Приход ночи - Азимов Айзек - Страница 17
- Предыдущая
- 17/74
- Следующая
А еще Тьма приходила к нему во сне. В комнате, конечно, горела лампадка – Ширин всегда спал с лампадкой и не знал никого, кто бы этого не делал, а после Туннеля завел себе запасную на случай, если в первой сядет батарея – хотя индикатор показывал, что заряда хватит еще на полгода. И тем не менее спящему мозгу Ширина мерещилось, что комната погружается в глубины мрака, в черноту, в полную и беспросветную Тьму. И психолог просыпался дрожащий, весь в поту, убежденный, что вокруг него Тьма, хотя приветливый свет двух лампадок по обе стороны постели доказывал, что это неправда.
И сейчас, выходя из самолета под это хмурое небо, Ширин хоть и радовался, что вернулся домой, но предпочел бы более солнечный прием. Ему стало слегка – а может, и не слегка – нехорошо, когда пришлось идти по плексигласовому дождезащитному переходу от самолета к аэровокзалу. Ширин жалел, что этот переход поставили – сейчас он предпочел бы промокнуть, чем входить в закрытое пространство. Предпочел бы остаться под открытым небом, при свете дружеских солнц – хотя бы и скрытых за облаками.
Но потом дурнота прошла. Когда Ширин получил багаж, радость возвращения в Саро пересилила в нем последствия столкновения с Тьмой.
Лилиат 221-я ждала его в машине около багажного отделения. Это тоже улучшило ему настроение. Лилиат была стройная, приятная женщина лет пятидесяти, коллега Ширина по факультету психологии. Ее работа, правда, никак не пересекалась с тематикой Ширина – она экспериментировала с животными в лабиринтах. Они знали друг друга уже десять или пятнадцать лет. Ширин давно бы предложил Лилиат выйти за него замуж, будь он из тех, кто женится. Но он был не из таких – да и она тоже, насколько давала ему понять. Их отношения, кажется, устраивали обоих.
– Нечего сказать, выбрал денек, чтобы вернуться, – сказал Ширин, садясь рядом с Лилиат и дружески целуя ее.
– У нас так уже три дня. И говорят, будет еще три, пока Онос не выйдет из-за туч. К тому времени мы, должно быть, потонем. А ты как будто похудел в Джонглоре, Ширин!
– Правда? Знаешь, эта северная кухня не очень мне по вкусу.
Он не думал, что перемена в нем так очевидна. Казалось бы, человек его объема может незаметно похудеть на десять-пятнадцать фунтов. Но у Лилиат был острый глаз – а возможно, он потерял больше пятнадцати фунтов. С тех пор как Ширин побывал в Туннеле, он едва притрагивался к еде. Это он-то! Ему самому не верилось, как мало он ест.
– А выглядишь ты хорошо, – сказала Лилиат. – Здоровый, бодрый.
– Неужели?
– Тебе, конечно, незачем становиться тощим в твоем возрасте, но немножко сбросить вес не вредно. Ну как, понравилось тебе в Джонглоре?
– Как сказать…
– Выставку видел?
– Да. Сказочное зрелище, – с умеренным энтузиазмом сказал Ширин. – Бог мой, Лилиат, ну и дождь!
– А в Джонглоре дождя не было?
– Нет, там все время было ясно и сухо. Как в Саро перед моим отъездом.
– Такой сезон, Ширин. Хорошая погода не может длиться несколько месяцев подряд, сам знаешь. Когда каждый день всходят разные солнца, нельзя ожидать от климата постоянства.
– Ты говоришь прямо как метеоролог – а может, астролог.
– Нет – как психолог. Ты не хочешь рассказать мне о своей поездке, Ширин?
– Выставка просто великолепна, – нерешительно заговорил он. – Жаль, что ты ее не видела. Но почти все время я работал. Заварили они там кашу со своим Таинственным Туннелем.
– Там действительно умирали?
– Да, было несколько случаев. Но основная масса получила психические травмы. Люди теряли ориентацию, заболевали клаустрофобией. Я говорил кое с кем из пострадавших. Для их выздоровления потребуются многие месяцы, а некоторые не оправятся до конца своих дней. При этом Туннель продолжал работать, как ни в чем не бывало.
– Даже после того, как появились жертвы?
