Непогребенный - Паллисер Чарльз - Страница 69
- Предыдущая
- 69/86
- Следующая
Наступило молчание. Я перевел взгляд с хозяина на его супругу: она слегка зарделась и смотрела в сторону. Следующую реплику я сформулировал очень осторожно:
– Мне бы не хотелось давать такие показания, поскольку речь идет о подсудимом, которого могут приговорить к смертной казни.
Доктор Локард произнес низким напряженным голосом:
– Если вы, дав нужное свидетельство, допустите, чтобы завещание было исполнено, на суде можете говорить что угодно. Тогда никого не будет заботить, признают Перкинса виновным или нет.
– А если я откажусь, тогда процесс получится весьма скандальным?
– Неизбежно. Обнаружатся некоторые обстоятельства, дискредитирующие Фиклинга, и вам это будет весьма неприятно.
Я не ответил. Мне пришло в голову, что, отправив настоятелю пакет с фотографическими пластинками, украденный у Шелдрика, я дал ему в руки оружие, которое при определенных обстоятельствах может быть с успехом использовано для осуждения Перкинса. Я пожалел о своей наивной импульсивности.
Доктор Локард продолжал:
– Злые языки не пощадят никого. Понимаете, что я имею в виду, доктор Куртин? – Я молча смотрел на него.– Первым следствием станет то, что мне не удастся уговорить своих собратьев каноников доверить вам публикацию манускрипта, поскольку все прошлые знакомцы Фиклинга окажутся под подозрением. Вы ведь не женаты?
– У меня нет жены.
Он взглянул на миссис Локард, а потом опять обратился ко мне:
– Холостой друг Фиклинга окажется, говоря без обиняков, беззащитен перед сплетнями самого зловредного толка.
Миссис Локард опустила глаза.
– Мне нечего скрывать.
– Нисколько не сомневаюсь, доктор Куртин. Допустим, собой вы готовы рискнуть, но как насчет семьи, друзей?
– У меня нет семьи.
– Никого из близких? – воскликнула миссис Локард, пытаясь перевести разговор на другую тему. – Как печально. Ни братьев, ни сестер?
Доктор Локард раздраженно отвернулся.
– У меня была сестра – она умерла четыре года назад. Из родственников осталась только ее дочь. Я как раз собираюсь провести праздники с нею и ее мужем.
– А дети у них есть?
– Две маленькие девочки. У меня для них полный саквояж подарков.
– Вижу, вы преданный дядя... и двоюродный дед. А своих детей у вас нет?
– Как я уже сказал, у меня нет жены.
Фраза прозвучала более отрывисто, чем я рассчитывал, и я заметил, что миссис Локард вздрогнула.
Но тут вошла служанка и протянула хозяину записку. Извинившись, он вскрыл и прочел послание.
– Не знаю, как просить у вас прощения, но меня вызывают в дом настоятеля.
– В такой час? – воскликнула жена.
– Что-то стряслось, и настоятель желает со мной посоветоваться.
– Да ты едва успел притронуться к еде, Роберт.
– Ради бога, извините, – сказал мне доктор Локард.– Пожалуйста, доедайте десерт, а я надеюсь в ближайшее время присоединиться к вам в гостиной.
Как только он ушел, я проговорил:
– Я должен просить у вас прощения за грубость. Сам не знаю, почему я так рявкнул.
– Мне не следовало задавать этот вопрос.
– Ничего подобного. Вина целиком на мне. Я расстроен из-за всего, что произошло в последние два дня.
– Мне так жаль, что вам пришлось участвовать в этой жуткой истории с бедным мистером Стоунексом. Вы, должно быть, места себе не находите.
– А в довершение всего неприятность, каких мало. Узнать, что твой старый друг... вовсе не друг.
Я поднял глаза и встретил взгляд ее серых глаз.
– Этой ночью мне приснился страшнейший кошмар. Вернее, утром. Я проснулся с чувством неизбывного отчаяния, которое не покидало меня весь день. Как странно: большее всего я потрясен тем, чего на самом деле не было.
– Я не удивляюсь вашему кошмару. В последние дни вам пришлось так близко наблюдать смерть... насильственную смерть.
– И все же сон как будто не имел ничего общего с дневными переживаниями. Мне кажется, на меня повлияла история, которую я недавно прочел; глупость, но, сам не знаю почему, она меня вывела из равновесия. Думаю, меня пугает не смерть: глядя утром на тело Бергойна, я нашел это зрелище печальным и трогательным. Даже мистер Стоунекс. Он умер страшной смертью, но теперь покоится в мире. Меня встревожила не смерть, а ощущение зла.
