Распутин: жизнь и смерть - Радзинский Эдвард Станиславович - Страница 67
- Предыдущая
- 67/168
- Следующая
Именно в то время с ним познакомилась Александра Георгиевна Гущина, 73 лет, вдова доктора. У нее только что умер муж, жизнь стала ей в тягость.
В «Том Деле» остались и ее показания: «Каждый раз в церкви я встречала мужчину, одетого в поддевку, который очень усердно молился… манера молиться у него была особая — он стремительно становился на колени, как-то странно упирался в пол пальцами… К нему, здороваясь, обращалось с просьбами помолиться очень много народу».
Ей сказали, что это Распутин. «Как-то он подошел после обедни сам и спросил: „Что ты такая грустная?“ Я рассказала про свои невзгоды, и он сказал: «Грешно грустить, надо молиться Богу… « Он пригласил ее к себе. Старуха пришла на Английский проспект и попала на одну из самых знаменитых фотографий, которая украсит бесконечные книги о Распутине. Но об этом речь впереди…
Весь 1913 год продолжается газетная травля Распутина. Он уже привык читать интервью, которых не давал, и сопровождавшие их издевательства журналистов.
Филиппов в очередной раз попытался защитить приятеля в газете «Дым Отечества»: «Целая книжная литература создалась около старца… ворох статей по поводу его необыкновенного и даже необъяснимого влияния в высших сферах… Распутин — обыкновенный русский мужик, экзальтированно умный… и главное, не порывающий своей связи с простым народом и потому сильный в народе».
Филиппов издевался над журналистами, «которые печатают слухи, что Распутин мог удалить таких столпов, как Гермоген и Феофан». Даже близкий его друг не знал об истинных возможностях Распутина в Царском Селе…
Иногда Распутин уступал и все же давал интервью — к ужасу Аликс, ибо часто они были еще опаснее того, что за него выдумывали журналисты.
«Вот вы пишете про меня небылицы, врете, а я ведь за мужичков. На чем Россия держится? На мужике… Мы теперь решили ставить архиереев из мужичков. Ведь на мужицкие деньги духовные семинарии строятся… „ «Мы теперь решили… « — и тотчас поднимается газетная волна. И опять «цари“ должны ее утихомирить.
Под влиянием Филиппова у Распутина появилась мысль — выпускать свою газету.
«Надумал я самую настоящую, правдивую, народную газету в ход пустить. Денег мне дадут, люди верующие нашлись… соберу я людей хороших, перекрещусь, да и — Господи, благослови! — в колокол ударю… „ — сообщал мужик в интервью, опубликованном в «Петербургском курьере“.
Похоронила эту мысль, видимо, императрица. Она поняла, что он утонет в деле, в суете. А он нужен был ей для нее самой, для мальчика, для разговоров о душе…
Журналисты пытались узнать о его влиянии на решение царя не участвовать в балканской войне. И он отвечал: «Воевать вообще не стоит — лишать жизни друг друга, нарушать завет Христа и преждевременно убивать собственную душу. Пусть забивают друг друга немцы и турки — это их несчастье и ослепление, а мы любовно и тихо, смотря в самих себя, выше всех станем… „ И опять проклинали его за „предательство братьев-славян“. И опять Аликс поручала Вырубовой поговорить с „Нашим Другом“, чтобы тот избегал «гадких газетчиков“.
А они все звонили… И он уже кричал в трубку: «Чего от меня хотят? Неужели не хотят понять, что я маленькая мушка и что мне ничего ни от кого не надо?.. Неужели не о чем больше писать и говорить, как обо мне?.. Я никого не трогаю… Да и трогать не могу, так как не имею силы… Каждый шаг обсуждают… все перевирают… Оставьте в покое… Дайте жить!.. « Этот монолог моментально попал в газеты с насмешливым комментарием.
И опять они звонили. И опять он кричал в трубку — отбивался: «Говорю тебе, я маленькая мушка, и нечего мною заниматься… Кругом большие дела, а вы все одно и то же: Распутин да Распутин… Молчите… Довольно писать… Ответите перед Богом! Он един и все видит… Он один понимает… Рассудит… Коль нужно, пишите… Я больше ничего говорить не буду…. Принимал близко к сердцу… Теперь перегорел… Наплевать… Пусть все пишут… Все галдят… Такая, видно, моя судьба… Все перенес… Ничего не боюсь… пишите… Сколько в душу влезет… Говорю тебе, наплевать… Прощай… « И этот монолог тоже напечатали.
Что делать — он был «герой дня». Обреченный герой…
Лгал ли он, когда называл себя «маленькой мушкой»? Да, лгал. И… говорил правду! Эта двусмысленность его положения при «царях» проявилась в истории тогдашнего премьер-министра Коковцова и прошлого — графа Витте.
После назначения Коковцова премьером Аликс бросила «пробный шар» — Распутин был послан «посмотреть его душу».
Коковцов вспоминал впоследствии: «Я был поражен получением письма от Распутина, содержавшего в себе буквально следующее: „Собираюсь уехать совсем, хотел бы повидаться, чтобы обменяться мыслями… назначьте когда“. Премьер согласился. Состоялась почти комическая сцена — Распутин вошел, молча сел. Молчание продолжалось. Распутин смотрел на премьера. „Его глубоко сидящие в орбите, близко посаженные друг к другу, маленькие, серо-стального цвета глаза были пристально направлены на меня, и Распутин долго не сводил их с меня, точно он думал произвести на меня какое-то гипнотическое воздействие или просто изучал“. Но… мужик вдруг забормотал: „Что ж, уезжать мне, что ли? Житья мне больше нет — чего плетут про меня!“
Здесь премьер, по замыслу Аликс, видимо, должен был уверить Распутина, что он его защитит. Но Коковцов сказал: «Да, конечно, вы хорошо сделаете, если уедете… Вы должны понять, что здесь не ваше место, что вы вредите Государю, появляясь во дворце… давая кому угодно пищу для самых невероятных выдумок и заключений». В ответ услышал: «Ладно, я — худой, уеду, пущай справляются без меня, зачем меня зовут сказать то, да другое… „ Долго опять молчал, уставившись на меня, потом сорвался с места и сказал только: «Ну, вот и познакомились, прощайте“.
Когда Распутин рассказал царице о предложении Коковцова уехать, она тотчас «разлюбила» премьера. Ведь приятие им Распутина — это не просто приятие «Божьего человека», но, прежде всего, знак готовности подчиняться ее мнению, готовности примкнуть к лагерю ее друзей, стать «нашим»…
- Предыдущая
- 67/168
- Следующая
