Небо войны - Покрышкин Александр Иванович - Страница 84

• Предыдущая
• 84/110
• Следующая

Дивизия, когда-то стоявшая в Молдавии, пройдя тяжелые испытания, возвращалась почти на те же аэродромы, где находилась три года назад. Под крыльями наших самолетов снова расстилалась знакомая местность с зелеными холмами, полосками нив, белыми от пыли извилистыми дорогами, густой сетью городков и сел. Но далеко не всем, кто отходил с боями в начале войны, довелось увидеть это и ощутить радость возвращения.

Согласовав вопросы базирования и предстоящие задачи с генералом Утиным, командиром корпуса, в который входила моя дивизия, я посадил свой самолет на заросшем буйной травой аэродроме. Отсюда хорошо был виден Днестр, Зарулил на стоянку и сразу открыл фонарь кабины. Пахло степью. Вокруг все напоминало о мае сорок первого года. Где-то недалеко, чуть южнее, за буграми, скрывались Бельцы.

К самолету с треском подкатил мотоцикл. Я достал из-под сиденья фуражку, чтобы одеться по форме, и вылез на крыло.

Знакомое лицо. Фигичев? Ну, конечно же, он со своими неизменными бакенбардами!

Валентин и Валя всегда жили в моей памяти, но я ничего не слышал о них уже целых полтора года. Мы встретились как давние друзья.

— О, да ты уже дважды! Подполковник! К тебе страшно подступиться.

— Валентин, оставь этот тон! Что здесь делаешь?

— Стою… с полком.

— Командир?

— Да.

— И с тобой, выходит, не каждый осмелится встать рядом. Начальство!

Фигичев рассказал о себе. После окончания курсов при академии в Москве его назначили командиром истребительного полка. Уже некоторое время он воюет на этом фронте.

— Поехали ко мне на пельмени! — вдруг предложил Фигичев.

Мне хотелось поговорить с ним еще, расспросить о событиях на фронте, о поведении противника, узнать, наконец, как живут они с Валей, но надо было заниматься дивизией.

— Дай оглядеться вокруг. Пельмени подождут.

— Ладно, — согласился Фигичев. — Вечером пришлю за тобой машину.

В штабе на меня лавиной обрушились дела. Дзусов, не дождавшись, пока я прилечу, уже отбыл к месту нового назначения. Может быть, его отъезд ускорили неприятности, случившиеся в 16-м полку сразу по прибытии на фронт,

Возвратившийся из 16-го полка Краев явился ко мне вместе с начальником политотдела и доложил о происшествии. Капитан Олефиренко сорвался в штопор, поздно выпрыгнул из самолета и разбился. Его уже похоронили.

Нужно было подробно расспросить, почему так случилось, кто осматривал машину, но я вначале не мог вымолвить ни слова. Слишком потрясло меня это известие. Мы потеряли чудесного парня, замечательного летчика. И главное — его славный боевой путь оборвал нелепый случай.

— В чем же дело? — наконец спросил я Краева, глядевшего в окно.

— В фюзеляже оказался инструмент техника. На вираже нарушилась центровка самолета.

«Значит, — подумал я, — полеты были начаты без необходимой подготовки». Краев ждал от меня именно этой оценки его работы, но я молчал. Решил сказать потом, когда немного успокоюсь. Краев, кажется, понял мое состояние и нарочито безразличным тоном сказал:

— А после похорон Олефиренко Клубов отколол номер… Ребята выпили с горя, забузили, и он во время ссоры убил механика из соседнего полка. Механика уже похоронили.

Начальник политотдела полковник Мачнев обронил удрученно:

— В дивизии творится что-то невероятное. В его голосе я уловил такую же нотку, как у Краева мы, мол, тут ни при чем. Мне это не понравилось.

— Значит, по-вашему, выходит: чему быть, того не миновать. А кто же допустил выпуск самолетов в воздух без осмотра? Кто после катастрофы оставил летчиков без контроля?

Краев резко вскинул голову. Ведь он руководил дивизией в мое отсутствие. Я ждал от него оправданий, но он промолчал. Видимо, трудно ему было опровергнуть мои до воды.

— Ладно, во всем разберемся потом, — сказал я, чтобы подвести черту и перейти к другим вопросам. — Надо нам всем вместе наводить порядок в дивизии.

