Эпопея любви - Зевако Мишель - Страница 39

• Предыдущая
• 39/82
• Следующая

— Мадам… — прошептал он.

Королева не отзывалась, и мужчина, коснувшись ее плеча, произнес:

— Екатерина!..

Королева подняла голову, взгляд ее был страшен.

— Рене… — проговорила она. — Все готово? Астролог Руджьери (а это был именно он) умоляюще протянул к Екатерине руки:

— Мадам, мне кажется, я вижу ужасный сон. Вы пощадите его, правда? Пощадите, моя королева! Пощадите нашего сына!

Екатерина встала с колен.

— Рене, — обратилась она к астрологу, — клянусь Богом, что слышит нас, сегодня я хотела его спасти… я расспросила Алису… и вырвала у нее признание… Правда ужасна, мой друг. Деодат не только знает, что он — мой сын, но и не держит язык за зубами. Алиса де Люс знает мою тайну, а откуда ей все известно? Конечно, от Деодата… Если я позволю им ускользнуть, Бог знает, что они попытаются сделать, владея такой тайной? Нет, Рене, тут уж не до жалости… Ты и сам знаешь, что он приговорен… помнишь, тебе было видение: мертвый Деодат с раной в груди?

— Да, видение, видение мятущегося разума, — произнес Рене Руджьери, стуча зубами. — Пощадите, мадам! Давайте я уеду с ними… буду следить…

— Замолчи, Рене… Слышишь, стучат… у того входа.

— Нет! Это лишь раскаты грома!

— Иди открой!

— Екатерина! Ведь он — плоть от плоти и кровь от крови твоей! Пощади!

Астролог бросился на колени, но Екатерина наклонилась, взяла его за руки и с удесятеренной силой заставила встать.

— Жалкий безумец! — проговорила она. — Хочешь, чтобы я принесла в жертву твоей слабости все, что имею: честь, славу, могущество, корону?.. Берегись!

Руджьери в отчаянье воздел руки к мрачным церковным сводам.

— Иди же открой! — холодно приказала королева. Неверным шагом, натыкаясь то на решетки хоров, то на массивные резные колонны, астролог двинулся к дверям. Он открыл, и на пороге появился высокий монах. Капюшон рясы был низко надвинут на глаза монаха. Войдя, он обернулся к Руджьери. Астролог смотрел на вошедшего безумным взором, пребывая в полной растерянности.

— Куда мне идти? — медленно спросил монах. Руджьери вытянул руку в направлении главного алтаря и без выражения, голосом, в котором не осталось ничего человеческого, произнес:

— Туда… она ждет тебя, палач!

По телу монаха пробежала дрожь, а Руджьери попятился, не отрывая глаз от лица вошедшего, и выскочил из церкви. Монах услышал душераздирающий, жалобный стон астролога, стон, перекрывший раскаты грома. Блеснула молния и осветила удаляющуюся фигуру Руджьери; он шел, шатаясь, вцепившись руками в волосы, не переставая глухо стонать, словно заклиная кого-то.

Тогда монах прикрыл дверь, отбросил назад капюшон и подошел к главному алтарю. Екатерина не сделала ему навстречу ни шагу, но, когда он приблизился, произнесла:

— Вы здесь, маркиз де Пани-Гарола, я рада. Вы верны слову, сильны в любви и сильны в смерти. Добро пожаловать!

Панигарола оглянулся на дверь и подумал: «Почему этот человек назвал меня палачом?»

— Маркиз, — продолжала королева, — вы свое слово сдержали. После ваших проповедей Париж кипит. Благодаря вам каждый приход словно пожаром охвачен. Не хватает лишь искры, чтобы весь город запылал. Спасибо, отец Панигарола… Теперь я выполню обещанное. Здесь, через минуту, вы увидите женщину, которую любите…

— Алису! — воскликнул монах, содрогнувшись всем телом.

— Она будет в вашей власти, увезите ее, маркиз! Отдаю Алису вам. А что касается вашего соперника, ненавистного Марильяка… возьмите, это убьет его.

Королева протянула монаху вчетверо сложенную бумагу.

— Письмо Алисы! — взревел Панигарола, выхватив лист. — Конечно! Я понял! О, вы великая и грозная королева. Ведь он любит ее, боготворит. Такое письмо убьет его не хуже, чем пуля в сердце.

— Итак, мы обо всем договорились? Вы покажете письмо Марильяку? Он прочтет его?

— Конечно, конечно.

