Куяшский Вамперлен (СИ) - Акайсева Анастасия - Страница 36

— Было глупо хоть на мгновение поверить, что твоё имя не синонимично слову "катастрофа". — Аспирант, переминаясь с ноги на ногу, как неловкий танцор, пытался придать норовящей завалиться на него деревянной конструкции устойчивое положение и совершенно не обращал внимания ни на меня, ни на ниспосланный потолком трофей.

Я нетерпеливо открыла увесистый том в жёстком переплёте и, увидев вместо знаков известных мне систем письменности загадочные каракули с рисунками на полях, взвизгнула от восторга.

— Что это? — наконец заметил книгу напарник.

Я набрала в грудь побольше воздуха и торжествующе изрекла:

— Если ты ещё хоть раз посмеешь сказать что-нибудь нелестное обо мне и моих умственных способностях, я заставлю тебя горько пожалеть об этом, потому что сегодня, в этот великий день и час, именно благодаря мне и только мне мы обнаружили знаменитый манускрипт Войнича!

— Ха-а? — с подозрением — уж не рехнулась ли? — выдавил фольклорист.

Это был воистину один из счастливейших моментов моей жизни. Даже когда мы, вернувшись домой, занялись монотонным копированием манускрипта, я не могла унять ликования.

— Хватит дышать мне в затылок, как голодный волк. Это раздражает. — Лжевозлюбленный перевернул ещё одну страницу рукописи и положил её на сканер. Именно этот аппарат (в комплекте с другой бесполезной, как мне раньше казалось, техникой) был в сумке, из-за которой я чуть не надорвалась на вокзале.

— Не забывай, что это я нашла манускрипт Войнича, а значит, именно мне по праву принадлежит возможность первой его изучить.

— Изучишь сканы, оригинал я верну на место сегодня же. И, повторяю, это не манускрипт Войнича.

— Я и не говорю, что это именно тот знаменитый манускрипт, который называют Святым Граалем криптографии. Я прекрасно знаю, как выглядит манускрипт Войнича и вижу, что система письменности в рукописи Версаля совсем другая. Но что, если изначально существовало несколько зашифрованных манускриптов? Николя разменял уже не первую сотню лет, и, если он жил во времена написания…

— Остынь. Девять к десяти, что эта белиберда — криво написанная биография какого-нибудь неудачника. — Ямато крутанулся на стуле и обеспокоено заглянул мне в лицо. — И откуда такой нездоровый интерес к манускрипту Войнича?

— Это же одна из величайших загадок человечества! Разве ты в детстве не пытался хоть раз его расшифровать?

— Ха-а?

— Ну я вот настолько прониклась увиденной по телевизору познавательной передачей, что купила себе книжку про этот манускрипт и проводила всё свободное от выполнения домашнего задания время…

Соболезнующий взгляд лженаречённого доходчиво давал понять, насколько пропасть между мной и нормальными детьми была велика. Презрительно фыркнув, я отвернулась. И какое право имеет на меня так смотреть человек, обучающийся на факультете, основателя которого похитили инопланетяне?

Когда фольклорист закончил сканировать последнюю страницу, большая стрелка часов уже второй раз за день миновала цифру восемь. Едва погас сканер и деловито загудел принтер, я кинулась выуживать с выходного лотка горячие, словно свежая выпечка, листы.

Ямато, снисходительно посмеиваясь, сунул оригинал рукописи в рюкзак и натянул куртку.

— Может, завтра отнесёшь? Темно уже.

Он лишь шутливо щёлкнул меня по носу.

Вечер стоял холодный и ветреный. Тонкие языки угольно-чёрных облаков извивались на фоне тёмного неба, будто норовя слизать с него звёзды и луну. Где-то вдалеке надрывно выла собака, вселяя в душу гнетущее предчувствие неотвратимой беды.

— Может, всё-таки завтра отнесёшь? Не проверяет же Николя эту книгу каждый день, в самом деле.

— Возвращайся в дом. — Аспирант бесцеремонно захлопнул передо мной калитку, мешая выйти из сада вслед за ним.

— Имею полное право дойти с тобой до угла. — Я изо всех сил налегла на дверцу.

— Не имеешь. — Он навалился на неё с другой стороны.

— Я только что видела, как из-за угла выглянула какая-то тень. Что если это преподобная Мика?

— Уверен, это всего лишь преподобный Невроз.

— Нет! — Я уже чуть не плакала. — У меня дурное предчувствие. Что-нибудь сегодня обязательно случится.

— Не приближайся к колюще-режущим предметам, смотри под ноги, не суй руки в принтер, и всё будет хорошо.

— Идиот.

— До встречи.

Он ушёл. Я вернулась в дом, но ощущение тревоги не пропадало. Под ложечкой посасывало прямо как в ту ночь, когда я раскрыла тайну Версалей. Было ли это дурным предзнаменованием или же я просто сама себя накручивала?

Чтобы хоть как-то отвлечься от неприятных мыслей, я пошла в комнату лженаречённого и занялась расшифровкой рукописи. Когда-то, уверенная, что именно мне предначертано раскрыть миру тайну манускрипта Войнича, я освоила несколько техник кодирования текста. Не настолько хорошо, чтобы можно было этим похвастаться, но то, что выроненный мной на экзамене клочок бумаги с непонятным текстом — шпаргалка, доказать никто не смог.

Возможно, из меня бы вышел неплохой дешифровщик, если бы скрупулезный, монотонный анализ текста не клонил меня в сон. Я уже расшифровала добрую половину книги, когда, стукнувшись носом об стол, проснулась и поняла, что на самом деле не расшифровала ничего. Повозив из стороны в сторону мышкой, я уставилась во вспыхнувший экран ноутбука — двадцать три часа сорок семь минут. Прошло уже почти четыре часа, а в комнате, освещённой приглушённым светом настольной лампы, никаких признаков возвращения аспиранта не наблюдалось.

Всё ещё лелея в сердце надежду, я заглянула на кухню и в прихожую. В последней обнаружились сапоги тёти, очевидно, отправившейся спать сразу по возвращении с работы, но Ямато нигде не было. Я начала беспокоиться по-настоящему. Этот идиот ушёл в начале девятого. На то, чтобы вернуть книгу в библиотеку, с лихвой хватило бы и часа. Так почему же его до сих пор нет? С каждым шагом, нервно отмеряемым по деревянному полу коридора, я всё глубже спускалась в чёрную пучину паники. Когда часы пробили полночь, внутри будто что-то оборвалось. Дорога до библиотеки и обратно не могла занять столько времени — с ним явно что-то случилось.

Словно в лихорадочном бреду, я натянула куртку и отперла входную дверь. Ёжась под холодными иглами измороси, я пробежала сквозь сад и под тревожный скрип калитки выскочила на дорогу. Глаза всё ещё не привыкли к темноте, и я чувствовала себя заблудившимся слепым котёнком. Что теперь делать? Где его искать? Я не знала ответа.

Тьма медленно обволакивала меня, увлекая в бездну отчаяния. Только теперь я поняла, насколько же дорог мне этот высокомерный эгоист.

Непрошеные слёзы покатились по щекам. Я тут же утёрла их тыльной стороной ладони, хоть рядом и не было никого, кто мог бы стать свидетелем моей постыдной слабости. Вернее, так мне казалось.