Сокровенное таинство - Питерс Эллис - Страница 6
- Предыдущая
- 6/54
- Следующая
Да, подумал Кадфаэль, внимательно слушавший Хумилиса, в таких случаях никогда не обходится без жертв, а ими, как правило, становятся самые беспомощные и ни в чем не повинные.
Хумилис замолчал. Некоторое время Радульфус тоже сидел молча, насупив брови и крепко сжав сцепленные пальцы.
– Но раз приор прислал письмо, значит, он остался жив, – промолвил наконец аббат. – Где же он теперь?
– Отец приор в безопасности, в маноре своего родича, в нескольких милях от Винчестера. Он приказал нам покинуть монастырь и отправиться в путь в поисках убежища. Я попросил его дозволения взять с собой брата Фиделиса и поселиться в Шрусбери. Теперь мы добрались сюда и полагаемся на твою милость.
– Но почему? – поинтересовался Радульфус. – Мы искренне рады принять вас. Я только хотел бы знать, почему ты избрал именно нашу обитель?
– Отец аббат, я родился неподалеку отсюда, в маноре Сэлтон, в нескольких милях вверх по реке. Мне давно хотелось повидать родные места или хотя бы побывать поблизости, прежде чем Господь призовет меня. – Он улыбнулся, встретив проницательный взгляд аббата. – Манор Сэлтон был единственным владением моего отца в этом графстве. Так уж вышло, что там я появился на свет, и так уж вышло, что, лишившись крова, я вернулся туда, откуда начал свой путь.
– Это ты хорошо сказал, брат. Пусть наша обитель станет теперь твоим домом. А кто твой молодой спутник?
Фиделис откинул капюшон, почтительно склонил голову и смиренно сложил руки, но не издал ни звука.
– Отец аббат, он не может сказать за себя, поэтому я благодарю тебя от имени нас обоих. В Хайде я часто хворал, а брат Фиделис по доброте душевной выхаживал меня и стал мне верным другом и неразлучным спутником. У него нет родных, к которым он мог бы вернуться, и поэтому он решил остаться со мной и как прежде заботиться обо мне. Если, конечно, ты позволишь, отец аббат, – Хумилис дождался утвердительного кивка Радульфуса и продолжал: – Брат Фиделис в вашей обители будет служить Господу так же усердно, как в Хайд Миде. Я его знаю и ручаюсь за него. Вот только в церковном хоре от него не будет проку – брат Фиделис нем.
– Пусть так, – промолвил Радульфус, – наша обитель все равно ему рада, ведь молиться Всевышнему можно и в молчании. Кто знает, может, его неизреченные молитвы окажутся красноречивее наших.
Если аббат и был не слишком обрадован тем, что к пастве его обители присоединится немой брат, он ничем не выдал своего неудовольствия.
– После такого тяжкого испытания, – сказал он, – вы оба, должно быть, совсем измотаны. Но все станет на свои места, когда вы обретете кров, покой и займетесь мирными трудами. Сейчас ступайте с братом Кадфаэлем – он отведет вас к приору Роберту, а заодно познакомит с нашей обителью, покажет и спальню, и трапезную, и, конечно, свои владения – сады и огороды. Он поможет вам устроиться, и вы подкрепитесь и отдохнете – сейчас вам это нужно больше всего. А к вечерне приходите в церковь помолиться вместе с нами.
Как только Хью Берингар заслышал о том, что в обитель прибыли путники с юга, он со всех ног поспешил в аббатство, чтобы переговорить с аббатом Радульфусом и расспросить обо всем брата Хумилиса, который охотно повторил свой рассказ для шерифа. Когда монах поведал ему все, что знал, Хью отправился к брату Кадфаэлю и застал его в саду за поливкой. До вечерни оставался еще час, и даже старательный садовник мог позволить себе передохнуть, устроившись в тенечке. Кадфаэль отложил в сторону лейку и, оставив залитые солнцем грядки дожидаться вечернего холодка, присел рядом с другом на скамью у южной стены.
– Хорошо, что хоть ты, Хью, можешь, по крайней мере пока, дышать свободно, – заметил он, – Пока сильные мира сего вцепились друг другу в глотки, им не до тебя. Жаль, конечно, ни в чем не повинных горожан, монахов да монахинь, но так уж повелось в этом мире. Да и королева со своими фламандцами, должно быть, скоро подойдет к Винчестеру, если еще не поспела. Что тогда будет? Небось осаждающие сами окажутся в осаде?