– Поскольку они оба были убиты?
– Убийство – это только часть. Зло проявляет себя не только в убийстве. И, Богу ведомо, не каждое убийство происходит от зла.– На ее лице выразилось удивление, и я добавил: – К примеру, если мистера Стоунекса убил Перкинс, им руководило не зло, а жадность и глупость.
– Но вы не верите, что это его рук дело?
– Нет. Я убежден, что это убийство – результат ненависти, оттого-то у меня неспокойно на душе.– Я не собирался описывать, как жестоко было изуродовано лицо старика.– Я знаю, что зло находилось от меня в двух шагах.
– Это слово применяется к самым различным понятиям.
– Для меня оно означает удовольствие мучить ближних или видеть их страдания.
– Есть ли среди нас такие, кто в этом совершенно неповинен?
Я не ожидал услышать это от нее. Поскольку вопрос застал меня врасплох, я невольно произнес:
– Я, несомненно, ощутил сегодня зло в самом себе, и это напугало меня больше всего.
Глазом не моргнув от моего признания, миссис Локард заметила:
– Не кривя душой, мы все должны признать, что не чужды зла. Наша религия учит за зло воздавать добром. Но это трудно.
Мне не хотелось говорить, что религии у нас разные. Да и отбросил ли я все христианские суеверия, если все еще толкую о зле?
– Особенно трудно, когда тебе причиняет боль человек, бывший твоим другом и потому знающий, как тебя лучше уязвить.
– И все же не кажется ли вам, что мучить ближних стремится только тот, кто сам несчастен?
– Вероятно, так и есть. Но меня поразила его злоба, желание во что бы то ни стало ранить побольнее. То же поразило меня ужасом и в ночном кошмаре: ощущение зла.
– Не хотите ли рассказать мне о нем? По-моему, если с кем-нибудь поделиться, легче бывает забыть о кошмаре.
– Было бы невеликодушно вам его навязывать.
– Мне в самом деле интересно. Я хотела бы послушать, доктор Куртин. Но прежде давайте перейдем в гостиную, будем пить кофе.
Вскоре мы уселись на широкую софу в ярко освещенной комнате, где в камине весело потрескивало пламя. Хозяйка потребовала обещанного рассказа.
– Ну что ж, сон был удивительнее некуда, – начал я.– Я стискивал в руках какое-то существо, издававшее самый отвратительный запах. Глаза у меня были закрыты. Я как будто боролся с ним. Находился я где-то высоко. Лежал в кровати, как мне кажется. За окном кричали птицы. Больше всего меня мучило ощущение, будто это существо мне в чем-то родственно. Оно было едва ли не частью меня самого. В отчаянии, пытаясь спастись, я оторвал его руку – или, скорее, то, что ее заменяло: крыло или щупальце – и почувствовал боль в своей левой руке. Я проснулся – во сне, хотя думал, что наяву, – и обнаружил, что лежу на софе в своей комнате в колледже. Меня грызло ужасное, беспредельное отчаяние. Было прежде время, когда я спал на этой софе. Не самый счастливый отрезок моей жизни. Потом я пробудился по-настоящему и ощутил под собой свою руку, словно бы отрезанную. Я на ней спал, и она совсем онемела.
Миссис Локард сочувственно вздрогнула:
– Кошмары как стервятники: нападают, когда мы совсем беспомощны.
– Я плохо спал с самого приезда. Буду счастлив отсюда уехать.– Назавтра мне предстояло долгое путешествие в поезде, из одного места, где мне были не рады, в другое.– Простите. Я был невежлив.
– Ничего подобного. Вам не терпится встретить Рождество, да и дети ждут не дождутся своего дядюшку.
– На самом деле я боюсь туда ехать.
Если миссис Локард была удивлена, она ничем этого не выдала и стала ждать продолжения. Увидев на ее лице явственное сочувствие, не имеющее ничего общего с пустым любопытством, я произнес:
– Они так радуются своему новому младенцу, так влюблены друг в друга, что я им, конечно же, не нужен. Они приглашают меня каждый раз из жалости, чтобы мне не пришлось встречать Рождество в одиночестве.
- Предыдущая
- 69/86
- Следующая