Тайга – мой дом - Кузаков Николай Дмитриевич - Страница 19

• Предыдущая
• 19/31
• Следующая

— Смотри, дядя, какой здоровенный. Старый, наверное.

— Дохитрил. Баба нам сегодня такой суп сварит, пальчики оближешь.

Федя нажал на пружину капкана. Крякаш поднял голову, шумно взмахнул крыльями и взлетел. От неожиданности Федя отпрянул. Быть бы нам в воде, но спасли кочки, не дали опрокинуться лодке.

— Стреляй! — кричу я.

Но Федя трясет головой и морщится от боли: с перепугу он сунул пальцы в капкан. Выручаю его руку. Федя подул на пальцы и посмотрел вслед крякашу.

— Надо же, из котла улетел.

— Не разевай рот.

— Так я думал, что он пропал, — оправдывается Федя. — Вот же ушлая птица.

Просматриваем все капканы и причаливаем к берегу.

— Ты, дядя, чай вари, — говорит Федя. — А я ондатру обдеру.

— А дома у тебя времени не будет?

— Тушки надо здесь оставить. В ельнике три соболя живут. Я их подкармливаю.

Летом пришел сюда бурундучить. Назариха залаяла. Подхожу: на елке два соболенка сидят, величиной с белку и такие шустрые. Увел Назариху. Соболятам рыбы принес. Они съели. Стал носить мясо. Они привыкли ко мне, совсем ручными стали. Положу мясо, а сам немного отойду. Соболята тут как тут. Набросятся на еду, ворчат друг на друга, а то раздерутся. Схватятся и комом катятся. Съедят мясо, подбегут ко мне, еще просят. Я пошевелюсь, заскочат невысоко на дерево и смотрят на меня.

Так на моих глазах и выросли. Потом про них узнали ребята. Решили поймать соболей. Целый день гоняли с собаками, напугали, теперь они и меня бояться стали.

— А самку видел?

— Нет. Хитрая. Разве покажется.

— А гнездо где было?

— В колодине.

Мы пошли в лес. На косогоре огромная ель лежит. В ней дупло. Возле него валяются мелкие косточки, перо, шерсть. Долго роемся в объедках. Кости молодых глухарей, зайчат, есть перья кряквы. Наверное, на гнезде поймала самку.

Кладем тушки ондатр на колодину, а сами прячемся в поросли. Просидели в засаде до вечера, но соболи не появлялись.

«Наверное, в горы ушли, — решил Федя. — Подальше от людей».

Меня собирают в тайгу. Мать шьет рукавицы, Авдо — амчуры. Федя читает им книгу. Надя орудует на кухне — надо на месяц напечь хлеба. Я под руководством Валентина чиню понягу.

— Ты особенно на Назариху не надейся, — советует он. — Остарела. Учи Орлика. На белку он идет хорошо. Соболя лаял с Назарихой. Одному не приходилось искать. Бери его на поводок и веди до свежего следа. Там пускай. Сильный кобель, машистый. Если пойдет за соболем, цены собаке не будет.

— Назариха его научит.

— Всякое бывает. Будет бегать на ее лай, а сам не погонит соболя. У меня был такой иждивенец, толку от него ни на грош.

— Посмотрим.

— Пули всегда при себе держи, — советует Валентин.

— Зачем? Медведи в берлогах.

— Со мной один раз такое было. До сих пор, как вспомню, дрожь по телу пробегает. Как-то возвращаюсь к зимовью. Не дошел с километр. Назариха залаяла, напористо, зло. На кого бы это? Я по этому месту раз десять проходил. На склоне — островок молодых сосенок. Там лает. Утром я возле этих сосенок трех белок добыл.

Подхожу без всякой предосторожности. А из поросли — медведь. У меня ружье на плече. Медведь встал на дыбы шагах в трех. От его рыку в ушах звон. Ноги к земле приросли. Шагу сделать не могу.

Не знаю, чем бы все кончилось. В это время раздался выстрел, товарищ шел с охоты и подошел на лай собак. Медведь сел: хребет ему пуля перешибла. Тогда я только и очухался, про ружье вспомнил.

— Спасибо, Валентин, за совет. Да только разве можно все предусмотреть? Со мной будут надежные товарищи, они не оставят в беде.

А у Авдо с Федей свой разговор.

— Понравилась книга? — допытывается Федя. — Я вырасту, тоже летчиком стану. И тебя прокачу под самыми облаками.

— Ты теперь мою книгу послушай, — говорит Авдо.

Авдо, продолжая шить амчуры, стала рассказывать:

— Тогда я еще совсем молодой была. Жила в эвенкийском селе. На речке Быстрой оно стоит. Колхоз там. Русские помогли эвенкам дома построить. Хорошо жили. Еды много было. Электричество светило. Ребятишки в школе учились. Сейчас там еще лучше стало. Надо сходить туда, друзей навестить.

