Петрушка — душа скоморошья - Привалов Борис Авксентьевич - Страница 17
- Предыдущая
- 17/37
- Следующая
На голову Воеводы Петруха надел приготовленную для Попа шапку и сказал:
— Расскажу я вам потеху про игумена монастырского и скомороха алатырского. Дело, значит, в Алатыре было после масленицы, в великий пост, вот как сейчас. Скомороху в великий пост делать нечего — зубы на полку, хоть в лес иди, грызи ёлку. Ну и нанялся он в работники к игумену беспечального монастыря. Игумен скупой был, сам-то ел-пил, а работника голодом морил…
Петруха показал страдания голодного Скомороха, а кто-то из нищих сочувственно проговорил:
— Что с ярмом голодно да холодно, что без ярма… Так уж лучше по-нашему — сам себе барин!
События в кукольной потехе развивались так: игумен со скоморохом-работником поехали в соседний приход. Конечно, скупой игумен ничего с собой из еды не взял: дескать, меня, игумена беспечального монастыря, в каждой избе накормят да ещё с собой дадут!
Остаётся на ночлег игумен с работником в избе. Игумену неудобно у хозяев еды просить, так он посылает скомороха:
— Скажи мужику, что игумен, мол, есть очень хочет. Как я в избу приду да охну — пусть на стол подают. Как я второй раз охну — пусть меня за стол сажают. А третий раз охну — пусть со стола убирают, меня спать укладывают.
А работник, на то он и скоморох, сказал хозяевам так:
— Наш игумен беспечального монастыря — старец совестливый, жизни монашеской. Сам никогда ничего не попросит. Потому знайте: как он войдёт в избу да охнет — так ему давайте ковш студёной воды. Как второй раз охнет — сухарь, а третий раз охнет — спать кладите.
Так всё и пошло: охнул игумен первый раз — ковш воды получил. Второй раз охнул — корку хлебную. Сколько ни охал, а спать голодным лёг.
…Петруха начал сказывать и забыл о том, что у него всего две куклы. Поэтому, когда он дошёл до разговора скомороха с мужиком о ночлеге, то растерялся и замолк.
Атаман нищих понял его замешательство, снял с куклы, которая изображала Игумена, поповскую скуфейку и надел шапчонку, сделанную из кудели. Шапка, правда, больше походила на птичье гнездо, но все прекрасно поняли, что теперь эта кукла — Мужик.
А потом кудельная шапчонка перекочевала на голову Скомороха, и уже он как Мужик разговаривал с охающим Игуменом…
— Так дармоеду и надо! — сказал одноногий нищий, когда Петруха начал показывать муки голодающего Игумена. — Пусть порастрясёт чуток брюхо-то!
— Работник, а работник, — жалобно заскулил Игумен. — Хоть бы поесть чего… Там вроде квашня стоит — дай теста похлебать.
Скоморох ткнул свой длинный нос в квашню (хозяин кружала быстро подсунул Петрухе пустую чарку), вытер его рукавом:
— Полный нос теста, чихать буду пирогами! — пропищал он.
Игумен нахлебался теста, потом сказал:
— Работник, работник, пальцы не шевелятся, где бы руки помыть?
— А вон бадейка с водой стоит, поди сполосни, — проверещал Скоморох.
Игумен подошёл к бадейке-чарке, сунул в неё обе руки сразу, а вытащить не может. Тянет-потянет — бадейка рук не выпускает.
— Помоги, работник! — заскулил Игумен. — Руки добыть не могу!
— Поди стукни бадейкой о лавку — она и соскочит, — посоветовал Скоморох.
В темноте-то Игумен не разобрал, что на лавке спит хозяин избы, и ударил по нему бадейкой.
Мужик заорал на всю деревню:
— Воры! Убивают! Спасите!..
До смерти перепуганный Игумен выбежал на улицу.
Тут уж Петруха снова почувствовал себя спокойнее: кукол больше переодевать не нужно — Игумен и Скоморох остались вдвоём.
— Ты, отец игумен, вижу я, не шибко умён, — сказал Скоморох пронзительно писклявым голосом. — Мужика убил, а живот не набил. Теперь нам в избах ночевать не гоже — изловят тебя, не поможет и боже. Пойдём назад, в беспечальный монастырь.
Игумен обнял Скомороха, Скоморох — Игумена, и куклы так стукнулись лбами, что обе мякишевые головы раскололись.
Петруха растерялся, даже не закончил сказки.
