"Слава". Последний броненосец эпохи доцусимского судостроения. (1901-1917) - Мельников Рафаил Михайлович - Страница 76

Уже в походе адмирал в одном из приказов не постеснялся обвинить 1-ю эскадру в том, что она "проспала" лучшие свои корабли, хотя в неготовности ее к японскому нападению в огромной степени повинен был он сам. Полным забвением на эскадре З.П. Рожественского накопленного в Порт-Артуре опыта минной безопасности и траления в море был несказанно изумлен В.И. Семенов. Не видел командующий эскадрой и необходимости применить принятую в Тихом океане еще до войны маскировочную окраску. Забыт был и весьма показательный приказ С.О. Макарова № 3 от 29 февраля 1904 г., разъясняющий, что "для военных целей хорошая окраска наружного борта вредна", что чем хуже окрашено судно, тем для военных целей лучше". Этот принцип был выдержан при окраске соединенных эскадр 1895 г. в Чифу, где С.О. Макаров командовал эскадрой Средиземного моря, а З.П. Рожественский – еще в январе входившим в состав эскадры крейсером "Владимир Мономах".

Но З.П. Рожественский особой пользы в маскировочном окрашивании кораблей не признавал, а однажды на очередной запрос о цвете окраски, сделанный в 1903 г. С.О. Макаровым, отозвался раздраженной резолюцией: "но можно красить в шаровый, и в белый, и не стоит вопрос переписки". А потому и необходимости окрасить свои корабли в цвет, принятый в Тихом океане, адмирал не видел. Поэтому, надо понимать, и вошедший в состав 2-й эскадры "Император Александр III" он приказал окрасить из белого (довоенного, по заведенному положению) цвета в традиционный черный цвет внутреннего Балтийского плавания.

Как явствовало из обращения С.К. Ратника в ГУКиС от 18 июня 1904 г., Балтийский завод "уже много раз" производил окраску броненосца в счет сметной стоимости работ. Теперь пришлось окрашивать корабль из белого цвета в черный. Но командир броненосца эту окраску признавал только предварительной и требовал повторить ее еще два раза. "Медяшка", надраиваемая до сияния "бычьего глаза", "драма", вызываемая всякой даже чуть-чуть недотянутой снастью, безукоризненно щегольская окраска, подновляемая при малейших заметном пятне, неровности или царапине – всю эту марсофлотскую культуру, воспитанную десятилетиями плаваний на кораблях гвардейского экипажа (от яхты "Стрела" в 1894 г. до крейсера "Адмирал Нахимов" в 1902-1903 гг.), Н.М. Бухвостов без колебаний начал внедрять и на вверенном ему броненосце.

Бесполезен оказался и опыт маскировочного окрашивания (вместе со всей эскадрой 1895 г. в Чифу) крейсера "Рывда", на котором Н.М. Бухвостов в 1894-1897гг. был старшим офицером. Не мог же он не помнить собственного участия в предоставленном тогда каждому кораблю выборе наиболее эффективного цвета окраски. Тогда, в частности, как после войны писал граф А.П. Капнист (1871-1918), едва ли не лучшим и самым дешевым цветом оказался цвет, получившийся на канонерской лодке "Отважный". На ней прежний черный борт покрыли легким слоем жидких белил. "Даже с расстояния 2-3 каб., – писал А.П. Капнист, – корабль этот скрывался во мраке ночи, сверх того, борт его не блестел под лучами прожекторов, что, насколько я помню, было с "Владимиром Мономахом"". Сам же "Мономах" под командованием З.П. Рожественского был окрашен также в удачный "серо-зеленый цвет под мокрую парусину". Не увлекла их и идея камуфляжной окраски, высказанная в приказе С.О. Макарова (о полезности "плохой окраски") и уже в явном виде сформулированная свидетелем сборов 2-й эскадры вице-адмиралом К.П. Кузьмичем. Только в 1903 г. вернувшийся из Порта-Артура младший флагман 1-й эскадры, он в послевоенных ответах на вопросы ГМШ в 1906 г. замечал, что "нет необходимости заботиться о безукоризненном однообразном цвете, так как присутствие пятен затрудняет неприятелем нахождение ватерлинии".

