Осколки чести - Буджолд Лоис Макмастер - Страница 36
- Предыдущая
- 36/58
- Следующая
Он не стал ни уклоняться, ни отрицать.
– Его и Негри. Я всего лишь исполнитель.
Его пальцы мягко выдергивали травинки, одну за одной.
– Он не сразу раскрыл свой план. Сперва он поручил мне возглавить вторжение на Эскобар. Начал с пряника: предложил стать вице-королем этой планеты, когда она будет колонизирована. Я отказался. Тогда он попробовал кнут: посулил, что отдаст меня Гришнову, пусть меня осудят за предательство империи, и чтобы я не рассчитывал на помилование. Я послал его к черту – конечно, в вежливой форме. Это был неприятный момент. Потом он извинился. Назвал меня «лорд Форкосиган». Когда он желал меня обидеть, то именовал просто капитаном. А потом вызвал Негри с секретным досье, у которого даже названия нет, и игры закончились.
Доводы. Логика. Аргументы. Свидетельства. Неделю напролет мы сидели в комнате, обтянутой зеленым шелком, в резиденции императора в Форбарр-Султане, а Иллиан скучал внизу, в картинной галерее. Между прочим, вы не ошиблись – парень и не подозревает об истинной цели этого вторжения.
Вы мельком видели принца. Могу добавить, что вы видели его в хорошую минуту. Может быть, когда-то Форратьер и был его учителем, но принц уже давно его превзошел. Но, по-моему, император простил бы ему любые грехи, будь у него при этом хоть малейшее понятие о долге правителя.
Он был неуравновешен и окружил себя людьми, в чьих интересах было сделать его еще более неуравновешенным. Достойный племянник своего дядюшки Ури. Гришнов намеревался править через него, когда он сядет на трон. Сам-то Гришнов, наверное, согласился бы ждать – но принц… Принц за последние полтора года дважды пытался устранить своего отца.
Корделия беззвучно свистнула.
– Кажется, начинаю понимать. Но почему нельзя было устранить его втихую? Надо полагать, император и этот ваш капитан Негри вдвоем могли бы это устроить.
– Такой вариант обсуждался. Каюсь, я даже предложил взять ликвидацию на себя – в качестве альтернативы этой… бойне.
Он помолчал.
– Император стар, он умирает. У него нет времени ждать, пока вопрос разрешится сам собой. Он хочет оставить дела в порядке. Проблема – в сыне принца. Ему всего четыре года. Шестнадцать лет регентства – это слишком долгий срок. Если принц умрет, то Гришнов и вся министерская партия заполнят вакуум власти – конечно, если останутся в живых.
Убить принца было недостаточно. Император видел, что необходимо разгромить всю военную партию, да так, чтобы она целое поколение не могла собраться с силами. И вот сначала я развожу шум из-за стратегических проблем, связанных с Эскобаром. Потом по каналам Негри приходит сообщение о плазменных зеркалах. У военной разведки этих данных не было. Тут снова я – с известием, что эффект внезапности потерян. Знаете, он ведь и часть моего доклада тоже скрыл. А Гришнов, военная партия и принц требовали славы. Императору надо было только отступить в сторону и позволить им идти навстречу року.
Теперь он уже вырывал целые клочья травы.
– Все так сходилось – прямо как по волшебству. Но риск был. Существовала возможность, что если дела будут пущены на самотек, то погибнут все, кроме принца. Мне было поручено контролировать точное исполнение сценария. Дразнить принца, чтобы он в нужное время оказался на передовой. Отсюда та сценка, которую вы наблюдали у меня в каюте. Я вовсе не выходил из себя. Я просто забивал последний гвоздь в его гроб.
– Наверное, вторым агентом был… главный хирург?
– Совершенно верно.
– Дивно.
– Не правда ли? – Форкосиган лег на траву, глядя в бирюзовое небо. – Я даже не сумел быть честным убийцей. Помните, я говорил, что хотел бы заняться политикой? Наверное, от этих иллюзий я излечился.
– А как насчет Форратьера? Вы должны были сделать так, чтобы он тоже погиб?