Вечером сижу, одежду шью. Муж в оленье стадо ушел, оленеводом был. Маленько скушно мне. Потом слышу, у дверей человек стонет. Испугалась. Открыла дверь. Мужик лежит. Парка, унты — все в клочьях. Шапка упала. Голова совсем седая.

— Кто такой? — спрашиваю.

— Бедный охотник из рода Ворона, — кое-как говорит он. — Зовут меня Юмурчен. С голоду умираю. Дай кусок мяса, добрая женщина.

Накормила я Юмурчена. Уснул он сидя. Три дня не просыпался. А я хожу, все думаю, какой такой чудной человек, пошто с голоду чуть не помер, пошто его товарищи одного бросили?

Проснулся Юмурчен — спрашиваю:

— Откуда и куда идешь? Где твой род?

— Не знаю, где мой род, — отвечает Юмурчен. — Когда я маленький был, на наш род напал род Совы. Шибко большая война была. Много мужиков погибло в нашем роде, и пришлось нам уйти от врагов на Орлиную гору. Я поклялся тогда: как вырасту, отомщу роду Совы за смерть отца и брата.

Много зим прошло. Я вырос и нажил седины. Стал готовить людей, чтобы пойти войной на род Совы. Но как-то к нам на стойбище пришел русский парень. Он говорил, что в тайге теперь другая жизнь. Люди давно позабыли вражду. Все живут одним родом. И род мой ушел с ним. А я остался. Я должен был сдержать клятву.

Много зим ходил по тайге, много зим искал род Совы, но так и не нашел.

— Скажи мне, добрая женщина, чей это род?

— Это эвенкийский колхоз «Новая жизнь», — ответила я.

— Совсем непонятно говоришь. Пойдем, я сам смотреть буду.

Юмурчен шел по селу, заходил в дома.

— Кто живет в этом стойбище? — спрашивал он. — Такие чумы могут иметь только нойоны-богачи.

— Однако, живут здесь простые охотники и оленеводы, — говорю ему.

— Зачем обманываешь, добрая женщина? Я на стойбище нойонов. Разве простые охотники едят сладкий снег? Разве у простых оленеводов есть хлеб?

Заходим в школу. Полный класс детишек. Учительница-эвенка читает им книгу.

— Разве дети простых охотников и оленеводов могут учиться? Это стойбище нойонов.

Идем домой.

— Сколько у тебя оленей? — спрашивает у меня Юмурчен.

— Десять тысяч, — отвечаю. — Колхоз у нас богатый.

— А сколько у него? — Юмурчен показал на проходившего мимо колхозника.

— Тоже десять тысяч.

— Я говорил, — воскликнул Юмурчен, — здесь живут все нойоны.

— Нет, простые охотники и оленеводы, — говорю ему.

— У вас есть деревянные чумы, у вас много еды, у вас хорошая одежда, у вас много оленей. Кто вам дал такую жизнь?

— Ленин.

— Кто такой Ленин? Тангара — бог с верхнего жилища?

Я завела Юмурчена в дом и показала на портрет Ленина. Он долго смотрел, потом сказал:

— Тень этого человека приносил нам на стойбище русский парень. Наверное, он шибко богатый, раз раздает такие чумы и оленей бедным людям.

— Шибко богатый, — отвечаю я. — У него такое огромное сердце и столько доброты, что хватит всем бедным людям на земле.

В это время загорелся электрический свет. Юмурчен упал на колени и начал шептать заклинания.

— Зачем украли детей солнца? Небесный бог Тангара рассердится и пошлет беду всем людям.

Подняла я за плечо Юмурчена.

— Не бойся, Юмурчен. Это свет души Ленина. И куда он приходит, людям становится хорошо жить. Оставайся у нас. Мы дадим тебе деревянный чум. У тебя будет работа, а сердце никогда не узнает зла.

С тех пор и живет на Быстрой реке в эвенкийском селе Юмурчен. У него семья, дети. И когда приходит праздник, Юмурчен идет в клуб и рассказывает людям, как он нашел стойбище нойонов — богатых людей и как ему свет души Ленина принес радость в жизни.

— Вот какая история, бойё, — закончила свой рассказ Авдо. — Наверное, ни в одной твоей книге такого не сыщешь…

Снег. Выбелены реки, озера, крыши домов. Икандой нарядился в белую шубу. Только дальние горы по-прежнему темнеют и от этого кажутся угрюмыми. К этим далеким сумрачным горам лежит наш путь. Как они нас примут?

• Предыдущая
• 19/31
• Следующая