Герда - Веркин Эдуард - Страница 13
- Предыдущая
- 13/69
- Следующая
– Надо еще глистов выгнать, – с авторитетным видом заявила Алька. – Мы и специальные таблетки купили, от всех самых известных и от некоторых неизвестных.
Интересно, собирается ли Алька проявлять гуманизм в отношении бычьих цепней?
– Лови. Вон побежала.
– Ловлю.
Я ловил блох, Алька разбирала вчерашние покупки. Покупок много, большая коробка, которую Алька притащила из гаража чуть ли не волоком, я не очень удивился; мама полумерами не ограничивалась, покупала так покупала. С запасом.
Алька извлекла толстый ошейник с кармашками, в которых торчали квадратные свинцовые гирьки.
– Это зачем? – не понял я.
– Как зачем? Утяжелители. Ну, чтобы мускулатуру качать.
– Понятно…
Алька вытащила коробочку с зажимом на липучке.
– А это что? – спросил я.
– Маяк.
Алька ткнула пальцем в потолок. Собака тоже поглядела в потолок.
– Джипиэс маяк, – сказала она. – С независимыми аккумуляторами, они могут год работать. Если собака потеряется, ее можно по обычному телефону проследить. Незаменимая штука. В случае чего, ее можно будет вернуть.
Точно. Как мать не додумалась раньше приобрести такие ошейники для нас? А что, очень удобно, всегда на поводке.
– Попонка, – Алька извлекла из коробки собачий жилет. – На случай плохой погоды.
Я подумал, что следующим собачьим аксессуаром достанутся калоши, но это оказался электроповодок. Длинный шнур, который втягивался сам с помощью моторчика.
Свисток, бесшумно-ультразвуковой, его звук должна различать каждая собака. Алька тут же приняла дуть в свисток, барабанные перепонки у меня тотчас заболели, а собака даже ухом не повела.
– Наверное, для китайских собак предназначено, – заключила Алька.
А еще были никелированные миски, которые не скользили по полу. Неизгрызаемые кости. Мячи-дразнилки. Автопоилка. Несколько чесалок. Все, что нужно для счастья, так и есть.
– Вы, я смотрю, уже разобрались?
Мать потихонечку спустилась со второго этажа, выглядела заспанно, сиеста после фруктового ленча.
– Как успехи? – спросила она.
– Бегут, – ответила Алька.
– Это хорошо, что бегут. А то как-то мне не хочется, чтобы в диване завелись какие-нибудь клещи.
– Они там и так есть, – заверила Алька. – Просто невидимые.
– Видимых нам еще не хватало. Мерзость какая….
Алька пожала плечами.
– В среднем человеке живет до полукилограмма паразитов, – сообщила она. – Если с нас паразиты побегут, тоже мало не покажется.
– Ну да, – согласилась мать. – Долго вы еще?
– Еще мыть будем. Потом ногти надо подстричь, а то они длинные, как у орла, и уже кое-где расслаиваться начали. Потом выгулять…
– К двум часам заканчивайте, – велела мать.
– А что? Почему к двум? Я хотела еще расчесать…
Алька заканючила. Что она хотела расчесать, и уже приготовила массажную расческу, и вообще за собакой требуется уход, у нее проблемы с шерстью, нужен специальный корм для блестящести.
– К двум, – сказала мать. – Времени еще целый вагон. А у меня сегодня мероприятие, вы же знаете.
– Я не могу, – тут же ответила Алька. – У меня доктор же. Мозголог.
Мать поглядела на Альку с прищуром.
– Но мы же договаривались, – настойчиво напомнила мать.
– Так и с доктором я тоже договаривалась, – возразила Алька. – Нет, если вы хотите, я могу от него отказаться, мне он самой не нравится…
Мать стала нервничать щекой.
– Ладно, я поеду, – сказал я.
Мать кивнула молча и удалилась.
– Зачем я ей каждый раз нужна, – не пойму, – вздохнула Алька. – Ну, ты, понятно, таскать коробки, они тяжелые. А я? Хожу как дурочка, стою, улыбаюсь…
– У тебя очень красивая улыбка, – сказал я. – Она вселяет надежду.