– И такое бывало, – согласился Хью. – Епископ неплохо подготовился и предусмотрительно запасся всем необходимым. А ведь войску императрицы, само собой, тоже нужны припасы. На месте военачальника королевы я бы первым делом перерезал все дороги, ведущие в Винчестер, чтобы лишить императрицу возможности получать провизию. Ладно, поживем – увидим. А ты, я слышал, первым повстречался с этими братьями из Хайда?
– Я увидел их по дороге в аббатство. А ты что о них скажешь? Ты ведь долго беседовал с братом Хумилисом?
– А что тут можно сказать – вот так, с первого взгляда? Один хворый, другой немой. Вы-то здесь, в обители, что о них думаете?
Хью бросил пристальный взгляд на своего старого друга – разморенного жарой и казавшегося тугодумом, – но уж Берингар-то знал, каков он на самом деле. Видя, что Кадфаэль молчит, он заговорил первым:
– Старший из них – рыцарь, это сразу видно. И он нездоров. В прошлом ему, несомненно, довелось участвовать в сражениях, я заметил рубцы от старых ран. А ты обратил внимание, что он ходит так, будто боится задеть левый бок? Очевидно, одна из ран так и не зажила. А что до молодого… Я вполне могу его понять – он очарован своим старшим товарищем и преклоняется перед ним. По-моему, им обоим очень повезло! Один приобрел достойного покровителя, а другой – преданного и заботливого помощника. Верно я говорю? – улыбаясь, с шутливым вызовом спросил Хью.
– Но ведь ты пока не сообразил, кто таков этот брат Хумилис, – отозвался Кадфаэль, – всего он тебе не рассказал. Да, повоевал он немало, он сам это признал, да и ты смог о том догадаться. На тонзуре у него виден шрам, и я тебе точно скажу, что это след от сарацинской сабли. Рана-то была не смертельная, зажила, но рубец на всю жизнь остался. На вид ему лет сорок пять, и родом он из Сэлтона. Этот манор прежде принадлежал епископу Честерскому, впоследствии он преподнес эти земли в дар церкви Святого Чэда, что здесь неподалеку. Однако храм не удержал это поместье, и много лет назад Сэлтон перешел во владение знатной семьи Мареско. Сейчас эту землю арендует один местный фермер.
Монах бросил на Хью взгляд из-под кустистых бровей цвета опавшей листвы и продолжал:
– Итак, брат Хумилис – урожденный Мареско. А я слышал только об одном Мареско, примерно того же возраста, побывавшем в Крестовом походе. Это было лет шестнадцать или семнадцать тому назад. Я тогда только недавно принял постриг, память о прошлом была еще свежа, и я любил слушать рассказы о тех, кто отправился в Святую Землю. Так вот, некий Годфрид Мареско, как мне помнится, повел с собой в поход три дюжины воинов из своих земель. Он прославился своей доблестью и отвагой.
– Ты думаешь, это он? Этот несчастный калека?
– А почему тебя это удивляет? Доблестные мужи так же уязвимы, как и все прочие. И даже более, ибо они идут в бой впереди, а не прячутся за спинами товарищей. А об этом рыцаре говорили, что он всегда сражался в первых рядах. Я думаю, приор Роберт пороется в хрониках Сэлтона и без труда установит настоящее имя Хумилиса. Роберт знает родословную каждого лорда в этом графстве. Стало быть, брату Хумилису не надо ничего делать, чтобы оправдать свое пребывание в стенах обители, – как славный представитель знатного рода он сам по себе составит славу нашего аббатства.
– Тем более, – усмехнулся Хью, – что он и делать-то ничего не может, ему остается лишь дожидаться кончины и навеки упокоиться в монастырской земле. Ты во всяком случае лучше меня разбираешься в смертельных недугах. Ты же видишь, что этот человек уже одной ногой в могиле. Не скажу, что он вот-вот умрет, но очевидно, что конец его близок.
– Точно так же, как твой или мой, – отрезал Кадфаэль. – А скоро он преставится или нет – того нам знать не дано. Это уж как Бог положит. А до той поры каждый день важен, и последний не меньше, чем первый.
– Будь по-твоему! – с благодушной улыбкой отозвался Хью. – Сдается мне, тебе не придется долго дожидаться, прежде чем он попадет в твои руки. А что скажешь о немом парнишке?
- Предыдущая
- 6/54
- Следующая
