Белый шиповник. Сборник повестей - Алмазов Борис Александрович - Страница 12
- Предыдущая
- 12/52
- Следующая
- Пятеро.
- Вот вам, папаша, сразу пять кузнецов. Ну, давай открывай конюшню. Да собак привяжи, а то напугают ребят.
- Момент, момент… - засуетился старик, зазвенел ключами.
Никифоров завёл мотоцикл и прямо на мотоцикле въехал в распахнутые двери конюшни, быстрая тень метнулась мимо мотоцикла, но Никифоров не успел её схватить. А прямо перед ним в снопе света плечом к плечу стояли трое мальчишек.
- Так! - сказал милиционер. - Будем знакомиться: капитан Никифоров.
- Бычун.
- Пономарёв.
- Столбов.
- А где четвёртый?
Мальчишки молчали.
- Не бойтесь, - сказал Никифоров. - Вон девочка мне уже всё объяснила. Где четвёртый? Он, что ли, в дверь-то прошмыгнул? Бросил вас, а вы его выдавать не хотите.
- Это не он, а она, - сказал Столбов. - Мы ещё с ней поговорим.
- Не надо с ней ничего говорить! - возразил Бычун. - Она для меня больше как человек не существует.
- И для меня, - согласился Столбов. - Накажем её всеобщим презрением.
- Ну-ну! - Никифоров прошёлся по конюшне. - Накажите-накажите. “Кузнец, ты кузнец, - запел он вдруг, - расковался жеребец… Кузнец, ты кузнец… - Он переходил из стойла в стойло, светил фонариком. - Кузнец, ты кузнец…” Кто у вас начальником, папаша? Надо будет участковому его навестить.
- Да начальник в больнице лежит, уж второй месяц… У него инфаркт, сердце, значит…
- На такие копыта посмотришь - моментом инфаркт заработаешь. “Кузнец, ты кузнец, расковался жеребец…” А ну-ка давай вот этого, разутого, в проход. - Никифоров скинул плащ, снял китель и засучил рукава рубашки. - Ну, ребятки, посмотрим, помнит ли бывший сержант конной милиции Никифоров П. И., как он лошадей ковал…
Никифоров зажал заднюю ногу коня коленями и ловко начал срезать старый роговой слой.
- А вот теперь стрелочку. “Кузнец, ты кузнец…” А вот подкову. Ну-ка посвети. “Кузнец, ты кузнец…” Ну, а теперь краешки щипцами обкусим, спилим… Картинка! Так как это вы надумали коней-то перековать? Подай клещи!
- Да на сборе… - неохотно начал Столбов.
-Ты веселей, веселей! Вот на сборе, значит, решили коней ковать.
- Да нет. Решили тимуровские дела делать, а то мы по тимуровским делам план не выполняем…
- О господи, - вздохнул сторож, - и здесь план.
- Ну вот, а поручили это дело Пономарёву.
- Это специально, - заговорила Маша взволнованно, - это Васька Мослов специально придумал, чтобы Игорь поручение не выполнил, а его за это из пионеров исключить…
- Ишь, ты! - Капитан Никифоров даже фуражку на затылок сдвинул. - И послал вас в конюшню коней перековывать? Пойди, значит, туда, не знаю куда… Как в сказке?
- Да нет, - сказал Панама. - Это я сам придумал. На коней же смотреть жалко.
- Так “Кузнец, ты кузнец…” А Мослов, это кто?
- Председатель совета отряда.
- Начальник… - сокрушённо вздохнул старичок.
- А вы его переизберите! - сказал милиционер, приколачивая последнюю подкову. - Выводи следующего. Переизберите, и вся музыка, чтобы интриги не разводил…
- Вот и именно что! - сказал старичок. - И вся музыка.
- Ну да, - возразила Маша, - его старшая пионервожатая очень ценит.
- А вот я к вам в школу зайду… Какая школа?
- Не надо в школу, - сказал Панама, - мы же сами в конюшню-то пошли, он нас не посылал.
- Да! - вдруг возмутился Столбов. - Он говорит: “Соберите макулатуру, сходите старикам в булочную… Только, говорит, обязательно старикам скажите, чтобы они отзывы о вашей работе в школу написали, мне для отчёта нужно…” Разве это тимуровские дела, разве так Тимур поступал?
- О господи, - вздохнул старичок, - и тут отчёт давай!
- Тимур никогда не делал хорошие дела в расчёте на похвалу. Нужно, чтобы тайна была… Понимаете, тайна!
- Понимаю. Давай подкову… Тайны я вам хоть килограмм отыщу. “Кузнец, ты кузнец…” Мне от этих тайн некуда деваться. Ты давай вот что, ты приходи ко мне в пикет, будешь мне помогать.
- Будем преступников ловить?! - задохнулся Столбов. - И пистолет дадут?