– Ага, три раза и всё невзирая. Надежда в канаве зебру доедает, сам знаешь…
Минут через двадцать блохи перестали сыпаться, Алька сказала, что все, можно идти мыться, она только ванну наберет. Ушлепала. А я остался один. То есть с собакой. Та продолжала сидеть в веревке, послушно, не смея переступить через круг. Меня это снова удивило. Тогда, в Горюново, это была просто Ракша-Сатана, а здесь…
Глаза. У нее были странные, какие-то не собачьи. Нет, я в собачьих глазах особо не разбирался вообще-то, но здесь совсем другое… Синие-синие. И смотрела она ими тоже странно, точно ощупывала помещение, точно стараясь увидеть то, чего нет.
Я разомкнул кольцо. Веревку скомкал и выбросил в мусор. Собака сделала шаг, подошла ко мне и положила голову на колени.
Тяжелая башка. То есть очень тяжелая. Как гиря. Я погладил ее по лбу, а собака издала неодобрительное урчание. Тогда я догадался и почесал за ушами. Урчание тут же приобрело другую окраску, я принялся чесать псину. За ушами, за шеей, по бокам, со смехом отмечая, что когда я скреб ее за бок, задняя лапа начинала дергаться.
У меня никогда не было собаки. И морской свинки тоже не было. Даже хомячка, даже самого паршивенького, джунгарского, который умещается в кулаке. Не то чтобы любовь к животным не поощрялась в нашей семье, просто у меня никакой тяги к живой природе не обнаруживалось, однажды завел двух бойцовских рыбок, но они друг друга убили, а аквариум засох, правильно отец говорил. Было мне, кажется, пять лет, и эта жестокость мира природы произвела на меня неприятное впечатление, желание и дальше с ней знакомиться отпало.
А тут вдруг целая собака. Собственная. Ни с того ни с сего.
Из ванной показалась Алька.
– Пену пускать? – спросила она. – Мы вчера шампунь специальный купили, можно пену сделать.
– Пускай пену.
– Ты не перечеши, – посоветовала Алька. – За ушами нельзя долго чесать, могут воспалиться. И вообще, пойдем купаться…
При слове «купаться» собака вздернула уши и с грохотом рванула в сторону ванны.
Завизжала Алька, я сорвался, пробежал через коридор, толкнул дверь.
Картина была выдающаяся. То есть совсем. Ванна у нас большая. Чугунная, старинная, широкая и длинная, рассчитанная на бегемота средних размеров, кажется, еще и антикварная. Когда-то в ней мылся статский советник Теляев, теперь в ней плескалась собака. Ванна была на треть заполнена водой и розовой пеной, в которой плавали уточки. Кораблики, ковшики, куклы. Кроме того, пена была и вокруг, на полу, на стенах и на Альке.
– Она отряхнулась, – сообщила Алька. – Я не думала…
– Не думала… – передразнил я. – А надо было! Ладно, давай мыть. Купаться.
Собака перебрала лапами.
Опыта в собачьей купке ни у меня, ни у Альки не имелось, поэтому мытье у нас растянулось почти на час. Сначала мы мылили собаку особым противоблошиным мылом и чесали щеткой из кабаньей щетины, и не зря, пару десятков полудохлых блох вычесали. После этого Алька объявила, что теперь пришла пора отмыть собаку уже начисто. С благовониями.
Я заметил, что собак с благовониями мыть вообще-то не принято, на что Алька ответила, что она совсем немного наблаговонит, чуть-чуть. И бухнула в воду полфлакона жидкого французского мыла.
Купание продолжилось.
Собака мурчала, как кошка, хлебала воду из-под крана, отряхивалась, хватала пластмассовых уток и начинала их жевать, одним словом, радовалась жизни. Алька вела себя деловито, как самый заправский кинолог, руководила мной, руководила собакой, рассуждала на тему гигиены и выгула, указывая, что шерсть у собак должна матово блестеть, иначе все будут думать, что собака больная…
А в конце водных процедур Алька решила почистить зубы.
– Надо почистить зубы, – сказала она.
Я удивился – с чего это нам вдруг сейчас чистить зубы?
– Да не себе, – Алька постучала себя по голове. – Ей.
– Разве собакам чистят зубы?
– Конечно! А ты что думаешь, они сами себе, что ли, чистят? Нет, собаке нужно мыть лапы после каждой прогулки и чистить зубы хотя бы раз в день. Конечно, щетку мы купить забыли, так что будем чистить зубы моей старой. Правда, она уже недостаточно эластична, как ты думаешь, пойдет?
– Щетка? Щетка пойдет. Просто я думаю, что чистить зубы собаке… – я покачал головой. – Короче, если бы я был собакой, мне вряд ли бы понравилось.
- Предыдущая
- 13/69
- Следующая
