Петрушка — душа скоморошья - Привалов Борис Авксентьевич - Страница 18

• Предыдущая
• 18/37
• Следующая

Малец словно в забытьё впал. Его пересадили с пола на лавку, он закрыл лицо ладонями, замолк и не откликался даже на самые хорошие слова.

Ничего не узнав толком, крестьяне и хозяин принялись строить догадки.

По всему выходило, что украли у парня подарок, который он вёз родичам в Колядец. И подарок, видно, дорогой был.

— То ещё не горе, — сказала одна из крестьянок, у которой из-под платка виднелись лишь бойкие глаза. — А вот когда на правёж ставят, чтобы недоимку сыскать, да батогами потчуют, а в доме и крошки не сыщешь, а дети есть просят — вот то горе.

Худые, угрюмые, в рваных зипунах и овчинных старых тулупах крестьяне, всем сердцем сочувствуя в эти минуты чужому горю, не могли не думать и о своих бедах.

И начался разговор о том, что бродят по миру, побираясь с кошелём по чужим деревням и сёлам, большинство мужиков; что секли намедни на конюшне нещадно Силантия хромого за то, что утку боярскую зашиб ненароком; что приказчик обобрал село подчисту?ю, дабы отправить боярину очередной обоз.

— Ладно, прикусите язык, больно заболтались! — прикрикнул хозяин. — Чего не видели? Как парень убивается?

Хозяин заботливо завернул куклы в большой лоскут холстины, положил свёрток рядом с Петрухой, всё так же безмолвно сидящим на лавке возле стола.

Потом принёс ковш кваса и ломоть хлеба с луковицей:

— Поешь, Петруша, чай, дорога-то не близкая!

— Что-то ты больно ласковый, — проговорил один из мужиков, наблюдая за хозяином.

— Это моего кума товарищ, — ответил хозяин и погладил Петруху по вихрам.

— Да у тебя, почитай, всё наше село кумовья, — продолжал мужик, — а попробуй у такого кума, как ты, выпроси чарку!

— Есть деньги — бери чего желаешь! — рассердился хозяин. — А нет — проваливай!

— Вот я и говорю, — не сдавался мужик, — ты мне тоже кумом приходишься, а не поднесёшь кваску-то! А тут парню, без году неделя знакомому, даже на луковицу расщедрился!..

Крестьяне вышли на улицу, в кружале остались только приезжие мужики, которые и прежде за столом сидели.

— Вот так, хе-хе, — нервно теребя свою прозрачную бородку, произнёс, ни к кому не обращаясь, хозяин, — то нищих набьётся полный двор, то свои шельмуют… Охо-хо… Пойду погляжу, вдруг что и у меня пропало за ночь… От бродяг чего хочешь ждать можно!

— Постой! — остановил хозяина один из мужиков. — Твой парень едет в Острожец? А то у меня лошадь застоялась, больше ждать не могу…

— Петруша, Петруша… — затеребил хозяин Петруху. — Оказия есть, сейчас поедешь. Слышь, а?

Мужики неторопливо доели остывшую кашу, допили квас, расплатились с хозяином, вышли на улицу.

Через некоторое время один из них вернулся и подошёл к Петрухе:

— Эй, малец, как тебя кличут? Петрушкой, что ли? Пошли ко мне на сани!

Он осторожно взял свёрток с куклами, захватил хлеб с луковицей, до которых Петруха и не притронулся, поддел парня локтем:

— Слезами горю не поможешь. Слышь, малец?

Петруха отнял ладони от лица.

Глаза его были сухими. Только губа закушена крепко — до сини.

— Свидимся, даст бог, Петруша! — сказал ему вслед хозяин. — Не поминай лихом!

— Не помянет, не тревожь себе душу! — ответил мужик уже с порога.

Как во сне себя чувствовал Петруха: усадили на сани словно его, а словно и не его… Кулём каким-то загородили — от ветра… Тулупом прикрыли…

— К вечеру в Острожце будем! — сказал возница. — А завтра — день весёлый, базарный! Не горюй, малец!

«А зачем мне теперь Острожец? — подумал Петруха, собираясь с мыслями. — Зачем мне в Колядец? Что я скажу боярину? Выкуп, мол, сгинул, отпустите, Христа ради, дедов на волю? А как я Потихоне, Рыжему, Греку в глаза взгляну? Не уберёг выкупа, долга и слова своего не исполнил… Зачем мне в Острожец? Назад надо, искать ватагу… Потихоня что-нибудь придумает… найдёт выход…»

И Петруха, больше уже ни о чём не думая (только свидеться бы скорее с ватагой, поделиться горем!), закинул ноги через сани и выпрыгнул на дорогу.

