Выбери любимый жанр

Книга-1: Третий Глаз - Рампа Лобсанг - Страница 15


Изменить размер шрифта:

15

В 6 часов мы уже сидели в классах, готовые приступить к занятиям. Второй Тибетский Закон гласит: «Исполняй религиозные обязанности и учись». В мои семь лет, со свойственным этому возрасту невежеством, я никак не мог уразуметь, почему я должен следовать этому закону, если Пятый закон – «Уважай старших и людей благородного звания» – откровенно нарушается. Мой личный опыт скоро убедил меня, что быть «благородным по рождению» довольно постыдно. Уж я-то определенно стал жертвой собственного благородного происхождения. Тогда я еще не мог понять, что благородство заключено вовсе не в происхождении личности, а в ее характере.

Долгожданный сорокаминутный перерыв в занятиях не приносил особого облегчения – начиналась вторая служба, присутствие на которой было обязательным. В 9: 45 мы уже снова сидели в классе; изучение следующего предмета продолжалось до 13 часов. Затем следовала еще одна получасовая служба, и только после нее мы получали чай с маслом и тсампу. В течение последующего часа мы трудились физически, усваивая навыки терпения и покорности.

В 15 часов наступал обязательный для всех тихий час, во время которого полагалось спать; не разрешалось ни разговаривать, ни шевелиться. Нам меньше всего нравилась эта часть дневной программы, поскольку одного часа явно не хватало, чтобы заснуть, а бесцельное лежание в постели страшно тяготило. В 16 часов возобновлялись занятия. Начинался самый трудный период дня. Занятия длились пять часов. Класс нельзя было покинуть ни под каким предлогом – за это полагались самые суровые наказания. Учителя нередко пускали в ход большие трости. Были среди них и такие, кто проявлял подлинный энтузиазм в расследовании и наказании провинившихся. Но только ученики, которые не могли больше терпеть, или круглые идиоты просили прощения, потому что предотвратить наказание было невозможно.

В 21 часу занятия заканчивались. Нас ожидала вечерняя тсампа и чай с маслом. Изредка на ужин давали овощи. Чаще всего это были куски репы или бобы в сыром виде. Но до чего вкусными казались они изголодавшимся ребятам! Однажды, я этого никогда не забуду, мне тогда исполнилось уже восемь лет, нам дали маринованные орехи. Я просто обожал орехи и часто ел их дома. По глупости я предложил одному из товарищей мое запасное платье в обмен на его порцию орехов. Об этом узнал инспектор. Он вызвал меня на середину комнаты и заставил повиниться в совершенной ошибке. В наказание, как «сладкоежку», меня лишили еды и питья на 24 часа. При этом отобрали и запасную одежду, сказав, что она мне не нужна, если я пытался обменять ее на предмет «не; первой необходимости».

В 21: 30 мы ложились спать. Здесь также соблюдался режим со всей строгостью. Сначала я думал, что долгие часы занятий доконают меня, что я просто умру или когда-нибудь засну и никогда больше не проснусь. С другими новичками мы даже иногда прятались по разным углам, чтобы немного вздремнуть. Но довольно скоро я привык к жесткому расписанию монастырских дней и совершенно перестал страдать от их продолжительности.

Было около шести часов утра, когда я, разбуженный мальчиком, очутился перед дверью, ведущей в покои ламы Мингьяра Дондупа. Комната ламы удивительно гармонировала с великолепными картинами, написанными либо прямо на стене, либо на шелковых полотнах. На низких столиках стояли статуэтки богов и богинь из золота, нефрита и перегородчатой эмали. На стене висело большое «Колесо Жизни». Я застал ламу сидящим в позе лотоса перед заваленным книгами столиком. Одну из книг Мингьяр Дондуп читал в тот момент, когда я вошел.

– Садись рядом со мной, Лобсанг. Нам надо о многом поговорить. Но сначала я задам один важный вопрос, касающийся тебя, как и любого другого человека, когда он растет. Тебе хватает еды?

– Да, – ответил я.

– Отец-настоятель сказал, что мы с тобой можем работать вместе. Мы еще раз изучили твои предыдущие воплощения и нашли их очень хорошими. Теперь мы хотим снова развить в тебе отдельные свойства и способности, которыми ты обладал когда-то. Мы хотим, чтобы всего за несколько лет ты усвоил такой объем знаний, который обычному ламе не удается усвоить даже за долгую жизнь.

