Распутин: жизнь и смерть - Радзинский Эдвард Станиславович - Страница 68
- Предыдущая
- 68/168
- Следующая
Царица пожаловалась мужу. И вот уже Николай просит премьера рассказать о беседе с мужиком. «Когда я закончил мой рассказ, Государь спросил меня: „Вы не говорили ему, что вышлете его, если он сам не уедет?“ И получивши мой ответ, что… у меня не было повода грозить Распутину высылкой, так как он сам сказал, что давно хотел уже уехать, Государь сказал мне, что он этому рад… и „ему было бы крайне больно, чтобы кого-либо тревожили из-за нас“… Потом Государь спросил: „А какое впечатление произвел на вас этот мужичок?“ Я ответил, что у меня осталось самое неприятное впечатление, -и мне казалось… что передо мной типичный сибирский бродяга… „ Впоследствии в Чрезвычайной комиссии Коковцов сформулировал свое мнение еще откровеннее: «Я был. 11 лет в Главном тюремном управлении… видел все каторжные тюрьмы… Среди не помнящих родства сибирских бродяг сколько угодно Распутиных… Совершая крестное знамение, он может с такой же улыбкой взять за горло и задушить“.
И Распутин понял: пора выступать против премьера, тем более, что Коковцова уже не хотела «мама».
Из показаний Филиппова: «Само удаление Коковцова состоялось под давлением, весьма искусным и упорным, со стороны Распутина, который имел своеобразный прием, чрезвычайно магически действовавший на слабохарактерно-заносчивые натуры, к каковым следует причислить Государя: вскользь, беседуя о посторонних предметах, он характеризовал ненавистное ему лицо одной фразой или эпитетом, которые оставляли след… „ И хотя Коковцов привел в порядок финансы и обеспечил наступление периода истинной стабильности, в январе 1914 года его отправили «на покой“ в Государственный Совет, наградив на прощание, как и Витте, титулом графа.
Казалось бы, с падением Коковцова должен был вновь появиться на политической сцене так благоволивший к Распутину Витте, который «с ним спелся», как писала генеральша Богданович.
Назначение премьером Витте — любимца прогрессивных партий и промышленного капитала, могло бы, на первый взгляд, решить все проблемы. С одной стороны, он был угоден обществу, с другой — у него было достаточно ума и авторитета, чтобы заткнуть рты врагам «Нашего Друга». И Витте знал, что сообразительный Распутин все это понимает и будет его поддерживать. Но он не понял, как и многие, истинную ситуацию: мужик мог влиять на царицу только тогда, когда у нее не было своего решения. В ином случае Распутин обязан был играть в ее игру: объявлять мнение Аликс своим предчувствием, своим предсказанием, своим желанием…
К несчастью для экс-премьера, у Аликс было твердое мнение о нем. Она ненавидела Витте, ибо он был творцом Конституции, ограничившей в 1905 году власть царя и будущую власть ее сына — «обокравший Маленького». И как бы ни был ей полезен великий министр, она не умела и не желала преодолеть свои чувства. Так Мария Антуанетта не могла преодолеть отвращения ни к Лафайету, ни к Мирабо, как бы они ни были полезны и ни пытались ее спасти…
Распутин понял и не заикался о своих симпатиях к Витте.
Но когда у Аликс своего мнения не было, наступало его время. Вступала в свои права русская практика XVIII века — действовать через царского фаворита… И если Распутин не мог «протолкнуть» Витте на пост премьера, то повлиять на назначение нового министра финансов, совершенно безразличного царице, мужик сумел.
В то время около него появляются банкиры. С ним знакомится Петр Барк — типичное дитя молодого русского капитализма. 43-летний крупный чиновник министерства финансов ушел в директора-распорядители Волжско-Камского банка и щедро использовал на этой должности свои правительственные связи. Затем, оставив службу в банке, вернулся к государственной деятельности. При Коковцове он стал товарищем министра торговли и промышленности. Используя ситуацию вокруг премьера, Барк и стоявшие за ним банкиры начинают завоевание министерства финансов.
Как показал Филиппов в «Том Деле»: «Падение Коковцова, весьма осторожного политика в области финансов, обнаружившего чрезвычайную твердость и самостоятельность в отношении банков, было выгодно банкирам».
В январе 1914 года премьером стал Иван Логгинович Горемыкин, 75-летний старик, «Старче», как называл его Распутин. Начинается излюбленная российская политика контрреформ — отказ от столыпинских преобразований. И когда начала обсуждаться кандидатура нового министра финансов, Распутин тотчас заговорил о «хорошей душе» Барка и его способностях. Аликс передала Николаю «размышления Нашего Друга» о Барке.
Царь мог только подивиться настойчивости Распутина в деле, в котором мужик так мало смыслил — объяснить это можно было только «наитием свыше»… Барк был назначен министром финансов.
Так в первый раз с подачи Распутина происходит назначение уже не на церковную должность, но на государственную. Причем произошло не просто назначение нового министра — произошла революция, суть которой Распутин не понял. Он знал лишь, что теперь деньгами распоряжается «наш»… На самом деле рухнула политика, которую проводил Столыпин, а за ним Коковцов. Финансами полуфеодальной страны начинают заправлять банки через своего ставленника.
Филиппов, сам будучи банкиром, знавшим эту кухню изнутри, пояснил в «Том Деле»: «Барк… дал обязательства банкам… Начинается широкое субсидирование из государственных средств частных банков, якобы для поддержки промышленных предприятий… в то время как средства употреблялись заправилами банков на скупку биржевых ценностей и для игры на понижение, что будет особенно опасно в первый период войны… «
Но вернуть Россию к замороженному состоянию, к безгласному покою времен Александра III, у Горемыкина не было ни сил, ни способностей. Однако он был в самых «послушливых» отношениях с Аликс, принимал «Божьего человека» и внимательно читал бесконечные записки, которые Распутин присылал с просителями: «Дорогой божий старче выслушай их помоги ежели возможно извиняюсь грегорий».
Филиппов рассказывает в «Том Деле», как пьяный Распутин звонил Горемыкину прямо на квартиру с очередным «прошением». И российский премьер «извинялся за невозможность принять Распутина, говорил, что жена его опасно больна, а Распутин заплетающимся языком его успокоил: „Старуха скоро выздоровеет“…
- Предыдущая
- 68/168
- Следующая