Но никто не нашел нужным поинтересоваться во время войны мнением вчерашнего тихоокеанца. Все были "сами с усами". И оба прежние командира победной экспедиции 1895 г. свой удачный боевой опыт и своего наставника С.О. Макарова вспоминать не захотели. Оба оказались в плену того неподдающегося объяснению "затмения", которое, по словам Н.О. Эссена, владело в Порт- Артуре новоиспеченным адмиралом Р.Н. Виреном. История многих стран отмечена подобными затмениями, при которых люди, наделенные властью, оказывались неспособными выполнить возложенные на них обязанности. Но только в самодержавной России этих затмений происходило несравненно больше.

Причины этих "затмений" не удается объяснить ни "тайной русской души", ни властью рутины, ни даже, как это думается одному из "новых русских историков", – "кризисом управления". Кризис – явление временное, "затмения" же преследовали российскую власть постоянно. А потому, видимо, и причины всех этих "затмений" надо искать в тех постоянно действовавших факторах, сопровождавших всю историю России от Петра Великого до наших дней. И состояли они, как подсказывает общая история, в стойких традициях рабского общественного устройства, которое перетекало в режим открытой политической реакции. Мало кто мог избежать той печати нравственной ущербности, которую накладывал на людей этот режим. Преобладали и продвигались по службе откровенные конформисты – от капитана 2 ранга А.Н. Скаловского (1852-?)-опровергателя предложения И.Ф. Лихачева об учреждении МГШ-до обозначенных здесь их превосходительств и генерал-адъютантов.

Сделавшиеся по выбору судьбы и прихоти императора главными героями войны 1904-1905 гг., они, к несчастью России, оказались фатально непригодными для этой роли. Казалось бы, каждый, кому дороги были честь и слава России, не мог не соразмерить ход работ в Петербурге и Кронштадте с событиями столь же стремительно утекавших дней осады Порт-Артура. Здесь в скандальной ситуации оказался третий главный герой войны – "Его превосходительство, генерал-адъютант, наместник Его Императорского величества на Дальнем Востоке и Главнокомандующий" адмирал Е.И. Алексеев.

Избранный им на должность начальника эскадры, верный начальник штаба контр-адмирал В.К. Витгефт обнаружил оказавшийся совершенно непреодолимым синдром нежелания воевать, о котором, как о факте очевидном, писал участник обороны крепости лейтенант А.П. Штер. Исключительно по вине адмирала был утрачен небывалый подъем энергии, достигнутый в пору командования флотом С.О. Макарова. Остался неиспользованным шанс разгромить блокирующий отряд японского флота 2 мая 1904 г., когда гибельные повреждения от мин заградителя "Амура" получили два японских броненосца "Хатсусе" и "Яшима". Не помешав японской высадке в Бицзиво и позволив японцам захватить Цзинчьжоуский перешеек, флот оказался перед неизбежно ожидавшим его истреблением огнем японских осадных батарей. Но "флотоводец" В.К. Витгефт отказался использовать шанс на прорыв во Владивосток 10 июня и упустил возможность этого прорыва в бою 28 июля 1904 г.

Вовсе не безнадежно поврежденный "Цесаревич" оказался в Циндао, где получил повеление императора разоружиться. Словно бы располагая неисчислимым множеством крейсеров и броненосцев, самодержец, не моргнув, вместе с "Цесаревичем" вычеркнул из войны еще два крейсера: "Диана" (в Сайгоне) и "Аскольд" (в Шанхае). Если о "Цесаревиче" надо было вести неприятные переговоры с кузеном Вилли, то двум крейсерам разоружение вовсе не грозило, и особенно значительного ремонта, мешавшего вступить в бой, корабли не требовали. Приходится предполагать, что корабли, как и операции крейсеров в океанах, были бездумно принесены в жертву примитивным политическим расчетам: стремлением угодить Европе и избежать нареканий в отступлении от международного права. Эта наивная демонстрация приобщенности царизма к европейской "нравственности" должна была, по замыслу петербургских политиков, помочь дипломатическому и правовому обеспечению похода 2-й эскадры. За это русским, как выразился один общественный деятель, было временно позволено числиться в Европе европейцами. Хитрость, шитая белыми нитками, оказалась бесплодной: весь поход эскадры, особенно после "гулльского инцидента", проходил под гнетом жесткого дипломатического давления со стороны Англии – тогдашней союзницы Японии.