кого не было ни имущества, ни колясок, просто стояли, глядя вверх, и ждали.

Из окна кареты Джинеры никто не мог видеть, что делается в небесах — но все поняли.

— А что, — спросил Эральд, — Святая Земля когда-нибудь воевала с драконами?

Алвин скрутился ещё туже и промолчал. Сэдрик пожал плечами.

— Никто не воевал с ними, государь, — сказала Джинера, обратившись к Эральду с наивной непринуждённостью, будто и для неё это было делом решённым. — Но есть легенда о том, как некий воин из Приморья убил драконицу. Драконы, если верить этой сказке, прилетели в его родной город: родич убитой вызвал воина на честный поединок, но брат воина застрелил дракона в затылок, пока тот беседовал с людьми, будучи в человеческом обличье. И тогда драконы сожгли город дотла. В угли.

Алвин обхватил голову руками, ему хотелось согнуться в три погибели. Сэдрик кивнул:

— Ну да. Драконы, говорят, могут жить только высоко в горах. Их там немного, они с людьми не воюют, но если кто из людей полезет — никому не покажется мало.

— Говорят, — продолжала Джинера, — что многих драконов убили из пушек. Но те, кто выжил, уничтожили всех обитателей города поголовно…

— Лучше меня одного, — глухо проговорил Алвин. — Всё равно мне конец.

— Алвин, не торопись, — сказал Эральд. — Ещё ничего не решено.

Кони вынесли карету на дворцовую площадь, и Ланн остановил их. Эральд увидел драконов, сидящих на дворцовых карнизах — и ещё один плавными кругами спускался с неба. Он летел, как чайка — распластав по встречному ветру широкие острые крылья.

Эральд снова был очарован. Он никак не мог отвлечься, перестать любоваться: драконы восхищали до дна души. Они не напоминали геральдических земных драконов, ни европейских, похожих на крылатых крокодилов или варанов в броне, ни вьющихся китайских змее-котов — скорее, птиц, но и птиц — не слишком.

У драконов было изящное и небольшое тело с грудью-килем, птичьи крылья, оснащённые вместо перьев острыми и длинными серебряными лезвиями, змеиный хвост с шипом-стрелой на конце, две мощных орлиных лапы и плоская голова с длинным загнутым клювом, украшенная чем-то, вроде хохолка или гребня. Вся эта живая конструкция, несмотря на внушительную величину — крупнее самого крупного орла, с размахом крыльев метра в два — казалась невесомо-лёгкой, но опасной и стремительной, как новейший самолёт-истребитель.

Увидев карету, драконы на дворцовой крыше расправили крылья, готовясь спланировать на площадь — и Эральд, успев сказать: «Ждите тут!» — на ходу откинул дверцу и бросился к ним навстречу. Когда драконы уже парили, спускаясь, и их товарищи сужали над площадью круги, Эральд вдруг увидел на сияющем боку одного из них короткую тёмную полосу.

— Гельринг! — закричал он радостно, взмахнув руками, как махал бы приземляющемуся планеристу. — Гельринг! Это ведь ты⁈

Дракон коснулся земли и затормозил когтями по брусчатке. Когда он стоял на своих птичьих лапах, его голова легко доставала до груди Эральда. Дракон смотрел ему в лицо холодными синими глазами, приоткрыв клюв и завивая раздвоенный змеиный язык.

— Это ты, — сказал Эральд нежно. — Я узнал. Чудесный дракон, я так рад, что ты прилетел. Привет. Как твой бок? Ещё болит?

Дракон встряхнулся, отчего его на миг окутал вихрь серебристой пыльцы, и выпрямился в человеческий рост. Впрочем, даже сейчас никто не спутал бы Гельринга с человеком: его кожа имела вполне характерный металлический оттенок и, присмотревшись, можно было различить крохотные чешуйки, из которых она состоит, а длинные волосы-грива, явно не знавшие расчёски, напоминали тонкую серебряную проволоку. Вдобавок, роскошный чешуйчатый хвост с пикой-шипом, какому позавидовал бы любой удав, в человеческой ипостаси никуда не исчезал — Гельринг непринуждённо им повиливал.

Интересно, подумал Эральд, куда девается одежда, когда с драконом случается метаморфоз — но постеснялся спросить.

— А я ждал, когда ты прилетишь, — сказал он вслух, улыбаясь.

На лице Гельринга, чеканно-жёстком, с ледяными глазами, горбатым носом, щелью губ и точным разлётом бровей, появилась тень ответной улыбки. Он протянул ладонь — птичью лапу с кривыми когтями:

— Король людей… Так это был не сон?

Эральд пожал неожиданно горячую руку, на ощупь металлически гладкую и твёрдую.

— Конечно, не сон. Это же было так здорово… просто, знаешь, честь для меня — помочь дракону сломать клетку. Но я беспокоился, смог ли ты добраться домой раненый.

Гельринг улыбнулся заметнее.

— Я летел. Серебро лечит всё.

— Но ещё заметно…

— Это пропадёт со временем.

Между тем, драконы, патрулировавшие небеса над дворцом, спустились ниже, а те, что сидели на крыше и на парадной арке, приземлились рядом с Гельрингом и обернулись подобием людей, оказавшись удивительно колоритными особами. Юная женщина — настоящая валькирия, её коса из стальной проволоки волос выглядела, как оружие. Суровый бородатый мужик устрашающих габаритов — такой бороде позавидовал бы любой викинг из комикса про супергероев. Парень постарше Гельринга, красавчик: его скульптурные мускулы натягивали рубаху из простого холста так, что она в любой момент могла разъехаться по швам. Ещё одна женщина, с мрачным и просветлённым лицом монумента Матери-Родины… Хвосты делали команду драконов совсем фантастической. Впервые на Святой Земле Эральд всем сердцем пожалел, что у него нет фотоаппарата.

75
Перейти на страницу:
Мир литературы