Выбери любимый жанр

Темный карнавал - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 20


Изменить размер шрифта:

20

К берегу подплыла лодка спасателя. Спасатель медленно вышел, держа что-то в руках.

Меня приковало к месту. Я затаил дыхание и вновь ощутил себя двенадцатилетним ребенком, крохотным и испуганным. Завывал ветер. Я не видел Маргарет. Мой взгляд был прикован к пляжу, к спасателю, который медленно вставал из лодки с серым мешком в руках, не особенно тяжелым. Его лицо было почти таким же серым и мятым.

— Стой на месте, Маргарет, — сказал я.

Сам не знаю, почему это у меня выговорилось.

— Почему?

— Стой, и все…

Я неспешным шагом направился по песку к спасателю. Он перевел взгляд на меня.

— Что это? — спросил я.

Спасатель долго глядел, не в силах вымолвить ни слова. Опустил свою ношу на песок, вода, пошелестев вокруг, увлажнила мешок и отхлынула.

— Что это? — упорствовал я.

— Она мертва, — тихонько ответил спасатель.

Я ждал.

— Странно, — добавил он вполголоса. — В жизни ничего подобного не встречал. Она умерла давно. Очень давно.

Я повторил его слова.

Он кивнул:

— Десять лет назад, я бы сказал. Нынче в озере никто из детишек не тонул. С тридцать третьего года здесь было двенадцать малолетних утопленников, но мы их всех нашли почти сразу. За исключением, помнится, одной. А это тело, оно пробыло в воде лет десять. Находка… не из приятных.

Я уставился на серый мешок у него в руках.

— Откройте, — сказал я.

Сам не знаю, почему это у меня выговорилось. Ветер заглушал мой голос.

Он потеребил мешок.

— Насколько мне известно, это маленькая девочка; я так говорю, потому что на ней медальон. Больше ничего нет, чтобы судить…

— Ну же, быстрее, открывайте! — крикнул я.

— Лучше не надо, — отозвался он. Но тут он, наверное, заметил, какое у меня сделалось лицо. — Она была такая маленькая…

Спасатель лишь немного приоткрыл мешок. Этого хватило.

Пляж был пуст. Оставались только небо, ветер, вода и одиноко наступавшая осень. Я опустил глаза на мешок.

Я все повторял что-то. Имя. Спасатель смотрел на меня.

— Где вы ее нашли? — спросил я.

— Вот там, на мелководье. Как же долго она там лежала, правда?

Я тряхнул головой.

— Да, верно. О боже, да.

Я думал: люди вырастают. Я вырос. Но она не изменилась. Она такая же маленькая. Такая же юная. Смерть не позволяет вырасти или измениться. У нее по-прежнему золотистые волосы. Она вечно будет юной, а я вечно буду ее любить, о боже, вечно буду любить.

Спасатель снова завязал мешок.

Чуть-чуть постояв, я побрел один вдоль берега. Наклонился и опустил взгляд. Вот тут ее нашел спасатель, сказал я себе.

Там, у кромки воды, стоял песочный замок, построенный только наполовину. Вроде тех, что возводили мы с Тэлли. Она половину, и я половину.

Я посмотрел на замок. Встал рядом на колени и увидел следы маленьких ног, что вели на берег и потом обратно в озеро и не возвращались.

И тут… я понял.

— Я помогу тебе его закончить, — сказал я.

Я так и сделал. Очень медленно достроил замок, встал, отвернулся и пошел прочь, чтобы не наблюдать, как он, нестойкий, подобно всему земному, разрушается под напором волн.

Я шел обратно по берегу туда, где меня ожидала, улыбаясь, чужая женщина по имени Маргарет…

Дева

The Maiden, 1947

Перевод Л.Бриловой

Существует беллетристика, существует нон-фикшн, существует поэзия и существуют французские (pensees) [13]. Сен-Жон Перс писал книги про облака, море, приливы. Это набор описаний. Они близки к стихам, но все же не стихи. Его материал для творчества — меланхолия волн, прибой, вечность на побережье. Похоже, я вдохновился, начитавшись этих французских полупоэтов, авторов подобных описаний. Вот что это такое. Это хитрющий эксперимент с очевидными метафорами.

