Выбери любимый жанр

Дмитрий Самозванец - Пирлинг - Страница 82


Изменить размер шрифта:

82

Во всяком случае, автор рассказа прекрасно чувствовал, что положение его далеко не неуязвимо. Он предвидит те возражения, какие могут ему сделать. Он предупреждает их заранее заготовленными ответами, стараясь ослабить удары своих противников. Впрочем, это ему не удается, так как несостоятельность его слишком очевидна для каждого. В самом деле: он изображает нам, как мать царевича обнимала труп своего ребенка. Встает вопрос, каким образом не заметила она, что в руках у нее находится тело чужого ребенка? Убитый уже посинел, объясняет нам рассказчик, а мать была вне себя от горя. Далее, допустим, что подмена царевича действительно произошла и что вместо Дмитрия убит был какой-то другой мальчик. В таком случае он должен был исчезнуть из среды живых. Как же это осталось незамеченным? В суматохе было перебито около 30 детей, отвечает нам автор рассказа, к ним отнесли и погибшего двоюродного брата царевича. В заключение нельзя не отметить весьма странного объяснения, которое дается бегству Дмитрия в Польшу. Оказывается, какой-то монах, словно осененный свыше, узнал царевича по его осанке. После этого пребывание в России стало для Дмитрия опасным. Потому-то он и решился скрыться за рубеж.

При всех своих недостатках автобиография Дмитрия имеет несомненную историческую ценность. Конечно, претендент на московский престол знал содержание того донесения, которое готовил Вишневецкий королю Сигизмунду III. Очевидно, он решил сам воспользоваться этими данными. Однако, прибегая к ним в целях самозащиты, он тем самым открыл свои карты. Действительно, мы имеем полное право заключить, что, кроме доказательств, приводимых князем Адамом в пользу царственного происхождения претендента, сам Дмитрий не мог сослаться ни на одно. Вот почему он старается не столько выяснить, где и когда он был в России, сколько замести всякие следы, оставленные им на родине. При таких условиях становится вполне понятным заявление Льва Сапеги в сейме года. «Подлинный цесаревич, — говорил канцлер, — нашел бы иные средства для доказательства своих прав».

Надо заметить, что Дмитрий никогда не изменял своей политике умолчаний. Напротив, в течение всей своей жизни он оставался ей верен. Его излюбленная формула сводилась, в сущности, к следующему: сперва он чудесным образом избег козней Годунова; затем его хранила неисповедимая сила благого промысла. Все остальное он обходит молчанием. А между тем сколько раз представлялся ему случай выступить с неотразимыми доказательствами своих прав! И что же? Он неизменно старается отделаться несколькими незначительными словами, говоря о событиях своей прежней жизни. Когда Дмитрию пришлось вступить в переговоры с папой, он предоставил нунцию Рангони сообщить в Рим все, что касалось личности претендента. Сам же в письме от 24 апреля 1604 года он ограничился общими местами. Пока на московском престоле восседал Борис Годунов, подобную тактику еще можно было объяснять соображениями осторожности, желанием предупредить кары, которыми царь мог поразить лиц, связанных с претендентом. Однако вскоре враг Дмитрия умер. Почему же накануне своего полного триумфа или в момент торжественного венчания на царство не раскрыл Названый царевич столь долго хранимой тайны? Мы обращаемся к грамотам этого царя, рассылавшимся по всему государству. Мы вспоминаем речи самого Дмитрия I. Что же мы видим? И здесь так же мало конкретных указаний, как и во всем, что говорилось раньше. Хотя бы один намек на людей, оказавших услуги законному наследнику Ивана IV! Хотя бы какое-нибудь упоминание о тех монастырях, где он искал себе убежища!