- Будем следить за порядком! А оружие… “Кузнец, ты кузнец…” В зависимости от обстоятельств…
Утром следующего дня Панама. Столбов и Маша специально побежали смотреть, как выезжают лошади в новых подковах.
- И звук-то совсем другой, - сказала Маша.
- Конечно, - объяснял Панама, - подкова плотно сидит, вот и бряканья нет.
Разномастные кобылки, весело мотая чёлками, разбредались по городу, и ребятам капалось, что лошади украдкой им подмигивают.
Глава восемнадцатая
“ТАКОЕ НЕСЧАСТЬЕ!”
- Литературы не будет! - ворвался в класс Сапогов. - Борода в школу не пришёл.
- Ура! - закричали мальчишки.
Панама вздрогнул. Он поймал испуганный взгляд Маши Угольковой и быстро пошёл к двери.
- А! - закричал Сапогов. - Сорваться хочешь! Не выйдет! - И он растопырил свои огромные ручищи.
- Пусти, - сказал Панама и голосу своему удивился. Голос был резкий и дрожал. - Пусти, говорю!
- Предъяви документы! - заорал Сапогов.
Но в этот момент получил такой толчок в грудь, что от неожиданности сел на пол. Когда он опомнился и выскочил в коридор, Панама был уже в учительской и дрожащими руками набирал помер телефона манежа.
- Алё! Кто это? Денис Платоныч, что с Борис Степанычем? Как разбился! Как разбился! В какой больнице? Да какие теперь занятия! Да как же он так… Вот беда-то… - приговаривал он, вешая трубку. И тут он увидел, что на него тревожно смотрят учителя, что были в комнате. - Борис Степаныч вчера на съёмках разбился! - сказал он, словно оправдываясь.
- На каких съёмках? Где?
Но Панама уже бежал в класс. У него было такое лицо, что Сапогов, ждавший его с мокрой тряпкой в руках, ошалело отступил.
- Вот беда-то, вот несчастье… - приговаривал Панама, запихивая книжки и тетрадки в портфель. - Борис Степаныч вчера на съёмках разбился, - ответил он на испуганный взгляд Маши, не знаю как. Денис Платоныч говорит, что крепко. Коня привели, всё седло поломано, оборваны стремена и подпруги в клочья! Побегу в больницу…
Но в больницу Панаму не пустили. Дежурный врач, заглянув в какие-то бумаги, сурово спросил:
- Это что, твой отец?
- Учитель. Учитель мой. Что с ним?
- Перелом рёбер, перелом лучевых костей со смещением, но самое скверное: перелом коленного и голеностопного сустава. Вот, брат, скверно…
- Ногу отрежут? - похолодел Панама.
- Ногу не отрежут, но это будет уже не та нога. В лучшем случае двигательные функции восстановятся года через два-три. Это, повторяю, в лучшем случае.
- А в худшем?
- А в худшем - нога не будет сгибаться ни в колене, ни в щиколотке.
- Как же он ездить верхом будет, доктор?
Эх, малыш, сейчас вопрос в том, будет ли он без костылей ходить, а не то что ездить. Иди домой. Я тебя всё равно к нему не пущу - ему сейчас не до тебя.
- Доктор, вы ему передайте, чтобы он за Конуса не волновался. С ним будет всё в порядке, всё как следует…
- А что это за конус?
- Это его жеребец. Конь его. Борис Степаныч на нём… - Панама чуть было не сказал “ездил”, но проглотил невесть откуда взявшийся в горло комок и сказал твёрдо: - Это его конь!
- Хорошо, я, как видишь, ни на конус, ни на цилиндр не претендую, ступай, малыш, домой. Всё, что мы можем, для твоего учителя мы сделаем.
Панама медленно вышел в больничный сад. Холодный ветер мёл по асфальту снег и пыль, свистел в кустах, что, как веники, торчали вдоль дорожки.
- Пономарёв! - Панама оглянулся. По дорожке, как-то вприскочку, шёл-торопился Денис Платонович. - Ну что там? У доктора был? - спросил он, задохнувшись от быстрой ходьбы.
Панама рассказал.
- Вот несчастье! - Денис Платонович рухнул на скамейку. - Такой спортсмен, такой мастер, а человек какой! Умный, интеллигентный, образованный, добрый… Боже мой! Боже мой! Ведь он и разбился-то, коня спасая. Мне сейчас ребята рассказали. Кони стрельбы испугались - понесли. Всадники бы справились, но места нет, понимаешь, места нет… Забор там, какой-то каменный, и овраг за забором. Забор невысокий, кони и нацелились через него прыгать, а он не только первому коню прыгнуть не дал, а и его-то спас: как-то так развернулся да сам с коня об стену, да через забор, да в овраг… А кони все целы, все… - Денис Платонович гордо глянул на Панаму.
- Предыдущая
- 12/52
- Следующая