— И тогда вы увезете Алису. Вы сумеете утешить ее… она поверит вам… я говорила с ней, маркиз… знайте, у нее нет ненависти к вам! Вас уже ждет карета, видели, около церкви?

— А он… он тоже сюда придет?

— Придет. И может случиться так, что, несмотря на письмо, Марильяк не захочет расстаться с Алисой. А вдруг, даже узнав о ее позоре и бесчестье, он не откажется от нее? Может, его любовь окажется сильней разоблачений, ведь оказалось же ваше чувство сильней измены Алисы?..

— Мадам, мадам… — прохрипел Панигарола.

— Все надо предусмотреть, — невозмутимым тоном продолжала королева. — А если Марильяк не отдаст вам Алису?

Монах резким жестом распахнул рясу: под монашеским одеянием оказался роскошный костюм аристократа. Панигарола выглядел как когда-то, великолепным и элегантным маркизом, в шелках и драгоценных кружевах, с золотой цепью на шее и широким кинжалом на поясе. Сдвинув брови, он наполовину вытащил из ножен короткое крепкое лезвие и свистящим шепотом произнес:

— Тогда нас рассудит оружие!

Панигарола запахнул рясу, опустил на глаза капюшон и опустился на колени. Екатерина с проницательной улыбкой посмотрела на него. Потом королева направилась к двери, через которую вошел монах.

Приближалась полночь, и королева услышала шум подъехавшей кареты. Екатерина сама открыла дверь и увидела, что из кареты вышли три дамы. Среди них была Алиса де Люс, бледная, вся в белом. У порога церкви она словно бы заколебалась, однако вошла. Две другие женщины сели обратно в карету и уехали.

Трепещущая Алиса на мгновение остановилась под сводами храма, вглядываясь в темноту, в которой колебался слабый свет четырех факелов над главным алтарем. Чья-то рука схватила руку девушки, и знакомый голос прошептал:

— Входите же, дитя мое! Алиса узнала королеву.

— Вы его ищете, правда? — продолжала Екатерина. — Подождите, он сейчас придет.

— Как вы добры, мадам!

— Ты заметила, карета уже ждет вас у церкви.

— Не обратила внимания, мадам… Но я не вижу священника… В церкви, кажется, никого нет?

— Я же сказала, подожди…

— Но уже бьет полночь, мадам.

— Да… а вот и твой суженый… Действительно, с первым ударом колокола в дверь постучали. Алиса протянула было руку, чтобы открыть, но королева резким жестом удержала ее.

— Я открою сама! — сказала Екатерина. Ошеломленная Алиса замерла. Странно, что королева не поручила кому-нибудь из слуг открывать и закрывать двери, странно, что Ее Величество дежурит у входа в церковь, странно, что Екатерина снисходит до этого…

Алиса взглянула на королеву, и ей показалось, что перед ней — огромная паучиха, сидящая в засаде в центре ею же сотканной паутины.

«Может, это не Марильяк!» — с надеждой подумала девушка. Но она ошибалась: пришел именно Марильяк.

Королева открыла, внимательно огляделась, чтобы убедиться, что граф пришел один. И на всякий случай спросила его:

— Как, граф? Неужели вы не привели двух-трех друзей? Марильяк с изумлением узнал в темноте королеву. С глубоким волнением он склонился перед ней в поклоне. Королева ждала его у дверей! Разве можно представить более убедительное свидетельство материнской любви?!

— Мадам, — ответил граф, — вы, видимо, забыли, что велели мне прийти одному… Правда, признаюсь, я хотел, чтобы со мной был один друг… но шевалье освободится лишь завтра утром…

— Да, конечно, — живо откликнулась Екатерина. Подавив вздох радостного облегчения, королева закрыла дверь. Марильяк увидел в темноте свою возлюбленную, точнее, не столько увидел, сколько почувствовал, что Алиса здесь. Тотчас же его рука нашла ее руку, и они забыли об окружающем мире… Инстинктивно влюбленные сделали шаг к алтарю, туда, где мерцали факелы. Королева последовала за ними, ее взгляд был словно прикован к фигурам Алисы и Марильяка.

Новобрачные остановились у алтаря, и Алиса прошептала:

— А где же священник, что соединит нас? Он опаздывает? Монах медленно встал с колен, откинул с лица капюшон и обернулся к новобрачным…

— Вот тот, кто соединит вас, — произнесла Екатерина.

Вечером этого же дня, в понедельник 18 августа, старая Лора осталась одна в домике на улице де Ла Аш. Марильяк пришел туда в восемь, как и договаривался с Алисой.

• Предыдущая
• 39/82
• Следующая