Волки Кальи - Кинг Стивен - Страница 100

• Предыдущая
• 100/168
• Следующая

Хенчек покачал головой.

— Стрелок, я не знаю. Ибо время…

— Да, сдвинулось, — нетерпеливо прервал его Роланд. — Но все-таки, по твоим прикидкам.

— Больше пяти лет, потому что он построил церковь и заполнил ее суеверными дураками, ты понимаешь.

— А что сделал ты? Как спас Джеммина?

— Упал на колени и закрыл ящик, — ответил Хенчек. — Это все, что я мог сделать. Если б промедлил секунду — затерялся в черном свете, все лившемся из двери. Он отбирал у меня все силы… и туманил голову.

— По-другому и быть не могло, — мрачно бросил Роланд.

— Но я действовал быстро, и как только крышка захлопнулась, закрылась и дверь. Джеммин барабанил по ней кулаками, требовал и молил, чтобы она пропустила его. Потом упал, потеряв сознание. Я вытащил его из пещеры. Вытащил их обоих. Побыв какое-то время на свежем воздухе, они пришли в себя. — Хенчек поднял руки, опустил, как бы говоря: «Такие вот дела».

Роланд в последний раз попытался повернуть ручку. С прежним результатом. Но он понимал, что ситуация изменится, если принести сюда Магический кристалл…

— Пора возвращаться. — Он опустил руку. — Я хотел бы успеть в дом отца Каллагэна к ужину. А для этого нам нужно быстро спуститься к лошадям и еще быстрее скакать всю дорогу.

Хенчек кивнул. Борода во многом скрывала выражение его лица, но Роланд чувствовал, что старик испытывает облегчение, покидая пещеру. Облегчение испытывал и Роланд. Кому приятно слышать обвиняющие вопли матери и отца, доносящиеся из пропасти. Не говоря уже про крики мертвых друзей.

— Что случилось с говорящей машиной? — спросил Роланд, когда они двинулись вниз по тропе.

Хенчек пожал плечами.

— Ты знаешь, что такое байдерейки?

«Батарейки». Роланд кивнул.

— Пока они работали, машина вновь и вновь повторяла одно и то же сообщение, говоря нам, что мы должны пойти в Пещеру голосов и найти человека, дверь и чудо. А также песню. Когда однажды мы дали послушать ее отцу Каллагэну, он заплакал. Ты должен спросить его об этой песне, она — точно часть его истории.

Роланд вновь кивнул.

— Потом байдерейки умерли. — В пожатии плеч Хенчека читалось презрение к машинам, к ушедшему миру, а может, и к первому, и второму. — Мы их вытащили. Прочитали на них: «Дюраселл». Ты знаешь, что такое «Дюраселл», стрелок?

Роланд покачал головой.

— Мы отнесли их Энди и спросили, не сможет ли он перезарядить их. Он сунул их в себя, но вытащил такими же бесполезными. Энди сказал: ничем не могу помочь, извините. Мы сказали, спасибо тебе. — Хенчек пожал плечами с тем же презрением. — Мы открыли машины… это сделала еще одна кнопка, и из нее высунулся язык. Вот такой длины. — Хенчек развел руки на четыре или пять дюймов. — С двумя дырками. Внутри находилось что-то коричневое и блестящее, как веревка. Отец Каллагэн назвал ее «кассетной пленкой».

Роланд кивнул.

— Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты привел меня в пещеру, Хенчек, и рассказал все, что знаешь.

— Я сделал то, что должен, — ответил Хенчек. — А ты сделаешь то, что обещал. Не так ли?

Роланд из Гилеада кивнул.

— Пусть Бог определит победителя.

— Ага, это и наши слова. Ты говоришь так, будто знаешь нас. — Он остановился, пристально всмотрелся в Роланда. — Или ты только выдаешь себя за того, кем представляешься? Каждый, кто прочитал Добрую книгу, знает, что такое возможно.

— Ты спрашиваешь, не самозванец ли я? Здесь, где нас никто не может услышать? Ты должен знать, что нет, а если не знаешь, то ты просто дурак.

Старик обдумал его слова, потом протянул узловатую руку.

— Удачи тебе, Роланд. Это хорошее имя и благородное.

Роланд протянул ему правую руку и, когда старик пожимал ее, почувствовал первый укол боли там, где совершенно не хотел его чувствовать.

