Триумф экстаза - Райли Юджиния - Страница 47
- Предыдущая
- 47/72
- Следующая
— Это неправильно, сеньор, — сурово ответил де ла Пенья. — Землю, как и хорошую женщину, следует хорошо обрабатывать.
Эдгар подмигнул жене, затем обратился к Дэвиду:
— Прислушайся к словам опытного мужа, племянник.
На следующий день Дэвид, Эмили и Мария вернулись в лагерь мексиканцев. На этот раз за их коляской следовала запряженная волами телега, полная припасов. Эмили спросила Эдгара, не возражает ли он против того, чтобы отвезти немного еды и тканей поселенцам, и муж снова удивил ее, когда поцеловал в лоб и ответил:
— Конечно, любимая, что пожелаешь. Какая ты заботливая! Только держись подальше от тех, кто болен лихорадкой.
Когда обе повозки остановились у лагеря, навстречу вышли детишки, которые с любопытством смотрели на сокровища в телеге. Эмили стало их жаль до слез: маленькие оборвыши нуждались в новой одежде и хорошей пище.
Джейкоб и еще один негр начали складывать припасы рядом с хижиной.
Дон Лоренцо вышел вперед, хмуря брови.
— Что это? Нам не нужна ваша благотворительность, сеньор.
— Независимо от того, решите вы остаться или нет, — ответил Дэвид, — вы не можете работать или путешествовать на голодный желудок.
Женщины тоже подошли поближе и радостно затараторили по-испански, щупая отрезы ткани, мешки с кукурузой, горшочки с мясом.
Дон Лоренцо раздраженно щелкнул пальцами и приказал замолчать трещащим женщинам.
Затем повернулся к Дэвиду:
— Мы устали от кочевой жизни, сеньор Эшленд, и будем работать у вас — какое-то время. Стоимость припасов должна быть удержана из нашей платы.
— Как пожелаете, — с уважением ответил Дэвид. — Насколько я понимаю, вы принимаете решение за остальных?
Де ла Пенья с достоинством выпрямился:
— Да, сеньор. Я здесь главный.
— Понимаю. Значит, вы будете моим надсмотрщиком.
— У себя на ранчо я имел трех надсмотрщиков, сеньор. Дэвид вздохнул:
— Времена изменились, де ла Пенья. Приходите к нам домой сегодня после ленча, и мы обсудим наше дело. — Дэвид огляделся вокруг. — Вы можете строить жилье где захотите, кроме той поляны наверху.
— Ах да, сеньор, — глубокомысленно ответил де ла Пенья. — Когда мы приехали на это место, я сказал своей жене, донье Элене, что там когда-нибудь будет построена асиенда. Я прав, сеньор?
Дэвид улыбнулся:
— Да. Думаю, мы с вами прекрасно поладим, сеньор де ла Пенья.
— Я так рада за Дэвида, — сказала Эмили мужу той ночью в их спальне. — Дон Лоренцо де ла Пенья может запугать кого угодно, но Дэвид прекрасно с ним справился. Ты бы видел, как сияли глаза Марии, когда она смотрела на твоего племянника.
Эдгар усмехнулся:
— А наша малютка Мария, кажется, положила глаз на Дэвида.
— С твоей стороны так мило позволить нам отвезти им припасы, Эдгар. Мы разговаривали с женщинами, то есть говорила больше Мария, — и просто не поверишь, какие лишения и жестокое обращение пришлось пережить этим людям. Они пришли в восторг от самых простых вещей, привезенных нами.
Эдгар медленно раздевал жену, его рука скользнула вниз по гладкой ткани ее сорочки и погладила живот.
— Ты располнела от моего семени, женщина. — Он рассмеялся, увидев, как Эмили покраснела. — Ты никогда не избавишься от своей застенчивости, дорогая? Нет, и не надо. Видела бы ты свое лицо, такое оживленное и нетерпеливое. Сердце мое радуется, когда я вижу тебя такой счастливой.
Она обвила руками его шею.
— Ох, Эдгар, я и правда счастлива, правда! — выдохнула она. — Если бы только… — Она посмотрела на него снизу.
Ей хотелось сказать; «Если бы только ты любил меня так же, как я люблю тебя». Но слова застыли на губах.
— Да? Что ты хочешь сказать, дорогая? Эмили вдруг отскочила от него. Эдгар нахмурился.
— Любимая, что такое? Ты себя плохо чувствуешь? Эмили стояла неподвижно, широко открыв глаза и рот, и держалась рукой за живот.
— Он шевельнулся, Эдгар! Мой малыш шевельнулся внутри! Вот! Потрогай!
