Мастер ветров и вод - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 42
- Предыдущая
- 42/54
- Следующая
— Что было?
— Сама понимаешь что, — кривовато улыбнулся Марк. — Ты была такая нежная, безвольная, на все готовая после амаретто, что я не выдержал. Пропади они пропадом, твои таланты мастера фэн-шуй, зато у нас была такая ночь!
— У тебя была «такая» ночь, — ледяным тоном поправила Марка я. — Я об этой ночи совершенно ничего не помню.
— Как? — изумился Марк и принялся шептать мне на ухо вещи, от которых я краснела, и без конца приговаривал: — И этого не помнишь? И этого? И даже вот этого?
— Ничего я не помню, — зло выпалила я, выпутываясь из объятий одеяла и Марка. — Как гадко. Ты воспользовался тем, что я нализалась в стельку и…
— Ты мне разрешила, — стоял на своём Марк.
— Не могла я тебе такого разрешить. Я мастер фэн-шуй. У меня дар. Особый. Был. А теперь его нет из-за какого-то сомнительного коитуса!
Марк мрачно поглядел на меня и, вздохнув, сказал:
— Успокойся, Нила. Ничего не было. Повторяю, на самом деле ничего не было. Хотя я предпочёл бы, чтоб было.
— Ты правду говоришь? — подозрительно сощурилась я.
— Правду, — мрачно ответил Марк. — Я уже хотел было, ну, ты понимаешь… Перед такой женщиной и святой не выдержит. Но что-то меня как будто остановило.
— Голос совести? — язвительно спросила я.
— Нет, наверное, твой ангел-хранитель, — сказал Марк и встал с кровати. Хм. Если он тем самым хотел произвести на меня впечатление своими статями и намекнуть на то, как много я потеряла, что этими статями не воспользовалась, то это он зря. Марк кузену Го и в подмётки не годился.
— Кузен Го! — вскричала я и победоносно взмахнула подушкой. — Вот кто мой хранитель, хотя и не ангел. Вот! Это он! Спасибо, кузен, спасибо!
— Какой ещё кузен? — удивился Марк. Понял, что не впечатлил меня своим обнажённым торсом, и принялся одеваться.
— Мой китайский кузен, — доступно объяснила я. — Он погиб и стал небожителем. И теперь меня защищает. Он мне приснился. Он часто мне снится.
— Видимо, ты его любишь, этого кузена.
— Люблю.
— Нила, если б я был к тебе равнодушен, я сказал бы, что ты абсолютно сумасшедшая. Какие-то кузены-небожители… Отказ от секса только потому, что можно утратить некий непонятный дар… Да тысяча женщин на твоём месте умоляла бы меня о любви.
— Ну и обращайся к этой тысяче, — безапелляционно заявила я, обнаружила в окрестностях постели свою одежду и начала одеваться. Хотелось принять ванну, но только не в квартире Марка. А то с него станется привести-таки свой развратный план в действие. Он вообще как-то неправильно меня понимает. Думает, что если женщина осталась у него на ночь, то это уже законный повод с ней переспать. Ненормальные мужики здесь, в этой России! Сколько раз я ночевала у кузена Го, и он никогда себе не позволял…
Кузен Го…
Сон…
Каллиграфическая кисть, щекочущая мою щеку…
— Марк, — одевшись, я сочла своего визави менее опасным и доступным к общению, — Марк, посмотри вот здесь, на щеке, у меня ничего нет?
Марк придирчиво осмотрел мою щеку:
— Нет, все чисто.
— И все-таки… Можно, я воспользуюсь твоей ванной?
— Конечно.
Я вошла в ванную, включила свет и внимательно разглядела обе свои щеки. Ничего. Но почему у меня ещё осталось ощущение щекочущей мои щеки кисти?
Чтобы избавиться от этого ощущения, я пустила воду в раковине и принялась умываться. Умылась, потянулась за полотенцем и, мельком взглянув на себя в зеркало, ахнула.
На моих мокрых от воды щеках сверкали золотом два искусно начертанных иероглифа: «крепость» и «защита». Не знаю, сколько времени я простояла перед зеркалом, рассматривая чудесные иероглифы и понимая, что встреча с кузеном не была по-настоящему сном. На лице высыхала вода, и я заметила, что иероглифы тускнеют, становясь прозрачными и незаметными. Когда лицо высохло окончательно, никаких иероглифов на моих щеках видно не было. Но едва я плеснула в лицо водой, как они проступили снова. Чудеса, да и только! Чудеса от моего милого кузена Го…
— Нила, ты уже закончила? — раздался голос Марка. — Тебе сварить кофе?
