Потрошитель - Обер Брижит - Страница 18
- Предыдущая
- 18/36
- Следующая
— А? Так, работа… прости…
Она бросила на него подозрительный взгляд, заправила бекон чипсами и переключилась на злоключения Козетты, которую Монте-Кристо с племянницей Бальзака водили за нос.
Франсин толкнула дверь старого дома близ порта. В нос шибануло зловонием засохших экскрементов. Она повернула выключатель. Помещение озарилось блеклым желтоватым светом. Весь коридор был заляпан отпечатками дерьма, как будто по нему долго скакал какой-то безумец в загаженных сандалиях. Ох уж эти мальчишки! Осторожно обходя гадкие следы, она прошла по вестибюлю, быстро одолела три этажа и резко ткнула в кнопку звонка.
Он застыл на коленях в гостиной, с гвоздем для обивки мебели в миллиметре от обвисшего пениса. Гости к нему не ходят. В дверь снова настойчиво позвонили. Он сглотнул, извиваясь, натянул брюки и прокрался в прихожую.
— Господин Гвидони? — послышался дрожащий от волнения голос Франсин Дюпре.
Он сжал кулаки, даже не почувствовав впившийся в ладонь гвоздь. Какого черта она приперлась в такое время?
Он наскоро огляделся. Все в порядке. Никакой крови, никаких фекалий. Только ящик для инструментов на полу.
— Господин Гвидони?
Голос набирал высоту, неприятно поднимаясь до визга. Вздохнув, он пошел открывать. Вот в чем дело. На столике Грэнни лежала связка ключей. Вот что ей нужно!
Разулыбавшись, он отомкнул дверь и протянул ей ключи:
— Вы за этим?
Франсин Дюпре хватила ртом воздуху и рухнула на лестничную площадку.
Преодолев замешательство, он подцепил ее под мышки и втащил в квартиру. Конечно, старики из квартиры напротив ее не видели. Затем — растерянно закрыл дверь. Что с ней такое? Он перевернул женщину и, как в кино, похлопал ее по щекам, сначала — легко, потом — сильнее.
Она вскрикнула, открыла глаза, взглянула на склонившееся над ней лицо и заорала.
Он инстинктивно ударил в кричащий рот. Крик смолк. Тишина. Не ЗДЕСЬ.
У нее были разбиты губы и выбиты два передних зуба. Она снова завопила.
ГАДИНА!
Он ударил еще: он бил, бил и бил, поскольку ее крик врезался ему в мозг, как СВЕРЛО. Сначала кровью покрылся кулак. Потом — запястье. Потом она замолчала. ХОРОШО.
Теперь, с этой красной дырой, забитой зубным крошевом, с рассаженным вдрызг носом, из которого стекают ручейки крови, с опухшими, полуприкрытыми, заплывшими густыми синяками глазами, она была со вершенно неузнаваема. Ее свистящее дыхание прерывалось бульканьем крови.
Он поднялся, поиграл сочленениями разболевшегося кулака, запустил пальцы в светлые волосы, чтобы привести их в порядок, и располосовал шевелюру кровью. Интересно, почему она так КРИЧАЛА?! Он встал перед зеркалом над комодом — славное зеркало: сколько полезных советов ему давало! — и застыл.
Его лицо! Брови были утыканы золочеными кнопками, а по векам, щекам и подбородку проходили блестящие дорожки запекшейся крови. Брови он выбрал потому, что следы на них были почти незаметны, — и на тебе: совершенно забыл про свои замечательные золотинки, купленные нынче утром в отделе хозяйственных товаров супермаркета, а также про английские булавки, покрывавшие не защищенные бородой щеки, — булавки, на которые он понавешал красные, как огоньки, кусочки печени.
Вот, значит, почему она в обморок свалилась. Не профессионально. Медсестре, работающей в психиатрии, не пристало терять голову из-за таких пустяков. А ежели теряешь — тогда меняй профессию. Например, на профессию ТРУПА. Потому что теперь отпустить ее он не может. Куда ж ее такую отпускать! Теперь придется сделать ЭЙ-ТАМ-ТИШИНА, как говаривала Грэнни.
Он сходил на кухню, отыскал тесак и вернулся в гостиную. Открыв глаза, пуская слюну с кровью, она пыталась подняться. Он включил телевизор и повысил громкость.
— Сожалею, Франсин, — вздохнул он, схватив ее за плечи.
Она затрепыхалась, испустив разбитой гортанью несколько хриплых звуков.