Эдгар положил ладонь на небольшой холмик ее живота. Его глаза светились от счастья.
— Да, я чувствую, словно крохотная птичка бьется под моей рукой.
По щеке Эмили скатилась слеза.
— Мой ребенок жив и здоров.
— Конечно, любимая. Как может быть иначе?
— Но я так боялась, что он мертв… Эдгар прижал ее к себе:
— Дорогая, не надо так говорить!
Эмили умоляюще смотрела на него с напряженным лицом.
— Эдгар, если я умру, позаботься о моем ребенке. Он нахмурился и обхватил ее лицо ладонями.
— Черт возьми, Эмили, ты не умрешь! Ты будешь жить и заботиться о нашем ребенке. Понимаешь?
Глубоко внутри ее снова началось движение, похожее на дрожь.
— Мой ребенок жив, — радостно воскликнула Эмили. — Как приятно чувствовать, что он шевелится внутри меня!
Эдгар рассмеялся. Тронув пальцем кончик ее носа, он ласково спросил:
— Ты уже начала готовиться к появлению младенца? Эмили обернулась, надевая бледно-голубую батистовую сорочку.
— О да, мы с Холли уже несколько недель заняты шитьем, а старый Ибен уже мастерит колыбельку. — Она завязала пояс голубого халата и протянула Эдгару руку. — Пойдем посмотрим комнату, которую мы готовим для детской. Я хотела сделать тебе сюрприз.
— Мне бы очень хотелось увидеть эту комнату, дорогая.
Они вместе прошли по коридору в бывшую комнату для гостей. Эдгар зажег фонарь и оглядел детскую с веселенькими обоями и занавесками.
— Вот это да, вы с Холли славно потрудились, — с восхищением заметил Эдгар и, открыв верхний ящик комода, достал крохотное полотняное платьице, сшитое идеально ровными голубыми стежками. — Подумать только, что это существо может надеть такую крохотную одежку, — сказал он, качая головой и складывая платье.
— Нет, ты помнешь его, — рассмеялась Эмили.
Кладя платьице рядом с остальными, Эмили нахмурилась, увидев неровный край ткани, торчащий из глубины ящика. Потянув за ткань, она вытащила что-то постороннее, но тут же бросила его.
— О Боже! Откуда это здесь?
Они с Эдгаром в ужасе смотрели на маленькую куклу с фарфоровой головой, ее лицо было гротескно изуродовано, туловище порвано и порезано, набивка торчала из оторванной руки. Не оставалось сомнений, что игрушку нарочно садистски изуродовали. Казалось святотатством, что кто-то мог сделать такое с куклой, но то, что ее положили в ящик для вещей младенца, делало этот символ еще более жутким.
— Это… это отвратительно! — воскликнула Эмили. — Кто мог совершить такое кощунство?
Глядя на куклу, Эдгар не отвечал, но вена, пульсирующая на виске, выдавала силу его гнева.
— Эдгар, ты что-то об этом знаешь, не так ли? — обвиняюще спросила Эмили. — Я вижу по твоему лицу, что ты знаешь, кто это сделал! Скажи мне!
— Эмили, не впадай в панику из-за старой, рваной куклы. Возможно, кто-то из негритянских детей случайно оставил ее здесь…
— Нет! — перебила Эмили, возмущенная его попыткой увильнуть. — Куклу нарочно изувечили и оставили в ящике с детским бельем, чтобы напугать меня! И ты знаешь, кто это сделал! Кого ты защищаешь, Эдгар? Свою любовницу? Или их здесь много?
— Эмили!
Но она попятилась от Эдгара, глаза ее были полны недоверия. Кто же в этом доме так ненавидит ее и не родившегося ребенка? Одной мысли о драгоценном младенце, которого может постичь та же судьба, что и куклу, было достаточно, чтобы Эмили почувствовала себя совершенно больной. Кто ее настолько ненавидит? Мария? Эвис?
— Ты кого-то покрываешь, Эдгар! Если только не ты сам это сделал!
Лицо Эдгара исказилось, он изумленно посмотрел на нее и умоляюще сложил руки.
— Эмили, ради Бога, что ты говоришь? Как ты могла подумать…
— Тогда почему ты не говоришь мне, кто это сделал и кто разбил флакон для духов моей матери? Ты знаешь, как я боюсь за ребенка, но иногда я думаю, что ты… я думаю… что ты меня ненавидишь, потому что я не могу быть Оливией… — Голос сорвался, и она горько расплакалась.
— Тихо! — мягко приказал Эдгар, обнимая ее. — Ты сама не знаешь, что говоришь.
- Предыдущая
- 47/72
- Следующая