— Нет, я буду чай! — крикнула я, торопливо вытирая лицо полотенцем. Ни к чему сердцееду Марку видеть эти иероглифы на моих щеках. Ему этого не понять.
Когда я вышла на кухню, Марк уже приготовил кофе и чай. И — о чудо из чудес! — он сменил одежду. Сегодня вольный художник выглядел прямо-таки парадно: костюм-тройка, жемчужно-серая рубашка, галстук в строгую узенькую полоску. Дипломатический корпус, да и только. Я в своём свитере и джинсах смотрелась совсем непрезентабельно.
— Какие у тебя планы на сегодня, Нила? — спросил Марк.
— Разумеется, ехать в «Кардиосферу», проверять вчерашний звонок от доброжелателя. Я должна знать, жива или нет моя подруга. Должна знать, как все произошло. И кроме того, высказать доктору Саблиной все, что я думаю о врачебной этике.
— Что ж, планы солидные. Ты не против, если я буду тебя сопровождать?
— Не против. Марк, не смотри на меня букой. За исключением некоторых моментов ты хороший человек, и с тобой можно иметь дело. Пожалуй, я смогла бы даже тебе довериться. В некоторых вопросах.
— Это мне льстит, — сказал Марк.
И мы отправились проторённой тропой в клинику «Кардиосфера».
В холле дежурила уже другая медсестра — постарше и ликом помрачнее. Вчерашнего небесного создания с хрустальным голоском и помину не было.
— Могу я видеть доктора Саблину? — бросаясь с места в карьер, спросила я у мрачной леди в медицинском облачении.
— А по какому вопросу? — помрачнела та ещё больше.
— По личному, — встрял Марк. Видимо, он полагал, что его костюм, галстук и шарм свежевыбритого мужчины растопят сердце даже такой горгульи.
Подействовало. Горгулья смешалась и бросила затравленный взгляд на монитор компьютера:
— Доктор Саблина сейчас на обходе…
— Ничего, мы подождём. Ведь её кабинет, кажется, на пятом этаже? — рассиялся улыбкой Марк.
— Да, но у нас так не положено.
— А это ничего, — сказал Марк, продолжая сиять улыбкой. — Для нас вам придётся сделать исключение. Если вы хотите, чтобы клиника с красивым названием «Кардиосфера» и дальше продолжала своё безбедное существование.
И Марк (вот артист!) достал из кармана некое удостоверение в красной корочке и выразительно помахал им перед носом горгульи. Та спала с лица и сказала:
— Пройдите к лифту, пожалуйста. В лифте я спросила Марка:
— Это что за волшебная красная книжечка? Ты что, помимо того что вольный художник, ещё и являешься сотрудником правоохранительных органов? Какой ужас!
Марк продемонстрировал мне книжечку. Это было удостоверение местного Союза художников.
— Марк, иногда мне нравится, как ты действуешь, — задумчиво проговорила я.
— Мерси, — надменно ответил Марк.
Мы снова оказались на пятом этаже. Тишина, дезинфекция, медицинская благодать. Только в этой благодати почему-то не смогли спасти мою подругу. Или все-таки сумели?
И кто был тот доброжелатель, что позвонил вчера вечером и сообщил о смерти Сони?
Я стояла, растерянно оглядываясь.
— Марк, здесь никого нет, — прошептала я, и собственный шёпот показался мне громче, чем крик.
— Может быть, это и хорошо? — тоже прошептал Марк. — Как ты думаешь, в какой из этих палат лежала Соня?
Мы шли полутёмным коридором с рядами бесконечно уходящих вдаль одинаковых белых дверей.
И тут я замерла. Потому что перед дверью одной из палат стояли две ярко-алые собачки-фу с золотыми разинутыми пастями.
— Марк, — прошептала я, — они все-таки выполнили мою просьбу! Смотри!
— И что? — возразил Марк. — Думаешь, какие-го игрушки оживят твою подругу? Сони давно нет здесь, Соня в морге.
— Нет, — сказала я и толкнула дверь.
Она легко подалась, и взору моему предстала небольшая уютная палата с единственной кроватью. Все было светлым, каким-то ирреальным, так что я не сразу увидела, что на кровати кто-то лежит. А когда увидела…
Это была Соня. Моя дорогая подруга собственной персоной.
- Предыдущая
- 42/54
- Следующая