Он помолчал, пристально глядя на меня. Глаза его, казалось, прожигали меня насквозь.

– Каждый человек должен иметь право на свободный выбор своего жизненного пути, – продолжал Мингьяр Дондуп. – Твой путь будет многострадальным в течение сорока лет, если ты изберешь правильную дорогу. Но за свои страдания ты сторицей будешь вознагражден в будущей жизни. И наоборот, на неправильном пути тебя ждут комфорт, довольство и богатство в этой жизни, но ты не будешь развиваться духовно. От тебя зависит выбор. Ты и только ты имеешь право сделать его.

Он не сводил с меня глаз, ожидая ответа.

– Учитель, – сказал я, – мой отец наказал мне: если я не поступлю в монастырь, то мне нет дороги домой. Как же я буду жить в довольстве и роскоши, если у меня не будет дома, куда я мог бы вернуться? И кто мне укажет добрый путь, чтобы я его избрал?

Мингьяр Дондуп улыбнулся:

– А ты уже забыл? Мы изучили твое последнее воплощение. Если ты сделаешь плохой выбор, тебя как Живую Инкарнацию определят в один из монастырей, и через несколько лет ты станешь его настоятелем. Я думаю, что для твоего отца это не будет большим ударом!

Что-то в его голосе подтолкнуло меня спросить:

– А для вас, отец мой, это будет ударом?

– Да, – ответил он. – Учитывая то, что я знаю, для меня это будет ударом.

– Но кто укажет мне путь истинный?

– Я буду твоим наставником, если ты изберешь правильный путь. Но выбор за тобой, и никто не имеет права влиять на твое решение.

Я поднял глаза и внимательно посмотрел на ламу. Он был очень красив – высокого роста, живые, проницательные черные глаза, открытое лицо и огромный лоб. Да, он был мне симпатичен! Мне было всего семь лет, но жизнь меня не баловала, я уже повидал немало разных людей и научился разбираться в них. Я научился видеть доброту в человеке.

– Учитель, – сказал я, – мне бы хотелось стать вашим учеником и выбрать правильную дорогу. Но, – тут же добавил я мрачно, – мне не всегда нравится тяжелая работа!

Лама расхохотался, и от его искреннего смеха на сердце у меня потеплело.

– Лобсанг, Лобсанг, да никто из нас не любит много и упорно работать. Но редко кто достаточно откровенен, чтобы в этом признаться. – Он окинул взглядом свои бумаги и продолжал: – Скоро тебе потребуется небольшая операция на голове, чтобы ты обрел способности ясновидения. Затем при помощи гипноза мы ускорим твое образование. Мы намерены дать тебе высшие знания и в метафизике, и в медицине!

Мне стало почти дурно от такой перспективы: работать, работать и еще раз работать! Да я все свои семь лет только этим, кажется, и занимался, не имея времени ни для отдыха, ни для игр, ни для запуска змеев.

Лама как будто читал мои мысли.

– Твоя правда, молодой человек, – сказал он. – Однако змеи будут позднее. И настоящие змеи, способные нести человека! А пока нам нужно обдумать расписание твоих занятий. Это вопрос серьезный. – На некоторое время он снова склонился над бумагами. – Пожалуй, с девяти часов утра до часу дня. Думаю, этого достаточно для начала. Итак, приходи ко мне каждое утро в девять часов, я освобождаю тебя от посещения службы. Мы подберем некоторые интересные темы для обсуждений. Начинаем с завтрашнего дня. Кстати, хочешь написать отцу и матери? Я их сегодня увижу. Передам им твою косу!

Я был глубоко потрясен. Когда в Тибете мальчика принимают в монастырь, ему бреют голову и отрезают косу, которую с послушником отсылают родителям – это знак, что их сын поступил в монастырь. А моим родителям косу собирается отвезти сам лама Мингьяр Дондуп! Это означает, что он полностью берет меня под свою ответственность; я становлюсь отныне его духовным сыном. Мингьяр Дондуп был хорошо известен во всем Тибете; своей ученостью и разумом он завоевал всеобщее уважение. Я знал, что под его руководством я не собьюсь с намеченного пути.

15
Перейти на страницу:
Мир литературы