Что касается воеводы Мнишека, то он так же мало откровенен, как и его зять. Мы знаем, что этот польский вельможа являлся самым горячим адвокатом Названого Дмитрия. По-видимому, им руководила скорее слепая вера в высокое происхождение зятя, нежели вполне сознательное убеждение в его правах. По крайней мере, всякий раз, когда сандомирскому воеводе приходилось объясняться по этому поводу подробнее, он высказывался в положительном смысле. И что же? Всегда слова его отличались расплывчатостью и были лишены конкретного содержания. Как известно, тотчас после катастрофы 27 мая 1606 года московские бояре потребовали от захваченного ими Мнишека сознания во всем. Каким бы торжеством для сандомирского воеводы было сразить своих судей! Как счастлив был бы он, если бы мог вполне оправдать свой образ действий и подтвердить права Марины на власть! Для этого нужно было только представить неопровержимые доказательства царственного происхождения Дмитрия. Что же сделал Мнишек? Ничего. Он лишь ссылался на самих русских, утверждая, что почин в деле царевича принадлежал им. Ему говорили: «Докажите, что Дмитрий был настоящим сыном Ивана IV». «Вы же сами признали его таковым», — отвечал воевода. К этому он не мог прибавить ничего. Несколько лет спустя Мнишек подвергся новой атаке, но на этот раз со стороны поляков. Впрочем, соотечественники еще менее церемонились с престарелым воеводой, нежели чуждые ему московские бояре. Это второе объяснение Мнишека происходило в 1611 году, в собрании сейма. На одном из заседаний московская экспедиция Мнишека подверглась самой жестокой критике. Застрельщиком явился кастелян калишский Адам Стадницкий. Он выступил против сандомирского воеводы с чрезвычайно резкой речью. Его поддержал вице-канцлер Криский. Ораторы обвиняли Мнишека в себялюбии и алчности. Они почти называли его изменником, не желая простить ему того, что он покровительствовал самозванцу и подвергал риску все государство. На собрании присутствовали король и крупнейшие польские магнаты. Тяжкие оскорбления были брошены Мнишеку прямо в лицо. Конечно, он не пожелал оставить это безнаказанным. Между Стадницким и воеводой сандомирским произошла горячая схватка. Но когда Мнишеку было предоставлено слово для самозащиты, он прибег к тому же приему для посрамления своих противников, каким когда-то воспользовался в Москве. Ведь обручение Марины происходило в Кракове? Ведь отправлялись же в Москву послы из Польши, чтобы засвидетельствовать Дмитрию дружеское расположение короля и Речи Посполитой? Вот каким оружием оборонялся Мнишек против своих врагов. И надо отдать ему справедливость: удары его были неотразимы. Однако центральный вопрос — о правах Дмитрия на московский престол так и остался открытым.

Учитывая все эти факты, исследователь нащупывает под собой более твердую почву. Перед ним — показания ближайших свидетелей. Все это — лица, наиболее осведомленные и к тому же более всего заинтересованные в успехе предприятия Названого Дмитрия. Какой же вывод приходится сделать из этих данных? Совершенно очевидно, что ни Дмитрий, ни воевода Мнишек, ни князь Вишневецкий ни разу не смогли представить не только решительных, но хотя бы просто более или менее веских доводов в пользу царственного происхождения того, кто сделался московским государем в 1605 году. Почему же не удалось им доказать это? Потому, что в их распоряжении не было фактов. Почему же их не было? Надобно думать, потому, что их нельзя было добыть. Если так, то при теперешнем состоянии исторической науки мы должны признать, что наследственные права Дмитрия доказаны далеко не в достаточной степени. Напротив, все склоняет нас к тому выводу, что Названый царевич был совсем иным лицом, нежели Дмитрий Угличский.

Конечно, для того, чтобы такое заключение было совершенно непоколебимым, нужно было бы вполне точно определить личность и подлинное имя того, кто выдавал себя за наследника Ивана IV. Но тут-то и начинается главное затруднение. Сколько перьев было поломано из-за этого! Сколько смелых догадок было высказано с разных сторон! Было бы скучно и бесполезно повторять их здесь. Ведь утверждали же некоторые, что Дмитрий был незаконным сыном короля Стефана! Ведь ссылались же на его страсть к охоте, как на характерную черту наследственности! По правде говоря, если принять всерьез такие доказательства, можно совсем запутаться в деле отыскания отца. Ведь столько государей прославилось своей любовью к охоте! К счастью, в нашем распоряжении имеются другие данные. Они гораздо лучше помогают нам разобраться в вопросе, нежели произвольные и бесплодные гипотезы.

82
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Пирлинг - Дмитрий Самозванец Дмитрий Самозванец
Мир литературы