Выбери любимый жанр

Танковая атака - Воронин Андрей Николаевич - Страница 7


Изменить размер шрифта:

7

Из подъезда, прикрывая скрещенными руками лысую макушку и потешно пригибаясь, выбежал коротышка в синем кителе вневедомственной охраны – ночной дежурный. Споткнулся, едва не навернувшись со ступенек, кое-как удержал равновесие, наддал и в мгновение ока скрылся в темноте за углом. Наученный горьким опытом пиит зажал ладонями уши, широко разинул рот и даже немножечко присел в ожидании очередного удара по барабанным перепонкам. «Тигр» не подкачал, не обманул его ожиданий и исправно ахнул, выплюнув из длинного ствола новый сноп злого рыжего пламени. Фасад управы превратился в стремительно распухающее облако перемешанной с дымом, яростно клубящейся пыли, из недр которого, бешено вращаясь, летели во все стороны дымящиеся кирпичи, горящие доски, балки, куски оконных рам и ошметки сорванной, разнесенной вдребезги крыши. В черном ночном небе белыми птицами порхали разлетевшиеся листы документации. Некоторые горели на лету; яркие галогенные прожекторы погасли, и сквозь белесую дымную муть лениво и мрачно посверкивали языки набирающего силу огня.

Фрицы выбросили танковый десант, подумал Лялькин с чувством, близким к полновесной истерике. Всем, кто может держать оружие, занять оборону, дезертиров и трусов приказываю расстреливать на месте… Слышишь, ты, лысый, тебя это в первую очередь касается!

И еще он подумал: странно. Странно, что при своем ура-патриотическом воспитании, благодаря которому против собственной воли, на подсознательном, прямо-таки генетическом уровне при виде вполне себе мирного, благорасположенного к нам немца не можем не припомнить ему дела давно минувших дней, мы, играя в какие-нибудь «Танки», выбираем для себя, холим и лелеем не «тридцатьчетверку», КБ или ИС, а «тигр», «пантеру» или, в самом крайнем случае, эту квадратную жестяную банку из-под лендлизовской тушенки, американский «шерман». Даже пенсионер из соседней деревни (да не какой попало пенсионер, а военный, подполковник в отставке) – как бишь его, Ерошкин, что ли, – вздумав построить действующую модель танка, почему-то взял за образец не Т-34-85, а все тот же «тигр». С чего бы это, а? Неужели патриотизм сродни конфетам – чуть только переел, как сразу тянет блевать?

«Тигр» попятился, роняя на развороченную тротуарную плитку комья чернозема с разоренной клумбы, со скрежетом и лязгом развернулся на одной гусенице и, треща поваленными липами, двинулся в обратный путь – на базу, а может быть, в далекий сорок второй, год своего триумфального дебюта, когда в бою у станции Мга четыре Т-VI играючи сожгли двенадцать «тридцатьчетверок» и невредимыми вернулись домой.

«Оторвался по полной, – подумал Лялькин, ожесточенно жуя фильтр сигареты, у которой отродясь не было фильтра. – Взял реванш. Сколько там прошло с сорок пятого – шестьдесят семь? Ну да, точно, так и есть – шестьдесят семь с малюсеньким хвостиком. Долгонько пришлось ждать, но он таки дождался – выехал, выступил с сольным номером и целехоньким отвалил восвояси. И где, интересно знать, была в это время наша непобедимая армия? Да хрен с ней, с армией; где хотя бы наши доблестные менты?»

Доблестные менты дали о себе знать далеким воплем сирены, который почему-то сразу же оборвался. Продолжения не последовало, и Лялькин моментально о них забыл. «Тигр» уходил, его пятнистая прямоугольная корма скрывалась в тени районной библиотеки, траки гусениц сверкали под луной, как чешуя парочки бесконечно ловящих себя за хвост стальных змей. На обратном пути бронированный призрак не стал рисковать библиотекой, грубо сдвинув с дороги грузовик, который в скрежете, лязге и треске опрокинулся набок, повалив дощатый забор. Как ни странно, логика, которой руководствовался в своих действиях набранный из погибших на Курской дуге или под Сталинградом офицеров дивизии «Мертвая голова» экипаж, была целиком и полностью понятна учителю русского языка и литературы Лялькину. Баллон на углу – это случайность; «тридцатьчетверка» – это чтобы напомнить, заявить о себе; здание управы – это, извините, целиком и полностью по делу; грузовик – просто припаркованная с нарушением правил машина, груда тронутого ржавчиной железа, пусть себе и немецкого, а вот библиотека тут абсолютно ни при чем. Немцы – культурная нация, так с чего бы им, пускай сто раз мертвым, библиотеки-то ломать?

