Кровь и золото - Райс Энн - Страница 58
- Предыдущая
- 58/121
- Следующая
Имей в виду, что я говорю не о Микеланджело, чья работа в капелле знаменита на весь мир, – ведь в те годы Микеланджело был еще ребенком. Ему только предстояло расписать плафон и своды.
Нет, не труд Микеланджело увидел я в ту судьбоносную ночь. Забудь о Микеланджело.
То была работа другого художника.
С легкостью пробравшись мимо дворцовых стражей, я очутился в просторной прямоугольной часовне, предназначенной в будущем не для широкой публики, но для проведения особо торжественных церемоний.
Среди огромного числа фресок я сразу выделил одну – гигантского размера, мастерски и с блеском выполненные персонажи которой подчинялись, по-видимому, одному и тому же исполненному достоинства старцу с золотым свечением вокруг головы, изображенному среди трех различных групп людей.
Я не был готов столкнуться с натурализмом бессчетных фигур, живых, но величественных выражений лиц и одежд, ниспадавших грациозными складками.
Все три восхитительно запечатленные группы людей, охваченные сильным волнением, смотрели на седовласого старика с исходящим от лба золотым ореолом. Со строгим и спокойным лицом старец давал людям наставления, бранил их или чему-то учил.
Все сосуществовали в гармонии, о которой я не смел и помыслить, и хотя одно только исполнение персонажей уже гарантировало шедевру признание, автор добавил восхитительное изображение дикой местности и девственной красоты мира.
Два великолепных современных корабля стояли на якоре в далекой гавани, а за ними на фоне ярко-голубого неба высились горные массивы. С правой стороны, украшенная золотом, стояла та самая арка Константина, что до сих пор сохранилась в Риме, а также колонны другой римской постройки – горделивый фрагмент былого величия. На заднем плане виднелся мрачный замок.
Какая сложность, какие необъяснимые сочетания, какая странная тематика! И каждое человеческое лицо неотразимо, каждая рука выписана с тщательностью и изяществом.
Я думал, что сойду с ума, любуясь этими лицами. Я думал, что сойду с ума, созерцая эти руки.
Мне хотелось не отходить от фрески целыми ночами, чтобы запомнить каждую мелочь. Мне хотелось послушать ученых, которые объяснили бы смысл изображенного, ибо я был не в состоянии расшифровать картину! Мне требовались новые знания. Но больше, чем что-либо, мою душу волновала красота.
В одно мгновение стерлись из памяти все годы уныния, словно в часовне одновременно вспыхнули миллионы свечей.
– О Пандора, если бы ты видела! – прошептал я вслух. – Если бы ты знала!
В незаконченной Сикстинской капелле были и другие творения. Я мельком просматривал их, когда мой взгляд остановился еще на двух произведениях того же мастера, столь же волшебных, что и первое.
На них также были изображены различные персонажи с теми же божественными лицами, а одеяния были выписаны с поистине скульптурной глубиной. И хотя я сумел в нескольких местах опознать Христа с крылатыми ангелами, полный смысл фрески оставался для меня непостижимым.
Но в конечном счете смысл не имел значения. Шедевры мастера заполонили все мое существо. И на одном из них с потрясшими меня до глубины души чутьем и чувственностью художник запечатлел двух дев: одну – спиной, другую, с мечтательными глазами, – лицом к зрителям.
И это здесь, в часовне самого Папы!
Старое искусство церквей и монастырей такого не допустило бы. Подобные плотские мотивы были строго запрещены.
– Пандора, – прошептал я. – Я нашел тебя, нашел – в расцвете юности и вечной красоты. Пандора, ты передо мной на фреске.
Я отвернулся от стены и принялся мерить шагами часовню. Потом вернулся к картинам и внимательно изучил их, подняв руки, но не притрагиваясь к стене, а лишь водя ладонями возле ее поверхности, как будто руками видел так же хорошо, как и глазами, если не лучше.
Необходимо узнать, кто этот художник! Я влюбился в него и должен увидеть другие его произведения! Он молод? Стар? Жив? Умер? Я хотел знать все.
Я вышел из часовни, не ведая, кого расспросить о столь выдающихся достижениях, – не мог же я разбудить Папу среди ночи! И на темной улице на самой вершине холма я отыскал злодея, пьяницу, готового в любой момент пустить в дело кинжал, и выпил свою долю крови с жаждой, которой не испытывал долгие годы.
