Полосатая спинка. Рассказы - Радзиевская Софья Борисовна - Страница 17
- Предыдущая
- 17/44
- Следующая
— Чок, чок… прячься, дурачок! — крикнула она на своём языке, да так громко, что Десятый вздрогнул и опрометью кинулся вниз между прутьями хвороста. И тут же над ним свистнули другие крылья, жёлтые с чёрным. Острые когти ястреба успели рвануть тонкую голубую шкурку у самого хвостика, несколько шерстинок закружилось в воздухе, но крольчонок уже был в безопасности.
Он не мог повернуться и зализать ранку, как это сделала бы кошка, спина у него не такая гибкая. Он только забрался в прохладное место поглуше, но тут же задрожал ещё сильнее, потому что наверху, над самой головой, раздался такой грохот, какого ему слышать ещё не приходилось.
— Попал! Попал! — крикнул кто-то весело и звонко. — Вот он ястреб, под кустом лежит! Не будет больше наших цыплят таскать!
— Теперь и лесной народ обрадуется, — ответил второй голос. — А ты, Витя, слыхал, как сорока кричала? Это она знать дала тому, кого ястреб ловил.
— А что она ему сказала?
— Чок, чок, прячься, дурачок! Сорока всегда тревогу бьёт, как ястреба приметит. Дескать, спасайся кто может. Только вот кого это она спасала — не знаю. А он не иначе как в эту кучу запрятался.
Люди ещё поговорили, походили вокруг хвороста, поворошили его. Им очень хотелось узнать, кого же ловил в нём разбойник-ястреб?
Но Десятый не шелохнулся в дальнем углу кучи: кто его знает, зачем ходят и дёргают хворостинки. Он начинал понимать, что жизнь в лесу не простая штука.
Ранка на спине зажила быстро, от неё остался только маленький белый шрам. Десятый посидел, посидел в хворосте и опять стал из него выбираться на прогулку, но уже осторожнее: сначала нос высунет, подёргает им в разные стороны — не предвидится ли опасности? И больше всего пугался, заслышав крик сороки. Он так и не понял, что лучшими его друзьями в лесу как раз и оказались сорока и ёж: два раза выручали его из смертельной беды.
Однако лесная жизнь, хотя и полная тревог, шла крольчонку на пользу. Он сделался крепче и сильнее, чем его братцы и сестрицы, а голубая шёрстка так и блестела от сытости. И всё же ему чего-то недоставало. Вкусная трава уже не радовала его, солнечный свет не грел так приятно, как раньше, и крольчонок заскучал. Не весело жить одному.
В этот день ему было особенно не по себе. Он вяло, нехотя прыгал по знакомой тропинке, скусывал травинки и тут же их бросал. И вдруг из-за поворота, откуда обычно выкатывался старый знакомец ёж, выскочил и присел от неожиданности кто-то…
Крольчонок тоже присел, и минуту они, не двигаясь, смотрели друг на друга. Этот «кто-то» был очень похож на Десятого. И не удивительно: это был самый настоящий заяц, только ростом побольше и шкурка у него не голубая, как у кролика, а рыжеватая.
Ещё минута, и Десятый высоко подпрыгнул и радостно кинулся к незнакомцу. Тот тоже прыгнул ему навстречу. Но что же? Острые зубы рыжего так и впились в ухо крольчонка. Он бил его передними лапами, подпрыгивал и ударял острыми когтями задних лап.
Зайцы и кролики — враги. При встрече они нападают друг на друга. Заяц был старше и сильнее и потому напал первый.
Избитый, оглушённый, искусанный крольчонок мячиком катался по земле. Едва он приподнимался, как сильный удар снова опрокидывал его. Наконец, и сам противник на минуту остановился передохнуть и Десятому удалось вскочить.
Не помня себя от страха, он кинулся во всю силу лапок по тропинке. А рыжий нёсся за ним и на ходу старался ещё укусить и ударить его ногами.
Они миновали место, где когда-то крольчонок вывалился из корзинки. Тропинка повернула вверх, и они бежали по ней всё дальше.
Вот и домик на горке. Увидев его, заяц на всём ходу высоко подпрыгнул, перевернулся и юркнул в кусты. Но наш малыш этого не видел. Задыхаясь, он кинулся к отверстию в заборе, проскочил через двор, забежал в сарай и упал, в тёмном дальнем углу его.
Послышались шаги, голоса… Крольчонок не в силах был пошевелиться. Он только слабо вздрогнул, когда маленькие руки схватили его и крепко, но ласково прижали к груди.
