Змеев столб - Борисова Ариадна Валентиновна - Страница 51
- Предыдущая
- 51/79
- Следующая
Не представляя ясно глубины материнского горя, Хаим чувствовал нескончаемый подземный пожар и не пытался проникнуть в этот черный тлеющий лес. Он был уверен: если бы пришлось искать Ромку в темноте среди тысяч детей, жена нашла бы его на ощупь, по запаху, силой древнего, как мир, наития.
Стоя на береговом взгорье, за продвижением новоприбывших наблюдала здешняя власть: две женщины и с десяток мужчин, один из них милиционер. Человек, выделяющийся могучим ростом и телосложением, с командирскими повадками, был, вероятно, главным начальником мыса. Женщины смотрели на «наемников международной буржуазии» с любопытством, милиционер был явно подвыпившим и скучал. Хаим не без удивления признал в нем соплеменника.
Отцепленные баржи встали на якоря, пароход развернулся, весело попыхивая трубой. Начальник, зловеще супя густые брови, вдруг разразился площадной бранью.
– Зверь, – определила пани Ядвига.
Он оказался не зверь, а Змей. Фамилия заведующего участком была Тугарин. Змеем его за глаза звали все, включая милиционера с еврейским лицом и русским именем Вася.
Змей метался и орал:
– Одни бабы, екарный бабай! Рехнулись они там, что ли – кого мне прислали? Как я выполню план с бабами и стариками?!
Переселенцы огорошенно молчали. Никто бы не заподозрил в них, не особо опрятных, одетых во все, что отыскалось теплого, облетевший цвет литовской элиты и интеллигенции: жен бывших владельцев магазинов, фабрик и руководителей предприятий, инспекторов гимназий, директоров школ, учителей, журналистов, монахинь.
Оглядывая жалкое сборище, начальник в бессильной досаде заскрипел зубами:
– Ну, чего зенки вылупили? Марш таскать груз, быстро!
Принялись носить вверх мешки с мукой и солью, доски, бревна, кирпичи на носилках, катили бочки с керосином и железные камельки, смастеренные из тех же бочек. Пожилые женщины захлопотали у костров над кастрюлями с мучной похлебкой. Дети постарше тоже не сидели сложа руки, искали выброшенную весенним половодьем древесину – вокруг не росло ни деревца.
На берегу под ногами смачно чавкала смесь ила и песка, болотистая тундра состояла из сплошных кочек, покрытых свалявшейся, как старая овчина, травой. Хаим клял себя за то, что, ошеломленный новым переселением, забыл взять с собой и женины сапоги. Он пытался облегчить жене работу насколько мог, хотя это было бесполезно, – она мягко отстраняла его руки. Хаим старался не замечать, как оскальзываются и вязнут в мокрой грязи ее окоченелые ноги в размякших туфлях.
Тучи надвинулись низко, бурыми косяками устремились на запад. Швырнешь в тучу камень – застрянет в ее пористом веществе и, может, долетит с нею до войны… Начался дождь, захлюпал в обуви, выстройнил тела, холодными прутьями выбивая собранное движением тепло. Через десять минут на миг показался розоватый клочок неба, словно младенец пихнул пяточкой, и кончился дождь. А вскоре узнали, что погода здесь меняется едва ли не каждые полчаса.
На Алтае, какой бы тяжелой ни казалась крестьянская работа, спецпоселенцам было предоставлено жилье, зеленели огороды, хозяйки коров продавали молоко и творог. Там, наверное, все еще стояло благодатное лето, и народ собирал картофель, посаженный вновь высланным контингентом…
В обед Хаим разогрел руками ноги жены. Она сидела на бревешке спиной к костру, опустив голову, стыдилась нечуткости мужа по отношению к другим женщинам, его обыкновения не признавать условностей, как если б никого вокруг не было. Отказалась бы, но уж больно замерзла. Женщины тоже отводили глаза, вздыхая, хотя притерпелись уже к будничной манере этого мужчины опекать жену, будто ребенка. За долгое время невольной совместной жизни с характеров слущилась шелуха показного, наносного, души были упрощены, и люди понимали: Хаим не прикидывается, он такой, какой есть, и принимали его таким.