Возница услышал шум прыжка, обернулся, крикнул «стой!» и натянул вожжи.

Лошадь послушно стала.

Петруха побежал назад, к виднеющимся вдали дымкам села Бельцы.

Скинув овчинный тулуп, возница быстро догнал Петруху и схватил его в охапку.

— Тю, скаженный! Куда побёг? — удивлённо произнёс мужик. — Вот довезу тебя до Острожца — там на все четыре стороны беги… Ты ж ещё не в себе, малец! Даже про куклы свои забыл… Эх, горемыка!..

Петруха как-то сразу вдруг ослаб, покорно пошёл к саням.

На этот раз возница усадил его рядом с собой.

Лошадь потрусила по сверкающей на солнце снежной дороге.

Щурясь от искрящегося снега, возница сказал:

— Бедняку, Петрушка, в отчаянье быть не след. Как ни плохо, всегда может ещё хуже быть. Беды не бойся, пусть она тебя боится. Про огород на голом камне побасенку слыхивал? Во время потопа это было. Ну, потоп, половодье весеннее, залило всё окрест. Остался сухим на всю округу один камень. И на том камне спаслись барин с мужиком. Ни крохи при них хлебной, ни зерна крупяного. Ложись да помирай! Барин так и сделал — подождал, подождал, подмоги нету, он и ноги протянул. А мужик, тот соображать стал, что к чему. Потоп неизвестно когда кончится, а пить-есть надобно. Камень, конечно, голый, но и в деревне не слаще жилось — есть там тоже было нечего, а хозяев — не счесть. А тут, на камне, мужик сам себе боярин — что пожелает, то и сотворит. Ну, сколько ещё потоп был, доподлинно неизвестно, только осенью приплывает к голому камню струг. В том стругу сидят цари, бояре, воеводы — все, кто жив остался. Смотрят: на голом камне стоит избушка, вокруг избушки огород, а мужик лежит на печке да песенки поёт. Подивилися цари, бояре да воеводы, спрашивают: «Как ты, мужичок, на голом камне жив остался и даже хозяйством обзавёлся? Ведь у тебя ничего не было, даже боярин твой с голоду помер!» Мужик им отвечает: «У барина, верно, ничего с собой не было. А у меня всё при себе: руки, ноги да голова». Вот, Петрушу и смекай: у тебя, малец, всё при себе. Бедняк силён выдумкой. Кабы не смётка мужичья — не прожить нам никому нипочём. А так — голый камень и тот нам послужить может.

Лошадь разошлась, бежала во всю прыть.

«Бедняк силён выдумкой, — повторил про себя Петруха, — смёткой мужицкой, смекалкой…»

И лихая мысль обожгла вдруг голову: неужели скоморошьей выдумки не хватит на то, чтоб с боярином Безобразовым справиться? С деньгами, конечно, оно было бы легче, да ведь, с одной стороны, деньги дело наживное. А с другой — можно и без них попытаться дедов выручить! Ведь сейчас от него, Петрухи, зависит жизнь пленных скоморохов! От него одного! И он должен освободить их во что бы то ни стало! Только тогда он сможет смело смотреть в глаза друзьям!..

Возница, который время от времени испытующе поглядывал на Петруху, заметил, что глаза парня повеселели. Только небольшой синяк — закус, темневший на нижней, ещё по-мальчишески припухлой губе, напоминал о случившемся.

Невеликие стены города Острожца были грязного цвета, во многих местах покрыты оледеневшим снегом. Купола церкви тускло сверкали на солнце. Избы посада, разбросанные там и тут, напоминали стаю собак, выбежавших из городских ворот.

Окружающие посад надолбы — деревянные столбы — тесно, в два ряда, притороченные друг к другу, местами были разрушены.

Сани миновали надолбы, посадские постройки и по мосткам через заваленный снегом ров въехали в городские ворота.

Низенькие курные избы с чёрными деревянными кровлями, виднеющимися сквозь проталины на крышах, набегали со всех сторон на Петруху, словно хотели сжать его, раздавить, — такой показалась ему городская улица после сверкающего простора полей.

На ночлег возчик и Петруха остановились в сарае, таком широком, словно его кто-то ударил по крыше и расплющил.

• Предыдущая
• 18/37
• Следующая