– Нет. В первоначальном сценарии ему отводилась роль козла отпущения. После катастрофы он должен был принести императору извинения в провале – знаете, по обычаям древних японцев. Это стало бы частью общего развала военной партии. И хотя именно он был советчиком принца, я не завидовал тому, что его ждет. Он помыкал мной, но я видел, как под ним проваливается земля. А он удивлялся моей покорности. Прежде ему всегда удавалось заставить меня утратить самообладание. Когда мы были моложе, он очень любил этим развлекаться. Он никак не мог понять, с чего это я так присмирел.
Взгляд Форкосигана был по-прежнему устремлен куда-то в голубую пустоту неба.
– Если вас это хоть немного утешит, скажу, что преждевременная смерть Форратьера спасла множество жизней. Он бы пытался вести бой гораздо дольше, спасая свою карьеру. Поэтому я и решился его убить – понимая, что сам смогу провести отступление лучше, чем любой другой офицер генерального штаба. Ботари чуть-чуть опередил меня.
– Значит, все мы были марионетками Эзара Форбарры, – проговорила Корделия. Ее мутило. – Я с моим конвоем, вы, эскобарцы, даже старина Форратьер. Вот вам и патриотические крики и праведный гнев. Просто спектакль.
– Да.
– От этого меня озноб пробирает. Неужели принц был настолько плох?
– Вне всякого сомнения. Я не стану расстраивать вас подробностями из отчетов Негри… Но император сказал: если это не произойдет сейчас, то мы сами будем пытаться убрать его через пять или десять лет и скорее всего провалим дело, а все наши друзья погибнут в гражданской войне, которая охватит всю планету. Он за свою жизнь видел две такие войны. Этот кошмар преследовал его. Калигула или Ури Форбарра могут удерживать власть очень долго. Лучшие люди никак не решаются сделать необходимое, а худшие этим пользуются.
Император себя не жалеет. Он перечитывал досье не раз и не два – он выучил его чуть ли не наизусть. Тут не было ни спешки, ни необдуманности. И свое решение он принял отнюдь не с легким сердцем. Видишь ли, ему не хотелось, чтобы его сын покрыл себя позором. Почетная смерть – последний подарок, сделанный им принцу.
Корделия молчала, охватив руками колени, и старалась запечатлеть в памяти его профиль. Мягкий полуденный ветерок шелестел листвой.
Форкосиган повернулся к ней лицом.
– Корделия, мне не следовало этим заниматься? Откажись я – он просто выбрал бы кого-то еще. Я всегда старался идти дорогой чести. Но что делать, когда можно выбирать только из нескольких зол? Позорное действие или позорное бездействие – и все кончается гибелью.
– Ты просишь, чтобы я тебя судила?
– Кто-то должен это сделать.
– Извини. Я могу тебя любить. Я могу горевать о тебе или вместе с тобой. Я могу разделить твою боль. Но судить тебя я не могу.
– Эх! – Он перевернулся на живот и стал смотреть в лагерь. – Находясь с тобой, я слишком много говорю. Если мой мозг когда-нибудь позволит мне забыть о реальности, я, наверное, стану очень болтливым сумасшедшим.
– Ты так больше ни с кем не разговариваешь, правда? – встревожилась она.
– Господи, конечно нет. А ты… ты… я даже не знаю, что ты такое. Но мне это нужно. Ты выйдешь за меня замуж?
Корделия вздохнула, спрятала голову себе в колени, закручивая в пальцах стебелек травы.
– Я люблю тебя. Ты это знаешь, надеюсь. Но Барраяр я принять не могу. Барраяр пожирает своих детей.
– Но Барраяр – это не только политика. Многие всю жизнь ее вообще не замечают.
– Да, но ты не из таких людей.
Он сел.
– Не знаю, смогу ли я получить визу в Колонию Бета.
– В этом году, наверное, нет. И в следующем тоже. Там сейчас всех барраярцев считают военными преступниками. У нас уже много лет не было такого оживления. Сейчас победа всем ударила в голову. И потом, еще остается Комарра.
– Ясно. Значит, мне не дадут работу в качестве тренера дзюдо. И вряд ли позволят писать мемуары.
– Сейчас тебе было бы трудно избежать расправы разъяренной толпы. – Она взглянула в его мрачное лицо. – Мне… мне все равно на некоторое время надо вернуться домой. Повидаться с родными, обо всем тихо и спокойно подумать. Может, отыщется какое-нибудь решение. И будем писать друг другу.
- Предыдущая
- 36/58
- Следующая