«Тигр» ушел окончательно, рев мотора и лязгающий скрежет гусениц смолкли где-то на северной окраине переполошенного, ничего не понимающего спросонья городка. Перевернутая, обезглавленная «тридцатьчетверка» слабо дымилась, на руинах управы набирал силу пожар, и подсвеченный снизу оранжевым пламенем, а сверху голубоватым лунным серебром дым весело валил в безоблачное звездное небо. В ушах до сих пор звенело после пальбы и грохота взрывов, во рту стояла вяжущая хинная горечь, и Александр Иванович далеко не сразу понял, что наелся табака – вернее, той насквозь пропитанной химией, сомнительного происхождения травы, которую в наших краях выдают за табак.

Проплевавшись тягучей коричневой слюной и отшвырнув от себя окурок – или, если угодно, огрызок – сигареты, учитель Морев, он же поэт Лялькин, с силой провел по губам тыльной стороной запястья и только тогда обнаружил, что держит в руке мобильный телефон. Аппарат был настроен на режим фотокамеры. Лялькину смутно вспоминалась потерявшаяся на фоне устроенного ископаемым танком файр-шоу голубоватая вспышка блица, и теперь становилось ясно, что это ему не померещилось: на дисплее красовалась четкая, хоть ты на выставку ее отправляй, фотография атакующего «тигра» с бортовым номером 107 и нанесенной на пятнистую серо-зеленую броню башни криптограммой, свидетельствующей о принадлежности к танковой дивизии СС «Тоттенкопф» – «Мертвая голова».

– Утро вечера мудренее, – вслух объявил Александр Иванович, спрятал телефон в карман пиджака, закурил новую сигарету и нетвердой походкой зашагал с разоренной, курящейся едкими дымами площади в направлении своего дома, с калитки которого еще не до конца стерлись следы оскорбительной надписи в стихах про котлету, сельдерей, совокупление и конфету, которой оное якобы было оплачено.

В данном случае старая, навязшая на зубах поговорка содержала в себе простой и ясный практический смысл: свое дальнейшее поведение Александр Иванович намеревался строить на основе того, что увидит поутру на дисплее своего мобильного телефона. Если фотография «тигра», а заодно и руины центральной площади, к утру не развеются, как сон, это одно. А если окажется, что фотографии нет, а управа и «тридцатьчетверка», наоборот, остались каждая на своем месте и в своем первозданном виде, – это, товарищи, совсем другое дело, которое, действительно, попахивает психиатрической лечебницей.

Одно Лялькин знал наверняка: отныне и присно, и во веки веков он ни за какие коврижки не станет играть в «Танки». А если все-таки зайдет на сайт некогда столь горячо любимой игры, так разве что затем, чтобы продать за две с половиной, а может быть, уже и за три тысячи условных единиц свое любовно взлелеянное, но внезапно опостылевшее детище – мощную, скоростную, маневренную «пантеру» с шахматным расположением катков, полным боекомплектом и усиленной броней.

* * *

Когда Пагава погасил свет и вышел, с гулким железным лязгом закрыв люк, освещенный лишь немногочисленными дежурными лампами грузовой трюм «Стеллы ди Маре» погрузился в сумрак и тишину, нарушаемую только ровным гулом судового дизеля за переборкой машинного отделения. Спустя долгую минуту в тишине послышался вороватый шорох. Один из лежащих близ правого борта мешков с зерном зашевелился, как живой, и отвалился в сторону. Из-под него, сдавленно, чтобы не шуметь, чихая в кулак и протирая запорошенные пылью глаза, выбрался человек в испещренных темными пятнами машинного масла брезентовых штанах, грубых рабочих ботинках и футболке – некогда красной, а теперь выгоревшей на солнце, полинявшей от морской воды и тоже основательно пропитанной моторным маслом и графитовой смазкой. Нахлобучив на коротко остриженную темноволосую голову промасленный берет с хвостиком на макушке, предмет тревожных раздумий Ираклия Шалвовича быстро огляделся по сторонам и без дальнейшего промедления уверенно направился в тот самый угол, где давеча копошился Пагава.

7
Перейти на страницу:
Мир литературы