Выбрав из груды кулей для рыбы мешок покрепче, он разорвал холст и обмотал ноги Марии поверх туфель – малая, а все же защита, легче беречь тепло. О близости вечной мерзлоты к поверхности здешней земли сообщили мальчишки. Отойдя в поисках топлива дальше, они обнаружили природный дровяной склад на берегу широкого залива. Множество лет штормы выбрасывали сюда занесенные морем с верховьев погибшие деревья, поддоны из-под кирпичей и даже тесаный строевой лес, сорванный где-то с плотов. Ребята увидели мерцающий лед вечности под утопшим торцом толстого бревна, которое им общими усилиями удалось выковырнуть из занесенного илом кочкарника.
Разгрузили баржи только ближе к вечеру. Тугарин велел собраться и сказал речь, мало отличающуюся от речей, слышанных ранее от председателей алтайских совхозов:
– …ударно трудиться на благо нашей советской Родины. Товарищ Сталин и коммунистическая партия… Народ вам поверил, и вы должны… находясь в глубоком тылу, приближать победу над проклятым фашизмом… Фронт ждет, когда мы отправим ему рыбу…
С этого момента Хаим слушал внимательно.
– …мы претворим в жизнь все планы по добыче и засолке рыбы! Каждый день и час воины Красной армии спасают страну от врагов, не жалея себя, и вы обязаны жить так, чтобы…
– Извините, в чем же нам жить? – прервал Хаим.
Начальник смерил его уничижительным взглядом. Вежливый какой – извините-пожалуйста, а перебил! Интеллигент жидовский… Змей длинно сплюнул в песок.
– В чем-чем, – передразнил презрительно. – Вон, – показал на великанские тюки, – ставьте пока что палатки.
К ночи в двух огромных солдатских палатках с бочками-камельками кое-как поместились все двести человек.
– Половим рыбу и увезут в Тикси или еще куда-нибудь, – сказала Гедре, дочь покойного Бенешявичюса.
– Конечно, увезут, не будем же зимовать в палатках, – согласилась Нийоле, опасливо поглядывая на пани Ядвигу. Но та помалкивала.
Ужин варили тут же. Подросткам посчастливилось подбить палками непуганых гусей, и вкус забытого мяса немного приподнял настроение. Устраиваясь на досочном настиле и рыбных мешках, люди невольно чувствовали себя пассажирами корабля, потерпевшего крушение. Тщились уснуть поскорее, отгоняя мысли о будущем … Утром эти мысли пригнал назад Тугарин, приказав строить на зиму жилье, и по-доброму посоветовал:
– Поторопитесь, сами видите, какие погоды тут подлые, а скоро земля совсем замерзнет, останетесь без дерна.
– Из чего строить? – Хаим задал вопрос, беспокоящий всех. Прораб вчера пояснил, что бревна, вытащенные с берега, пойдут на строительство конторы и цеха засолки рыбы.
– Опять ты? – озлился начальник. – Из чего! Не из чего и нечем, екарный бабай! Нет у меня инструментов. Да их особо и не требуется. Землянки лепите, земли на всех хватит. Доски могу дать только на крыши и нары. А топоров и лопат у матросов полно. С ними и торгуйтесь, у кого есть хорошие шмотки, деньги или золотые цацки, серьги там, колечки…
Он знал, что говорил. Матросы не первый год менялись на меха с местными, кочевавшими с оленьими стадами по тундре, и запаслись к возможному базару не только всяким инструментом и водкой, но и котелками, кружками, консервами, сахаром и даже буханками дубового хлеба. Чувствуя себя теперь туземцами, люди потянулись к берегу.
Хаим вынул из рюкзака припрятанную на самое дно, завернутую вместе с серебряными вилками-ложками шкатулку. В Якутске энкавэдэшники велели сдать золото и серебро, да почти никто этого не сделал. В трудные дни Готлибы, как и другие, бывало, меняли у алтайских крестьян одежду на еду. Сельчане смотрели на дорогие украшения с подозрительностью, «цацки» им были ни к чему, а тут, видимо, подошел черед драгоценностей.
– Подарок фрау Клейнерц не надо, – попросила Мария. – Может, хватит будильника и обручальных колец?
– Погоди, – проворчала пани Ядвига и высыпала на ладонь Хаиму горстку перстней. – Те, что попроще пока. Чую, остальные потом пригодятся… Вот еще это возьми, – порывшись в бауле, достала черное бархатное платье, кружевную шаль и вышитую маркизетовую сорочку.
Хаим заметил, что меной занимаются всего несколько матросов. Другие смотрели на бойкие торги с угрюмым осуждением, но не вмешивались и отходили.
- Предыдущая
- 51/79
- Следующая