— Дядя Степан, он вернулся! — закричала девочка. — Дядя Степан, он вернулся! Десятый!
— Иринка, куда ты? Ведь все ещё спят.
— Не спят, не спят. То есть кролики не спят. Надо же посмотреть, как там Десятый. Может, его обижает кто.
Иринкины косички запрыгали: ходить тихо она не умела.
Девочка была права: крольчата не спали. Они собрались в кучку, дёргали носиками и в упор разглядывали гостя. Десятый прижался к сетке, окружавшей кроличий двор, и тоже дёргал носиком, а если кто подходил ближе — так громко хлопал задней лапой по земле, что крольчата отскакивали.
— Ну, чего ты боишься? — уговаривала его огорчённая Иринка. — Они просто хотят с тобой подружиться. Ты почему такой сердитый?
Но крольчонок не был сердитым. Ему ещё не забылся рыжий неприятель, который вчера выгнал его из леса. Десятый фыркал, топал и не желал слушать Иринкиных уговоров. И сетка его огорчала. Там, в лесу, можно было бежать куда хочешь. И Десятый, повернувшись к кроликам спиной, вдруг отчаянно заработал лапами. Он решил подкопаться под сетку.
— Брось, не копай! В лесу тебя опять заяц залягает, — смеялся Витя. — Я в окошко на чердаке видел, как он от зайца улепётывал. Трус твой Десятый, вот он кто. Недаром кроликов трусами зовут.
— Не трус! Не трус! — кричала Иринка. — Это он просто очень торопился. Соскучился по своим братикам. — Она чуть не заплакала, но вовремя вспомнила, что Витька тогда ещё больше дразниться будет.
Между тем крольчатам надоело смотреть на новенького, и они разбежались по всему дворику кто куда.
Время шло, и дело наладилось. Десятый весело носился по дворику с другими кроликами и даже соглашался иногда съесть морковку, сидя на коленях у Иринки. Удовольствие портил только Витя.
— Трус у труса на коленках сидит! Трус у труса на коленках сидит! — распевал он при этом и тут же начинал прыгать, представляя, как Десятый удирал от зайца.
За себя Иринка ещё не так обижалась. Витя дразнил её трусихой за то, что она лягушек боится и в руки их взять не может. А за Десятого ей очень обидно было.
— Он, может быть, понимает! — кричала она Вите. — Видишь, как носиком дёргает. Стыдно маленького обижать.
— Как же, маленький! — отвечал Витя. — Вон какой крольчище вырос — не поднять.
А Десятый и в самом деле уже стал такой большой и сильный, что Иринка бы не смогла его удержать, вздумай он вырваться из рук.
— Другие кролики и не пробуют с ним ссориться. Сразу видно, какой он породы, — с гордостью сказала Иринка. — Он называется Голубой Великан.
— Трус, трус, на морковки, — ехидно предлагал Витя. — Ага, видишь, берёт. Значит сам знает, что трус!
Но вскоре Вите пришлось перестать дразнить Иринку.
Начиналась ранняя осень. Дни стояли ещё тёплые, и Десятый с удовольствием грелся на солнышке. Но вдруг он насторожился и подобрал под себя задние ноги — на дереве около кроличьего дворика появился подозрительный зверь. Свою серую кошку кролики знали хорошо, она часто проходила мимо сетки и ими не интересовалась. А эта была чужая, рыжеватая, и глаза у неё блестели насторожённо и зло.
Кошка, крадучись, шла по ветке, наклонившейся над кроличьим двориком. Сразу было видно, что пришла не за добрым делом. Вот она остановилась, сжалась в комок и одним скачком прыгнула прямо на спину небольшой крольчихи.
В ту же минуту Десятый оказался на ногах, хрюкнул, как это делают очень рассерженные кролики, и кинулся на рыжего врага. Уж не напомнила ли ему кошка своим цветом зайца? Может быть.
Сильные задние ноги Десятого на прыжке больно ударили кошку. В воздух взвилась рыжая шерсть. Кошка отскочила с пронзительным визгом и шипеньем и тут же взвизгнула ещё громче и заметалась по дворику: камень, пущенный меткой рукой Вити, ударил ей в бок.
Десятый не успел повторить свой могучий прыжок. Пока Витя добежал до калитки, кошка метнулась на крышу кроличьего домика, оттуда на землю и исчезла так же неожиданно, как и появилась.
- Предыдущая
- 17/44
- Следующая
