Полночь и магнолии - Пейсли Ребекка - Страница 39

• Предыдущая
• 39/79
• Следующая

Как всегда, Латимер постучал поздно вечером в дверь Его Высочества принца. Войдя, он чуть было не споткнулся — перед дверью стоял принц Сенека с принцессой на руках.

— В…ваше… В…ваше Высочество, я не знал, что здесь принцесса… Как бы это сказать… Пожалуйста, извините меня за вторжение, сэр…

С этими словами он быстро развернулся и ухватился за дверную ручку.

— Латимер, приготовь ванну, — приказал Сенека. Стараясь быть как можно более спокойным, Латимер спросил:

— Опять холодную, сэр? Сенека взглянул на Пичи.

— Нет, Латимер. Очень горячую.

— Хорошо, сэр. Сейчас приготовлю.

— Латимер! — услышал он вдогонку голос Пичи. — Не смог бы ты попросить одну из моих яужанок принести мне ночную рубашку. Уже поздно и ничего другого мне не потребуется.

— Пичи, — прошептал Сенека. — Опомнись!

— А что здесь такого? — спросила она озабоченно.

— Ладно, не важно, — сказал Сенека, посмотрев на своего розовощекого слугу.

— Сделай одолжение для меня, Латимер, пожалуйста! — попросила Пичи, стараясь понять, почему Сенека опять был ею недоволен.

Латимер ушел, и вскоре на пороге появились Кэтти и Нидия с одеждой для Пичи. Обе служанки заторопились в спальню.

Сенека усмехнулся про себя, когда увидел, что служанки положили ночную сорочку Пичи на его кровать. Очевидно, сочувствуя его ночным планам, они принесли такую прозрачную сорочку, что та казалась сотканной из паутинки!

Затем служанки зашли в ванную комнату. Они потушили яркие лампы в зеркальной комнате и вместо них зажгли множество белых тонких свечек, а еще — разожгли огонь в мраморном камине. Сенека представил, как рассеянный свет свечей и блики огня в камине помогут ему обольстить Пичи, и решил, что служанок нужно будет поощрить за отличную службу.

Кэтти и Нидия ушли, а на смену им пришли двое слуг. Они принесли горячую воду. Очень быстро они наполнили блестящую ванну и поспешили удалиться.

Пичи вопросительно посмотрела на Сенеку. — Что я не так сделала? Я же ведь сказала слуге «пожалуйста».

Сенеке не хотелось именно сейчас возвращаться к проблемам воспитания. Он знал, что через два дня во дворец приедет тетушка Виридис. чтобы обучить Пичи придворному этикету. Тогда вопрос о ее манерах благополучно разрешится. А сейчас ему хотелось совсем другого.

— Сенека! Ты слышал, что я спросила тебя? — повторила Пичи.

— Да, дорогая. Тебе не следовало обсуждать со слугой предметы твоего туалета. Ты должна запомнить, что есть один-единственный мужчина в твоей жизни, с которым ты можешь обсуждать предметы твоего туалета, говорить о своем теле. И этот мужчина — я, моя дорогая! — сказал он и дотронулся своей рукой до ее груди.

Пичи вдруг стало страшно.

— Я… Мы… Мы остались одни, — прошептала она.

— Да, — ответил Сенека.

Он снял обувь и, пока расстегивал свою рубашку, наблюдал за Пичи. Она рассматривала свои ногти. А еще он заметил, что пальцы рук ее дрожали.

— Пичи? — произнес он.

— Сломала три ногтя, когда свалилась с Дамаска. Ну да ладно, все равно знаю, что ногти у меня никогда не будут такими красивыми, как мне бы хотелось.

Такое перескакивание с предмета на предмет в разговоре беспокоило Сенеку.

— Я хочу, чтобы ты не боялась меня, моя Принцесса.

Она посмотрела на его грудь.

— Я… Я… Я не боюсь тебя, Сенека… Но я… Ну хорошо… Я нервничаю по поводу того… что мы будем вместе… в ванне… Ничего подобного…

— Раньше не видала? — закончил ее мысль Сенека.

Он медленно подошел к ней, взял за руку и повел зеркальную комнату, где была установлена огромная блестящая желтая ванна.

— Вода такая чистая, — прошептала она. — надеюсь, что она не выльется, когда мы туда войдем.

у Сенеки рот раскрылся от удивления, когда Пичи вдруг вышла из ванной комнаты и направилась в гостиную. Он последовал за ней. Было ясно, что сегодня ночью она не собирается уходить от него. Но что еще она задумала? Это никак не укладывалось в голове. Он решил остановиться и понаблюдать за ней.

