Кровь и золото - Райс Энн - Страница 40
- Предыдущая
- 40/121
- Следующая
В центре зала на разбросанных по золоченому ложу фиолетовых шелковых подушках возлежала ослепительная женщина с густыми, вьющимися, как у мальчиков-посыльных, но длинными и усыпанными жемчугом волосами. На ней были парчовые одежды, а под ними – шелковая туника тончайшей работы. Столь великолепного одеяния я еще не встречал в Константинополе.
Ее маленькое овальное лицо казалось совершенным, хотя внешне она ничем не напоминала Пандору, которая всегда оставалась для меня воплощением совершенства.
Огромные глаза, идеально подкрашенные губы и аромат, созданный, несомненно, персидским чародеем, чтобы окончательно вскружить нам головы.
Поодаль на мозаичном полу с изображениями неистовых греческих богов, выполненными со вкусом, свойственным ушедшим временам, в кажущемся беспорядке расставлены были стулья и диваны. Роспись на стенах запечатлела сцены сродни той, что была выложена на полу, но грубоватые, замысловато украшенные колонны относились, по-видимому, к этому веку.
Кожа хозяйки дома была совершенно белой. В этой женщине, похоже, не осталось ничего человеческого. От этой мысли меня бросило в дрожь. Но выражение ее лица и улыбка были сердечны и не скрывали величайшего любопытства.
Не изменив позы, по-прежнему опираясь локтем о подушки, она подняла глаза. Унизанная браслетами рука поражала изяществом.
– Мариус, ты рассматриваешь мои стены и пол так внимательно, словно книгу читаешь, – произнесла она на безупречной латыни.
Я отметил про себя, что голос ее звучит приятно, под стать лицу.
– Прошу прощения, – ответил я. – Но в столь изысканной комнате было бы невежливо вести себя иначе.
– Ты тоскуешь по старому Риму, – продолжала она, – по Афинам, даже по Антиохии, где тебе доводилось жить.
О, это опасная соплеменница! Ей удалось вырвать информацию из потаенных глубин моей памяти. Скрыв мысли, я не сумел заставить молчать сердце.
– Мое имя Эвдоксия, – сказала она. – К сожалению, я не могу поприветствовать вас от всей души. Это мой город, и ваш приезд меня не обрадовал.
– Разве мы не сможем достичь взаимопонимания? – спросил я. – Мы проделали долгий и трудный путь. Город большой.
Повинуясь едва заметному движению руки госпожи, смертные рабы покинули помещение. Только Асфар и Рашид остались в ожидании распоряжений.
Я старался понять, есть ли в доме другие вампиры, но не мог сделать это незаметно для Эвдоксии, поэтому слабая попытка не принесла результатов.
– Пожалуйста, садитесь, – сказала она.
Асфар и Рашид направились к диванам, чтобы придвинуть их поближе.
Однако я попросил разрешения воспользоваться стулом.
Авикус и Маэл неуверенным шепотом высказали ту же просьбу.
Мальчики принесли стулья, и мы сели.
– Старый римлянин, – заметила Эвдоксия с неожиданно лучезарной улыбкой. – Пренебрегаешь ложем и выбираешь стул.
Я вежливо посмеялся.
Но тут неясное, но сильное чувство заставило меня обернуться и взглянуть на Авикуса, который во все глаза смотрел на великолепную женщину. Похоже, сердце его пронзила стрела Купидона.
Маэл же взирал на нее со злобой – совсем как на меня несколько веков назад в Риме.
– О друзьях не беспокойся, – внезапно заговорила Эвдоксия, застав меня врасплох. – Они верны тебе и пойдут за тобой, куда прикажешь. Сейчас важно поговорить нам с тобой. Видишь ли, хотя город велик и крови на всех хватает, сюда часто заходят бродяги-кровопийцы – приходится их выдворять.
– Мы похожи на бродяг? – мягко спросил я.
Не в силах совладать с собой, я пристально рассматривал ее лицо: округлый подбородок с ямочкой, щечки... По смертным меркам она выглядела не старше мальчиков. Угольно-черные глаза обрамляли такие густые ресницы, что можно было подумать, будто она накрашена, как египтянка, хотя на самом деле никакой краски на лице не было.
Эти мысли вызвали в памяти образ Акаши, и я в панике постарался отвлечься. И зачем только я привез сюда Тех, Кого Следует Оберегать? Нужно было оставаться в Риме, среди развалин. Но об этом тоже нельзя думать.
Я посмотрел в лицо Эвдоксии, слегка ослепленный блеском бесчисленных драгоценных камней и сиянием ее ногтей, ярче которых я видел только у Акаши. Собравшись с силами, я снова попытался проникнуть в ее мысли.