Ладно, не так уж и страшно. Пока болит другая рука. Не та, что целая и невредимая.

— Может, на этот раз Волки убьют нас всех, — сказал Хенчек.

— Может, так и будет.

— И, однако, хорошо, что мы встретились.

— Да, хорошо, — кивнул стрелок.

— Кровати готовы, — сообщила им Розалита Мунос, когда они вернулись в дом отца Каллагэна.

Эдди так устал, что ему показалось, будто сказала она что-то совершенно другое: «Сейчас самое время прополоть огород» или «Пятьдесят или шестьдесят человек собрались в церкви, чтобы встретиться с вами». В конце концов, кто говорит о кроватях в три часа пополудни?

— Что? — переспросила Сюзанна. — Что ты сказала, милая? Я не разобрала.

— Кровати готовы, — повторила домоправительница. — Вы двое будете спать в той же кровати, что и прежде, а молодой сэй — на кровати отца Каллагэна. И ушастик может пойти с тобой, Джейк, если ты этого хочешь. Отец просил тебе это передать. Он бы сказал сам, но сегодня обходит больных. Несет им причастие. — Последнее она произнесла с нескрываемой гордостью.

— Кровати, — кивнул Эдди. Он все не понимал, о чем, собственно, речь. Огляделся, дабы убедиться, что на дворе ясный день, все те же три часа пополудни. — Кровати?

— Отец видел вас в магазине, — пояснила Розалита, — и подумал, что вы захотите отдохнуть, пообщавшись со всеми этими людьми.

Эдди наконец-то все понял. Он подозревал, что иногда в жизни, наверное, сталкивался с добротой, да только, честно говоря, никак не мог вспомнить, кто и когда относился к нему по-доброму.

После того как они уселись в кресла-качалки, горожане приближались к ним очень осторожно, по одному, по двое, далеко не все. Но поскольку никого не превратили в камень и никто не получил пули в лоб, осмелели, завязался разговор, послышался смех, так что они все подходили и подходили. Когда ручеек превратился в поток, Эдди на своей шкуре испытал, каково это, быть публичной фигурой. Как это трудно, как изматывает. Они хотели получить простые ответы на тысячу трудных вопросов. Откуда стрелки пришли и куда идут — стали лишь первыми. На некоторые вопросы Эдди отвечал честно, но в основном использовал опыт политиков, старающихся, ничего не говоря по существу, добиться максимального доверия избирателей. Отметил для себя, что и его друзья придерживаются того же принципа. Нет, разумеется, они не лгали, но говорили далеко не всю правду и при этом подчеркивали собственную значимость. И каждый из их собеседников хотел, чтобы ему смотрели прямо в глаза, а по завершении разговора искренне желали всего наилучшего. Даже Ыш принимал участие в той важной миссии, что выпала на их долю: расположить к себе горожан. Его то и дело гладили, заставляли говорить, пока Джейк не поднялся, не вошел в магазин и не попросил у Эбена Тука миску с водой. Этот господин дал ему жестяную кружку и сказал, что он может наполнить ее из корыта у магазина. Горожане задавали ему вопросы, даже когда он спускался с лестницы и наполнял кружку водой. Ыш вылакал ее досуха, и Джейк вновь прогулялся к корыту и обратно.

В общем, эти пять часов стали самыми трудными в жизни Эдди, и он подумал, что быть знаменитостью, конечно, приятно, но очень уж нелегко. Когда стрелки наконец-то покинули крыльцо и направились к дому отца Каллагэна, они поговорили практически со всеми горожанами и со многими фермерами, ранчерами, ковбоями и наемными работниками. Новости расходились быстро: пришельцы из другого мира сидят на крыльце магазина Тука, и если ты хочешь поговорить с ними, они с тобой поговорят.

А теперь, клянусь Богом, эта женщина… этот ангел… упомянула о кроватях.

— Сколько у нас времени? — спросил он Розалиту.

— Отец вернется через час, — ответила она, — но есть он будет не раньше шести и при условии, что ваш старший вернется к этому времени. Я могу разбудить вас в половине шестого. У вас будет время помыться. Пойдет?

— Да, — улыбнулся ей Джейк. — Я не знал, что разговоры с людьми могут быть такими утомительными. Да и в горле от них пересыхает.

• Предыдущая
• 100/168
• Следующая