Он затащил ее в маленькую ванную комнату, приподнял и, несмотря на упорное сопротивление, затолкал в ванну. Ее палец зацепил булавку, выдрав у него кусок щеки. Это вывело его из себя. Он треснул ее головой о кран, треснул настолько сильно, что послышался хруст черепа. И еще сильнее — крак…
Затем, высвобождая грудь и живот, он принялся расстегивать ее платье. Ее тело спазматически сотрясалось и дрожало, как брошенная на песок рыба. С рыбами он обращаться умеет. Он схватил нож и одним махом распорол успевшую загореть кожу от грудной кости до паха.
Часом позже соседка со второго этажа, уткнувшись в телевизор, транслирующий передачу о жизни сумчатых, говорила своему мужу:
— Слышь! Придурок-то сверху под душ полез! Как думаешь, не поплохеет ему?
Муж, заливший горестные впечатления от жалкой участи сумчатых изрядной дозой пива, клюнул носом сквозь дрему.
Лола взяла под расписку досье Кутюрье Смерти. Может быть, Блан, сам того не подозревая, действительно является каким-то связующим звеном между двумя делами? Она погрузилась в чтение, и засевший в ней паразит с жадностью набросился на выборки из прессы, собранные Жанно в объемистой темно-синей папке.
«Ведомый присущим ему мужеством, лейтенант Костелло… »
«Благодаря кропотливому расследованию капитана Жанно… »
Блевотина!
«Жалкая ручонка преступника, вообразившего себя гигантом зла… » («Монд», 5 мая 2000 г.).
Интересно, как зовут гада, накропавшего эту статейку?
«… Ничтожество… серийный лопух» («Лир», лето 2000 г.).
Его тоже запомним. Не вечно же мне в этой окаянной клетке маяться — глядишь, и во что стоящее трансформируюсь. Например, в производителя зараженных питательных смесей для животных, или во фрахтовщика отработавших нефтетанкеров, или в цыплятника на ферме — с дерьмом всяким возиться, — в современном мире столько возможностей!
Выскользнув из рук Лолы, тяжелая папка обрушилась на ее хрупкую ножку.
Ладно, ладно — шучу. Верхогляды. С юмором совсем плохо.
Она, чертыхнувшись, собрала бумаги. Среди них были фотографии — целая кипа заботливо подобранных фотографий. Лолины пальцы с тщательно обработанными ногтями наскоро перелистали их до последней — Кутюрье, распластавшийся на влажном асфальте в золотистых лучах восходящего солнца.
Как все-таки странно видеть себя мертвым — с разинутым ртом, выпученными глазами, изрешеченной пулями грудью!
Пристально всматриваясь в лицо, она поднесла фотографию к самым глазам.
Ах, как же я был прекрасен! Восхитительно!
— Глянь, какой хорек, a. Бедняга, с девочками небось совсем туго было!
Лола вздрогнула: опять этот электрический разряд.
Лоран ухмыльнулся:
— Вот Жанно кайфует, а Кутюрье-то, как ни крути, Блан вычислил. Родина чествует своих героев, — зевнул он.
— Я прочитала оба дела. В них не только Блан фигурирует. Еще следователь Морелли, например. Это маленький городок, здесь все в одном котле варятся, все друг дружку знают. Сожалею, но твоя гипотеза, кажется, отпадает. Я лично думаю, что такие преступления порождает сам город. Они какие-то киношные, что ли. Тут как на экране, будто одержимость какая-то проецируется.
— Не глупи, и так голова пухнет. Дай-ка лучше Кэт позвоню. По-быстрому.
— Нашел где трезвонить на халяву — просто насос какой-то!
— Ба! Может, фанатка капитана на меня еще стукнет?
— Фанатка! Думаешь, так просто начальника послать подальше?
— Правда? А я думал, он тебе нравится, — отрубил Лоран, снимая трубку.
Жаль, что мы раньше с тобой не познакомились, Лоранчик! Из тебя б такой гамбургер вышел!
Лола выскочила из кабинета, грохнув за собой дверью.
Папа-Вскрой-Консервы еще раз взглянул на выпотрошенное тело. Затем сполоснул руки, сполоснул труп, завернул внутренности в газету и загрузил Тележку. Так. Теперь нужно избавиться от тела. Интересно, каким образом? На дому он работал впервые. Как вытащить эту ИДИОТКУ? Расчленить? Да, это самое простое. Расчленить и вывезти по кускам. Но есть ли в доме пила? Вряд ли. Понятно, завтра же купить ПИЛУ. А эту пока в ванне оставить — ПРОХЛАЖДАТЬСЯ.
- Предыдущая
- 18/36
- Следующая