– Это никого не волновало – а меньше всего руководителей выставки. Им лишь бы продать побольше билетов. А народу было любопытно посмотреть, что такое Тьма. Можешь ты себе это представить, Лилиат? Они становились в очередь, чтобы рискнуть своим рассудком! Разумеется, каждый был убежден, что уж с ним-то ничего не случится. И со многими действительно ничего не случалось. Только с некоторыми. Я тоже побывал в Туннеле.
– Правда? – удивилась Лилиат. – Ну и как?
– Мерзко. Я бы многое отдал, чтобы не повторять этого.
– Но ты как будто не пострадал.
– Как будто нет, – осторожно сказал он. – Если бы я проглотил с полдюжины живых рыбешек, я бы тоже не пострадал, но вряд ли захотел бы проделать это еще раз. Я им сказал, чтобы закрыли свой проклятый Туннель. Это мое мнение как эксперта, и они, думаю, ему подчинятся. Мы просто не рассчитаны на то, чтобы выдерживать столько Тьмы, Лилиат. Минута-другая – и мы начинаем барахлить. Я уверен, что это врожденное, заложенное в нас миллионами лет эволюции. Тьма – самое противоестественное явление на свете. А уж продавать ее людям в качестве развлечения… – содрогнулся Ширин. – Ну, теперь все это в прошлом, и я снова дома. Что новенького в университете?
– Да ничего. Все те же идиотские свары, все те же заседания на факультете, выспренные речи по поводу разных злободневных событий – ну, ты знаешь. – Она помолчала и сжала рулевой рычаг обеими руками, ведя машину по глубоким лужам на шоссе. – Вот в обсерватории, кажется, какая-то заварушка. К тебе приходил твой друг Биней 25-й. Мне он почти ничего не сказал, но им как будто пришлось пересмотреть одну из своих ключевых теорий. Все засуетились. Сам старый Атор возглавляет работу, можешь себе представить? Я думала, что у него мозг атрофировался еще сто лет назад. Биней привел с собой какого-то журналиста, автора популярной колонки в газете. Теремон, кажется. Теремон 762-й. Я не слишком-то обращала на него внимание.
– Это знаменитость. Поборник справедливости, хотя я не знаю толком, о чем он там пишет. Они с Бинеем проводят много времени вместе.
Ширин взял себе на заметку позвонить молодому астроному, как только разложит вещи. Биней вот уже почти год жил с Раисстой 717-й, дочерью сестры Ширина, и у двух мужчин завязалась дружба, настолько близкая, насколько позволяла двадцатилетняя разница в возрасте. Ширин интересовался астрономией, и это тоже связывало их.
Атор вернулся к научной работе? Подумать только! Что же такое случилось? Может, какой-нибудь выскочка опубликовал статью с нападками на закон всемирного тяготения? Нет, на такое никто бы не отважился.
– Ну, а ты? – спросил Ширин. – Ты ничего не говоришь о том, что делала в мое отсутствие.
– А как по-твоему, что я делала? Занималась дельтапланеризмом? Посещала собрания Апостолов Пламени? Политически просвещалась? Я читала, вела свои группы, придумывала, что приготовить тебе на обед, когда вернешься. Ты случайно не сел на диету, нет?
– Конечно, нет. – Он любовно положил ладонь на ее руку. – Я о тебе все время думал, Лилиат.
– Уверена, что думал.
– И не могу дождаться, когда будет обед.
– Вот это похоже на правду.
Дождь вдруг припустил еще пуще. Масса воды обрушилась на ветровое стекло, и Лилиат потребовалось все внимание, чтобы удерживать машину на дороге. Они как раз проезжали мимо Пантеона, великолепного Собора Всех Богов, утратившего часть своего великолепия от потоков дождя, текущих по кирпичным стенам.
Небо потемнело еще на пару делений. Ширин весь съежился под давлением окружающего сумрака и стал смотреть на ярко освещенную приборную доску.
Ему не хотелось больше оставаться в замкнутом пространстве машины. Хотелось выйти наружу, несмотря на ливень. Но ведь это безумие. Он вмиг промок бы до нитки. Мог бы даже утонуть – такие потоки разливались повсюду.
Думай о чем-нибудь хорошем, приказал он себе, о чем-нибудь теплом, светлом. Думай о солнечном свете, о золотом свете Оноса, о теплом свете Трея и Патру, даже о холодном свете Тано и Ситы, о слабом красном свете Довима. Думай о сегодняшнем обеде. Лилиат устроит пир в честь твоего возвращения. Она так хорошо готовит.
- Предыдущая
- 17/74
- Следующая
