Приключения чёрной таксы - Никольская-Эксели Анна Олеговна - Страница 6
- Предыдущая
- 6/43
- Следующая
ГЛАВА 7
В плену
А в городе всё шло своим чередом. Вечернее солнце светило, не жалея сил, как волшебник, превращая снег в ручьи. Рабочий день на птичьем рынке подходил к концу. Продавцы сворачивали свой лающий и мяукающий товар.
Если бы случайный прохожий обратил внимание на двух собак, бегущих между прилавками трусцой, он наверняка бы пришёл в замешательство.
Одна почти не вызывала подозрений — семенила бодро, на ходу роясь носом в мусоре и с явным наслаждением распугивая воробьёв. Завидев лужу, собака останавливалась и подолгу рассматривала в ней своё отражение. Другая же трусила через рынок, поминутно оглядываясь, чихая и зажимая хвост между лапами.
— Смотри! — Юлька встала как вкопанная.
Невдалеке у мясной лавки околачивалась свора дворняг. Псы с клочьями свалявшейся шерсти на боках ловили носами пьянящий колбасный дух. Облезлые, они с тоской заглядывали в оконце. Вдруг из него высунулся розовощёкий мясник и швырнул в сугроб кусок требухи. Рыча и отпихивая друг друга, собаки с жадностью набросились на подачку. Почуяв новеньких, они заворчали и оскалили зубы, а самая мелкая залилась истеричным лаем.
— Давай обойдём, — левретка поёжилась. — Не знаю, как ты, а я чувствую себя без штанов, мягко говоря, неуютно. Такое ощущение, что все на меня пялятся.
— В шкуре чау-чау было бы потеплей, — согласилась такса. — Как думаешь, нам завтра сильно в школе влетит?
— А то! — Юлька ещё раз с омерзением обнюхала себя.
— Гляди, какие экземпляры! — пробасил кто-то сверху.
Заболтавшись, подруги не заметили, как очутились в собачьем ряду. Задрав морды, они увидели толстого мужчину в меховом тулупе. Мужчина схватил Ладу за шкирку. — Без ошейника! Ты чья, красотка?
— Отпустите меня! — Чернышёва неистово закрутилась в руках у хама.
— Мерзавец! — Собакевич яростно вцепилась ему в ногу.
— Сашка, оттащи эту бешеную — валенок прокусит!
Кто-то бесцеремонно поднял левретку вверх тормашками прямо за хвост.
— Сажай сюда скорее! — мужчина распахнул дверцу клетки, и собаки оказались в заточении.
Обезумев от ужаса, они принялись бросаться на прутья.
— Смотри, Петрович, какой темперамент! — восхитился Сашка.
— Пожалуй, ценный товар — как шерсть-то блестит.
— Спрячь их пока. Псины хозные, породистые, не ровён час, искать их начнут.
— Пускай! — отмахнулся Петрович. — А я объявленьице дам: нашёл, мол, собачек. Хотите, чтоб вернул, выкуп пожалуйте. Мужик я не жадный: пятьсот с носа — и вот они, ваши питомцы любезные.
— Это вымогательство, — покачал головой Сашка.
— Не суди да не судим будешь, — сказал Петрович, с нежностью укутывая клетку грязной тряпкой. — Пойду я, хорошо сегодня поторговали.
— Отпустил бы ты их. Чует моё сердце, горя с ними нахлебаешься…
— Не каркай!
— Ну вот мы и дома, — мужчина вынул из кармана увесистую связку ключей. — Сейчас устрою вас по высшему классу!
Сквозь зарешёченную дверцу в сумерках собаки разглядели старый сарай. В дощатых стенах чернели дыры, крыши не было и в помине — только редкие клочки соломы прикрывали полусгнившие балки.
— Ничего не скажешь — шикарный отель! — ухмыльнулась Юлька.
Петрович навалился на дверь, и та со скрипом подалась. Собаки очутились в темноте.
— Опять свет вырубили, — мужчина лязгнул ключами и вытряхнул бедняжек из клетки.
Больно ударившись, собаки оказались на холодном земляном полу.
— Не мандражируйте, вы тут ненадолго. Посидите денька два, а там, глядишь, и хозяева ваши объявятся. На сухарик, — мужчина ткнул таксе в нос заплесневелый сухарь.
Чернышёва ощерилась.
— Лезешь в волки, а хвост собачий! — пожурил её Петрович. — Двое суток без харчей помыкаетесь, посмотрим тогда, как запоёте! — с размаху он захлопнул решётку новой собачьей тюрьмы. — Сидите тихо, не то Кузьму Никифоровича позову.