— Ай да Петрушка, — сказал с восторгом атаман нищих, — здорово скоморошничаешь! Пойдём с нашей ватагой — большие дела творить будем!
— Он к родичам добирается, — вмешался хозяин, — ты его в свою шайку не сманивай.
— Молчи, а то от твоего кружала одни щепки останутся! — грозно прохрипел атаман.
— Мне в Колядец нужно, — сказал Петруха. — Ждут меня там.
Атаман вынул из зипуна кости, подбросил их в воздухе и поймал в одну ладонь:
— Не пожалел бы после…
— Не стращай парня, — похлопал Петруху по плечу хозяин. — Пойдём, кукольник, вечерять.
— Да я ж так, шутейно, — улыбнулся атаман. — Вольному — воля. Мы не насильничаем. Кому что по нраву. Дай-ка нам браги, мы с Петрушкой выпьем за встречу нашу.
— Я браги не пью, — испугался Петруха. Он вспомнил, как Потихоня и Рыжий, сами большие любители браги, ему никогда не разрешали её пить.
— Ты ж большой парень! — удивился атаман.
Нищие поддержали своего старшого:
— Не грех выпить, когда угощают!
— Заработано небось!
— Петрушка, хватит в мальцах ходить!
Петруха умоляюще посмотрел на хозяина, тот ласково улыбался, теребил свою светлую, еле заметную бородёнку.
Хозяин прикидывал: сколько выпьют нищие? Ему очень хотелось продать браги побольше, и он боялся, что если Петруха откажется пить, то и атаман пить не станет, а вместе с ним и вся братия откажется.
— Выпей, Петруша! — заискивающе произнёс он. — Отчего не выпить, раз угощают хорошие люди!
— Давай сюда брагу, да поболе, — скомандовал хозяину атаман. — Чего на месте топчешься?
Хозяин бросился за питием.
Первый ковш Петруха выпил залпом, и в голове сразу помутнело — полный ковш, да натощак.
— Молодчина! Знатным скоморохом будешь! — обнимая Петруху, кричал атаман. — Вольная кровь! Люблю таких!
Петруху заставили выпить ещё ковш, и он уже ни о чём, кроме сна, думать не мог.
Словно в тумане перед ним мелькали мохнатоголовый атаман, хрипло поющий песни, нищие, ласковый хозяин кружала, старуха нищенка. Кто-то просил его щеглом щёлкать, петухом кричать, совой ухать. Щеглом щёлкал, петухом кричал…
Потом всё провалилось в тёмную, глубокую пропасть.
…Из пропасти его вытащил хозяин кружала.
Было уже светло, хозяин трепал Петруху за плечо и приговаривал:
— Петруша, Петруша, да раздери глаза-то!.. Мужик приехал из Острожца. Назад скоро поедет. Тебя захватит, я сговорился.
Петруха сел, огляделся. Нищих уже не было. В кружале сидели двое мужиков, ели кашу, запивали квасом.
Голова болела. Петруха потряс ею, вспоминая вчерашнее.
— Куклы мои где? — спросил он.
— Тут, тут, Петруша. — Хозяин снял с печки холщовый лоскут, развернул его, и Петруха увидел кукол — красивых, разноцветных.
Воевода надул алые щёки, словно играл на гудке.
Поп с постным, хитрым лицом смотрел на Стражника.
Стражник выпученными, как у лягушки, глазами смотрел на Попа.
А длинноносый Скоморох в остроконечном колпачке смотрел прямо на Петруху.
— Вот родичи-то обрадуются, — сказал хозяин, — не с пустыми руками приедешь…
— Родичи, — машинально повторил Петруха. — Обрадуются… Да…
Он всё время ощущал какое-то странное беспокойство, но мутная от вчерашней браги голова мешала ему понять, в чем же дело.
И вдруг он понял. Это было настолько страшно, что Петруха вскочил на ноги и закричал от ужаса. Хозяин отшатнулся от него, а испуганные мужики выскочили из-за стола, опрокидывая ковши с квасом. Пояс с деньгами-выкупом пропал.
Огород на голом камне
…А ты, вор, провались в смолу кипучую, в золу горячую, в тину болотную, в пропасть бездонную; будь прибит к земле колом осиновым, иссушен, заморожен, в грязи обмазан, людьми проклят…
Страшный крик Петрухин всполошил не только немногочисленных посетителей кружала, но и крестьян, находившихся на улице. Несколько мужчин и женщин вбежали в кружало, замерли. Потом бросились с вопросами к хозяину и Петрухе.
- Предыдущая
- 17/37
- Следующая