Пичи из гостиной вошла в спальню и очень быстро вышла оттуда с маленьким кулечком в руках.

— Это трава? — спросил он.

— Цветки магнолии. Я очень люблю заваривать их в воде. Этим отваром я всегда пользуюсь во время купания. Ты не возражаешь, Сенека?

— Как пожелаешь. Принцесса! — ответил он. Теперь он был уверен, что ни свинью, ни хорька в ванну она не принесет. И он вздохнул с облегчением.

Пичи заварила цветки магнолии кипятком, а затем вылила отвар в ванну. Вскоре по комнате разнесся аромат лимона, тот запах, который всегда исходил от Пичи после купания.

Сделав все, она повернулась к нему.

— Я… Я считаю, что время настало…

Он слегка ухмыльнулся.

— А может, ты подойдешь с закрытыми глазами?

— С закрытыми глазами? — переспросила она.

— Да, — ответил он, — у тебя такой вид, как будто тебя сейчас будут бить. Ты похожа на жертву, которая с закрытыми глазами ожидает, что с ней будут делать что-то страшное.

— Ты что, начинаешь меня дразнить?

— А как же, — ответил Сенека и приблизился к ней.

— Пичи, — начал говорить он, — ты самая замечательная женщина из тех, что я знал раньше. — А это что? Один из твоих нарядов, у которого сотни пуговиц? — спросил он и обнял ее.

— Да, а ты что, собираешься их все расстегнуть? Думаешь, что я сама не сумею?

— Заверяю тебя, что для меня это составит величайшее удовольствие, — сказал Сенека и дотронулся до пуговицы у горловины платья.

Пичи видела все, что он делал, так как в ванной все стены были зеркальными.

Пуговицы моментально подчинились его пальцам.

— Сдается мне, что ты уже давно преуспел в расстегивании платьев, Сенека? Как это у тебя так ловко получается?

— Я привык в детстве играть с куклами, — ответил он и расстегнул последнюю пуговицу. Его ответ озадачил и удивил ее.

— Лгун, — сказала она и захихикала. Сенеке показалось, что от ее серебряного голоса в, комнате стало еще уютнее и теплее. И он понял, что его попытки поддразнить ее увенчались успехом.

Он снял с ее плеч расстегнутое платье, и оно шелковыми волнами улеглось у ног хозяйки. Пичи предстала взору Сенеки в нижнем белье, обильно украшенном кружевами.

Она ухватилась руками за нижнюю юбку. Ее била нервная дрожь.

— Я… Кэтти и Нидия нашили мне на юбку миллион этих кружавчиков… Но… Сенека. Ты -

мужчина, и тебе не надо видеть, как все это выглядит. Я не могу вот так просто стоять в этом нижнем белье перед тобой.

— Может, мне снять с тебя эту одежду, чтобы ты так не волновалась? — спросил он.

Ей стало страшно. У нее от страха забегали по спине мурашки и заныло в животе.

Сенека понял ее состояние и решил не торопиться.

— О чем ты думаешь. Принцесса? — спросил он.

Усмешка пробежала по ее лицу.

— Я стараюсь найти причины, почему я не разрешила тебе раздеть себя.

— Ну и что ж, нашла хоть одну причину? — язвительно спросил он у нее.

— Ни одной, Сенека. Я действительно сегодня не собираюсь никуда убегать. Но я немного боюсь. Мне страшно, когда ты меня рассматриваешь раздетой. Но я знаю, что это у меня пройдет, как только ты дотронешься до меня. У меня сразу же пройдет дрожь. Дотронься до меня, Сенека!

Она, действительно, была ни жива ни мертва. Сенека чуть было не рассмеялся.

— Я дотронусь до тебя, Пичи! Торжественно обещаю тебе это!

Она закрыла глаза. Единственными звуками в комнате были звуки потрескивающего огня, звуки разбивающихся о стекло капель дождя и глубокое дыхание Сенеки.

Сенека, преуспевший в расстегивании пуговиц, так же легко справился и дальше. На шелковые волны платья упали нижние кружевные юбки. Последней пала тонкая сорочка. Сердце Сенеки забилось учащенно, когда он, наконец, увидел ее обнаженной, выступающей из пышных одежд, лежащих У ее ног.

Сенека медленно поднял голову и увидел ее отражение в зеркалах. На ней ничего не было, кроме бриллиантов. В его горле застыл стон. В отблесках свечей и камина она была божественна! Он ничего не видел в комнате, кроме нее. Принцессы! И снова у него появилось чувство, что он уже где-то встречался с нею, что он был близок с нею, что он уже любил ее.

• Предыдущая
• 39/79
• Следующая