Бедная, злосчастная жертва! Возможно, убивая, я позволил ему взглянуть на те картины.
Прекрасно помню тот момент, когда я стоял на верхней ступеньке узкой лестницы, спускавшейся с холма на площадь, и не мог думать ни о чем, кроме картин. Согретый кровью, я решил немедленно вернуться в капеллу.
Но мне помешали. Я отчетливо слышал шум, возвещавший, что ко мне приближается тот, кто пьет кровь. Неуверенные шаги свидетельствовали о том, что вампир совсем молод. Сто лет? По моим подсчетам, никак не больше.
Это создание хотело, чтобы я знал о его присутствии.
Я обернулся и увидел высокую мускулистую фигуру темноволосого существа, облаченного в монашескую рясу. Он не предпринимал попыток скрыть белизну своего лица. На шее его висело перевернутое золотое распятие.
– Мариус! – прошептал он.
– Проклятье! – ответил я, лихорадочно гадая, откуда ему известно мое имя. – Кто бы ты ни был, оставь меня. Уйди. Предупреждаю, если тебе дорога жизнь, не смей даже приближаться ко мне.
– Мариус! – повторил он и подошел ближе. – Я не боюсь тебя. Я пришел, потому что ты нужен нам. Ты знаешь, кто мы.
– Приспешники сатаны! – с отвращением сказал я. – Достаточно посмотреть на дурацкое украшение, что ты носишь на шее. Если Христос существует, не думаешь ли ты, что он обращает на тебя внимание? Значит, вы не перестали устраивать свои глупые сборища. Все еще верите собственной лжи?
– Глупые? – спокойно переспросил он. – Мы никогда не были глупцами. Служа сатане, мы исполняем Божью волю. Разве Христос мог бы появиться в отсутствие сатаны?
Я сделал пренебрежительный жест.
– Убирайся, – сказал я. – Не желаю иметь с тобой дела.
Я постарался спрятать тайну Тех, Кого Следует Оберегать, в самой глубине сердца и стал думать о картинах в Сикстинской капелле, о прелестных лицах и сочных красках...
– Как ты не понимаешь? – ответил он. – Если ты, с твоим возрастом и могуществом, встанешь во главе тех, кто скрывается сейчас в городских катакомбах, то имя нам будет – легион! Но пока нас считанные единицы.
Большие черные глаза полыхали знакомым фанатичным огнем. В тусклом свете отливали металлическим блеском густые черные волосы. Слой пыли и грязи не мог скрыть его привлекательности. От его одежды исходил запах подземелий. Я чувствовал дух смерти, словно этот кровопийца спал среди человеческих останков. Но он был красив, пропорционально и изящно сложен, как Авикус... Да, он и в самом деле чем-то напоминал Авикуса.
– Хотите стать легионом? – спросил я. – Что за ерунда! Я жил в те времена, когда ни о сатане, ни о Христе и не слыхивали. Вы попросту те, кто пьет кровь, и сами сочинили эти сказки. С чего ты взял, что я присоединюсь к вам, а тем более что стану вашим главарем?
Он подошел еще ближе, и я смог получше рассмотреть его лицо – открытое и бесхитростное. Но держался он горделиво.
– Пойдем к нам в катакомбы, – сказал он, – там ты посмотришь на нас и примешь участие в ритуале. Спой с нами завтра ночью, а потом мы отправимся на охоту.
Закончив страстную речь, он замолчал в ожидании ответа. Он отнюдь не выглядел глупцом и в отличие от прочих последователей сатаны, встречавшихся мне за долгие века, не казался неопытным и наивным.
Я покачал головой. Но юнец продолжал настаивать.
– Меня зовут Сантино, – представился он. – Я слышу о тебе на протяжении ста лет. И давно мечтал о нашей встрече! Нас свел сатана. Ты должен возглавить нас. Только тебе я соглашусь уступить руководство. Пойдем ко мне в могилу, украшенную сотнями черепов. – Речь его звучала изысканно, говорил он поставленным голосом, на правильном итальянском языке. – Я познакомлю тебя с моими последователями, от всего сердца боготворящими Зверя. Ты должен руководить нами – такова воля Зверя. И такова воля Бога.
- Предыдущая
- 58/121
- Следующая