– Мариус, я слишком стара во Крови для того, что ты собрался сделать, но я расскажу тебе все, что тебя интересует, – с милой улыбкой произнесла Эвдоксия.
– Могу я называть тебя так, как ты сказала?
– Для этого я и открыла вам свое имя, – ответила она. – Но знай, что я жду честности, иначе я не потерплю вас на своей земле.
Почувствовав, что Маэла охватила волна гнева, я бросил на него предостерегающий взгляд и снова обратил внимание на завороженное лицо Авикуса.
Я внезапно понял, что Авикус, наверное, никогда еще не встречал подобной соплеменницы. Молодые женщины из числа Детей Сатаны специально ходили грязными и неприбранными, а здесь на богатом ложе возлежала едва ли не императрица.
Впрочем, сама Эвдоксия, наверное, считала себя настоящей правительницей Византии.
Эвдоксия улыбнулась, как будто наши разумы были для нее открытой книгой, а потом, легким движением руки отослав прочь Асфара и Рашида, принялась спокойно и неспешно осматривать обоих моих спутников, словно вытягивая каждую связную мысль, мелькнувшую в их головах.
Я в свою очередь продолжал разглядывать ее: жемчуг в волосах, жемчужные нити вокруг шеи, драгоценные каменья на пальчиках рук и ног.
Она перевела взгляд на меня, и лицо ее осветилось улыбкой.
– Если я дарую вам разрешение остаться – в чем я пока не уверена, – вы обязаны проявить верность, если кто-нибудь осмелится нарушить наш покой, и ни при каких обстоятельствах не должны принимать сторону моих противников. Мы ни с кем не будем делить Константинополь.
– А если мы не проявим верность? – злобно спросил Маэл.
Она намеренно задержала на мне взгляд, словно хотела оскорбить Маэла, потом, словно очнувшись от чар, взглянула на него.
– Что прикажешь сделать, чтобы ты замолчал и не говорил больше глупостей? – Она вновь повернулась ко мне. – Хочу, чтобы вы знали: мне известно, что Мать и Отец у тебя. Ты привез их сюда и хранишь в святилище под домом.
Меня словно громом поразило и снова охватило отчаяние: я в который уже раз не смог сохранить тайну. Так же, как и давным-давно, в Антиохии. Сколько еще это будет повторяться? Неужели такова моя судьба? Что же делать?
– Не спеши прятаться от меня, Мариус, – продолжала Эвдоксия. – Много веков назад в Египте, до того, как ты увез их, я пила кровь Матери.
Заявление Эвдоксии привело меня в замешательство. И в то же время ее слова неожиданно вселили в душу надежду и приободрили меня.
Я был поражен и крайне взволнован.
«Вот та, кто разбирается в тайнах древности, совсем как Пандора, – думал я. – Между Эвдоксией с ее нежным лицом и ласковыми речами и Авикусом с Маэлом лежит пропасть».
Она действительно казалась мне существом благородным, добрым и разумным.
– Если хочешь, Мариус, я расскажу свою историю. Я всегда вела жизнь мирскую и не поклонялась кровавым богам Египта. Когда ты родился, мне уже минуло триста лет во Крови. Но я расскажу все, что хочешь. Вижу, что ты живешь ради того, чтобы получить ответы на свои вопросы.
– Да, – ответил я. – В самом деле, моя жизнь – это поиск ответов на вопросы, и слишком часто мне приходится, задавая их, довольствоваться безмолвием. Несколько веков назад со мной делились обрывками знаний, мне приходилось собирать их воедино, как обрывки древнего папируса. Я жажду знаний. Жажду услышать все, что ты захочешь рассказать.
Она кивнула, и видно было, что мои слова доставили ей неописуемое удовольствие.
– Не каждому необходимо, чтобы его по-настоящему понимали, – заметила она. – А тебе, Мариус? Я хорошо читаю твои мысли, но это остается для меня загадкой. Тебе нужно, чтобы тебя понимали?
Я смутился.
– Нужно ли мне, чтобы меня понимали? – повторил я, обдумывая вопрос: «Понимают ли меня Авикус или Маэл? Нет, не понимают. Но однажды, давным-давно, меня поняла Мать. Или нет? Быть может, это я понял ее, когда влюбился?» – У меня нет ответа, – тихо сказал я. – Наверное, я научился наслаждаться одиночеством. Думаю, в смертной жизни мне нравилось быть одному. Я по натуре скиталец. Но к чему твой вопрос?
- Предыдущая
- 40/121
- Следующая