Она была прекрасна. Она насыщала его зрение, он не отрывал от нее взгляда, он был в нее влюблен. Высокая, красивая, освещенная утренним солнцем. Высокая, статная, она работала на него. И каждая ее прихоть была ему известна. И он ее гладил, любил ее, но держался поодаль. Ведь он хорошо знал, что она способна сотворить с мужчиной, которого полюбит.

Не сегодня, думал он, сегодня ты меня не получишь, дева чарующая, дева сильная, дева стремительная, дева роковая.

Иной раз он позволял играть с нею ребятишкам, но только если был поблизости, а то как бы у них не завелась дурная привычка чересчур дерзко ее дразнить.

Сколько у нее перебывало любовников? Но нет, вопрос выражен излишне резко. Да, у нее было несколько любовников, но она их любила. Садистка — да, но она любила всех, кем ей удавалось завладеть.

И вот в ту ночь он взошел к ней по ступенькам, сел рядом, привалился к ней, опустил на ее плечо усталую голову и устремил взгляд в небо, любя ее, любуясь долгими линиями ее лица.

А потом… отпустил защелку.

И вниз по смазанным пазам заскользило ее длинное голубое лезвие, в сто фунтов весом и острое как бритва… и — вжах! — вонзилось, отрубая свет, звуки, запахи, чувства; и голова отскочила в поджидавшую корзину, и потоком сладострастия из рассеченной шеи хлынула алая кровь, и оба они, он и она, с ее лезвием, лежа в алом оргазме, дождались вместе первой звезды…

Надгробный камень

The Tombstone, 1945

Перевод Л.Бриловой

В арендованной квартире на Фигероа-энд-Темпл, где я бывал только наездами, мы с Грантом Бичем устроили для него гончарную мастерскую. Приблизительно раз в месяц я ночевал в верхней комнате и тогда поднимался пораньше и помогал оборудовать помещение. В одной из нижних комнат лежала оставленная кем-то надгробная плита. Вот уж нашли что оставить. Не помню, что за имя там было высечено, да это и не важно — нашли что оставить. При взгляде на эту плиту тебе волей-неволей воображалось твое собственное имя. Так что в том, как у меня возник замысел рассказа, я не сомневаюсь. Увидел то надгробие — и взялся за перо.

Ну вот, прежде всего было долгое путешествие, в ее тонкие ноздри забивался песок, и Уолтер, ее оклахомский муж, закидывал свое тощее тело в «форд-Т» с такой уверенностью в себе, что ей захотелось плюнуть; они добрались до большого кирпичного города, странного, как застарелый грех, отыскали хозяина квартиры. Хозяин пригласил их в небольшую комнатенку и отпер дверь.

Посреди комнаты, с самой незамысловатой обстановкой, лежал надгробный камень.

В глазах Лиоты выразилось понимание, она тут же театрально ахнула, мысли в голове замелькали с дьявольской быстротой. Уолтеру никогда не удавалось поколебать ее суеверия. Она ахнула, отпрянула, и блестящие серые глаза Уолтера уставились на нее из-под тяжелых век.

— Нет-нет, — заявила Лиота решительным тоном. — Я не собираюсь селиться в комнате с мертвецом!

— Лиота! — воскликнул ее муж.

— О чем вы? — удивился хозяин квартиры. — Мадам, вы ведь не…

Лиота улыбнулась про себя. Конечно, на самом деле она так не думала, но это было ее единственное оружие против ее оклахомского муженька, так что…

— Я хочу сказать, что не стану спать в одной комнате ни с каким таким трупом. Уберите его отсюда!

Уолтер устало смотрел на продавленную кровать, и Лиоте нравилось, что можно его потомить. Да, в самом деле, небесполезная вещь — эти суеверия. Послышался голос хозяина:

— Это надгробие изготовлено из очень красивого серого мрамора. Оно принадлежит мистеру Ветмору.

— На камне высечено «УАЙТ», — холодно заметила Лиота.

— Конечно. Так звали человека, для которого предназначался этот камень.

— И он мертв? — Лиота ждала.

Хозяин кивнул.

— Ну вот видите! — выкрикнула Лиота; стон Уолтера говорил о том, что он не сдвинется с места в поисках другого пристанища. — Здесь пахнет, как на кладбище.

Лиота следила за взглядом Уолтера: в нем нарастало раздражение. Хозяин объяснил:

вернуться

13

Мысли (фр.).

20
Перейти на страницу:
Мир литературы