— Киднепинг — уголовно наказуемое преступление! — крикнула Собакевич мужчине вслед. — Надо срочно выбираться отсюда, — Юлька забегала по клетке в надежде найти какую-нибудь лазейку.
— Разве не видишь, это форт Боярд… — такса уныло улеглась калачиком на пол.
— Я вообще ничего не вижу — темно, как в гробу!
— Юля, что это?.. — голос Чернышёвой дрогнул.
Собакевич недоуменно уставилась на перекошенную морду подруги и, следуя за её взглядом, обернулась.
Из глубины сарая, не мигая, на собак смотрели несколько пар глаз. Разглядеть обладателей пристальных взглядов было невозможно.
— Не бойтесь, — раздался печальный голос. — Мы не причиним вам вреда.
— В-вотещё! Ничего мы н-не боимся! — заикаясь проговорила Юлька. — А вы к-кто?
— Несчастные жертвы шантажиста Николая Петровича Пынтикова, профессионального вора-собачника с двадцатилетним стажем, — ответил всё тот же грустный голос.
Подруги пристально всматривались во мрак, из которого постепенно выступали чёрные худосочные силуэты.
Собак было не больше десятка. Низенькие и высокие в холке, но одинаково стройные и поджарые, как велосипеды, они сидели понуро, запертые каждая в свою клетку.
— Разрешите представиться — Гуся, — с вселенской тоской молвил седой ризеншнауцер.
— Юлия Собакевич, а это… — левретка осеклась. — Лада. Просто Лада, — на всякий случай она стала расшаркиваться. — А мы уж, грешным делом, подумали, что нас кинули на съедение крысам.
— Пынтиков Николай не из тех, кто бросает деньги на ветер, — пропел мелодичный голос. — Меня зовут Лайла, необычайно рада знакомству.
Девочки разглядели в сумраке маленькую шелти.
— А вы давно тут? Отсюда можно сбежать? А вас здесь сколько? — воодушевлённо затараторила левретка.
— Утром нас было четырнадцать, а теперь — девять, — молвила Лайла. — Троих продали на птичьем рынке. За одного хозяева внесли выкуп… — шелти помрачнела. — Ещё был английский бульдог Костик, но… Сегодня он умер от тоски по хозяевам. Впрочем, давайте знакомиться. Это мисс Фиби, французская болонка. Она здесь две недели, хозяева пока не нашлись.
— Добрый вечер, — проворковала крошка Фиби. — Безумно рада вас видеть! Хотите крысу? Свежепойманную?
— Не хотим, — сказала Лада.
— Достопочтенный господин Юджин, — Лайла указала на старенького пуделя. — Ему шестнадцать лет. К нам попал случайно и, кажется, надолго. Хозяин скоропостижно скончался, квартира досталась родственникам. Пёс им не нужен, вот и выгнали его на улицу. Неделю бродяжничал и к Пынтикову угодил.
С бельмами на глазах, грязными клочьями шерсти вокруг нестриженого носа старичок тоненько похрапывал, свернувшись калачиком.
— Это Трезор, наш защитник, — продолжала Лайла. — Боится его Николай Петрович, поэтому на цепи держит. Трезор везунчик: завтра его хозяева забирают.
Девочки с уважением посмотрели на громадную немецкую овчарку.
— А это наши ребятишки: Кадошка, Барбоска, Чирипчик и Жужа, — в углу, в самой просторной клетке, безмятежно резвились щенки. — Настоящее сокровище, кане корсо. Выведены в Италии, Пынтиков их из питомника выкрал.
— Моя воля, я бы этого Пынтикова на клочки разорвал! — рявкнул Трезор.
— Перестань, Трезорушка. Каждому когда-нибудь по заслугам воздастся. Что касается того, можно ли отсюда бежать: ответ отрицательный. Мы с Гусей несколько лет здесь, пробовали неоднократно: и лаз рыли, и крыс подкупали. Но всякий раз появляется Кузьма Никифорович и всё портит.
— А кто это такой?
— Хозяйский кот, — пояснил Гуся. — Настоящий тигр, коварный и беспощадный. В лапы ему лучше не попадайтесь. Он мне как-то всю морду исцарапал, — пёс продемонстрировал розовый шрам, тянувшийся вдоль всего носа. — Николай Петрович его котёнком на улице подобрал. Тренировал, как бойцовского пса, чудовище и выросло. Хозяину предан, как собака. На всё пойдёт, чтобы выслужиться.
- Предыдущая
- 6/43
- Следующая