Потом я, за что бы ни взялся, все время думал об Олефиренко и Клубове… И о Речкалове. Это же и его просчеты, как исполняющего обязанности командира 16-го полка. Мы, командиры, в ответе перед народом за всех и за все — за боевую готовность подчиненных, за их жизнь, быт, поведение. От нас и от политработников зависят боевые успехи летчиков, их моральное состояние, дисциплина — словом, все, что составляет нашу силу, особенно теперь, в грозное для Родины время. Почему же перед началом полетов ни Речкалов, ни Краев, ни комэск не позаботились об осмотре машин? Почему не приказали это сделать инженеру?.. Все забыли тяжелый урок с Лукашевичем. А такие случаи надо помнить…

Вечером Фигичев встретил меня как желанного гостя. Стол уже был накрыт, но мы на время забыли о нем.

— А где Валя? Он нехотя ответил:

— Ребенок у нее, понимаешь. Дома она.

Мы вспоминали товарищей, свои неудачи, беседовали о предстоящих делах. Полк Фигичева уже несколько недель воюет на этом фронте.

— Враг обороняется очень активно, бросает в бой большие группы бомбардировщиков и истребителей.

— Как над Таманью, — заметил я.

— Точно! Мы на курсах изучали ваши бои и все тактические находки. Но здесь противник дерется еще злее, чем на Кубани. Да и понятно — ворота в Румынию!

Фигичев рассказал о нескольких воздушных боях, которые позволяли сделать определенные выводы. Немцы и здесь применяют авиацию массированно, посылают бомбардировщиков под прикрытием больших групп истребителей. Если мы будем дробить наши силы, потерь не избежать, польза от вылетов будет невелика. Завтра мне предстоит побывать у командира корпуса генерала А. В. Утина. Выскажу ему свои мысли. Интересно, как он посмотрит на это?

Командир корпуса принял меня рано утром у себя на квартире. Он хорошо знал обстановку на этом участке фронта.

— Здесь, — сказал он, — наши наземные войска продолжают бои за улучшение своих позиций, ведут с помощью авиации разведку, ищут слабые места в обороне противника. — Командир корпуса легко пользовался общевойсковой терминологией. Я понял, что и мне надо лучше изучить наземные войска.

Штаб корпуса и некоторые его части располагались у самого Прута, неподалеку от линии, фронта. Утин приказал и моей дивизии завтра же перебраться сюда.

Когда я сообщил о происшествиях в 16-м полку, он спокойно сказал:

— Размещай его поближе к нашему штабу, будем вместе наводить там порядок.

Возвращаясь в дивизию, я летел у самой земли. Высоко в утреннем небе на юго-запад шли группа за группой наши бомбардировщики и штурмовики. Над ними сновали юркие истребители. Пожелав им удачи, я сразу подумал о своем КП, о станции наведения, об аэродромах, с которых мы сегодня же начнем боевую работу.

Я понимал, что командирские обязанности не позволят мне летать часто. Вот и нынче надо было обязательно побывать в полку Речкалова, проверить работу пункта наведения. И все-таки я не собирался засиживаться в штабе или КП.

После очередного вылета, зарулив самолет на стоянку, увидел поджидавшего меня незнакомого офицера. Он представился и сказал:

— Я, товарищ подполковник, прибыл с предписанием прокурора воздушной армии арестовать Клубова. Его ждет суд и в лучшем случае штрафная рота. В донесении сказано, что он убил человека. За это по головке не гладят.

— В каком донесении? — удивился я.

— Штаба вашей дивизии.

Что я мог сказать ему? Лишь попросить подождать с арестом боевого летчика. Я понимал, что, если Клубова пошлют в штрафную роту, он оттуда не вернется. В первом же бою пойдет в самый ад, как не раз с ним случалось в воздушных схватках. Он себя не жалеет. Такого летчика терять нельзя.

Тяжело было думать об этом. И не только потому, что в беду попал летчик, мой боевой товарищ. Дивизия начинала писать новую страницу своей боевой истории, люди ринутся в бой во имя близкой победы, на счету будет каждый летчик. А мы вот стоим с юристом среди зеленого поля и спокойно говорим о разжаловании, о лишении орденов, об аресте преданного Родине, верного своему долгу человека. Мне не верилось, что Клубов мог совершить такое тяжелое преступление — убить нашего человека.

• Предыдущая
• 84/110
• Следующая