Нужные вещи (др. перевод) - Кинг Стивен - Страница 33

• Предыдущая
• 33/171
• Следующая

Только дурак может так рисковать.

Хью снял с антенны проволоку, крепившую хвост, вернулся в дом, убрал хвост на самую верхнюю полку и закрыл шкаф. Дверца закрывалась неплотно.

Надо будет купить замок, подумал он. Дети куда хочешь влезут. Никакого у них уважения, никаких авторитетов. То есть абсолютно.

Он подошел к холодильнику, достал банку пива, повертел ее в руках и вернул на место. Пиво — даже четыре-пять банок — не вернет его в норму. Сегодня ему нужно что-то покрепче. Он открыл нижний шкафчик буфета, разгреб кучу кастрюль и тарелок, сваленных там, и извлек на свет Божий початую бутылку виски «Черный бархат», приберегаемую для особых случаев. Он наполнил стакан сначала наполовину, потом поразмыслил и долил доверху. Опустошив его в два глотка, Хью подождал, пока жидкий огонь растекся по желудку, и снова наполнил стакан. Настроение стало слегка подниматься, и Хью немного расслабился. Взглянув на шкаф, он улыбнулся. Там хвост в безопасности, а когда он купит хороший висячий крейговский замок, будет совсем уже в безопасности. Да. Хорошо, когда у тебя есть что-то, что тебе нужно и дорого, но еще лучше, когда ты уверен, что эта вещь так и останется при тебе. Это лучше всего.

Но его улыбка тут же погасла.

Так ты для чего его покупал? Чтобы держать в шкафу за семью замками?!

Хью выпил еще. Ладно, может быть, это действительно не фонтан. Но все-таки лучше, чем если его сопрет какой-нибудь вороватый мальчишка.

— В конце концов, — сказал он вслух, — сейчас уже не 1955 год. Сейчас время другое.

Он кивнул в знак согласия с самим собой. Но в голову все равно лезли самые разные мысли. Для чего он купил этот лисий хвост? Какая ему с него радость?

Впрочем, раздумывал он недолго. Еще две-три порции виски разогнали сомнения. Теперь Хью казалось, что то, что он снял хвост с антенны и убрал его в шкаф, было самым логичным решением. Он решил отложить обед; такое умное и проницательное решение заслуживало вознаграждения — выпить еще.

Он налил себе еще виски, уселся на один из кухонных табуретов со стальными трубчатыми ножками и закурил. И пока он сидел, попивая виски и стряхивая пепел на алюминиевый поднос, его мысли сами собой перешли от лисьего хвоста к Нетти Кобб. Полоумная Нетти. Надо было приколоться над полоумной Нетти. Может, на следующей неделе, может быть, через неделю… но скорее всего уже на этой. На прощание мистер Гонт сказал, что, насколько он может судить, Хью не из тех, кто любит терять зря время, и Хью, как говорится, решил соответствовать.

Он уже предвкушал, как все будет.

Эта шутка развеселит его. Развеет скуку.

Он пил, курил, а когда — в четверть десятого — пошел в спальню и растянулся на грязных простынях, у него на лице светилась довольная улыбка.

Магазин Хемфилла закрывался в семь. Вильма Ержик сегодня работала в вечернюю смену. Она ушла сразу после закрытия и подъехала к дому в пятнадцать минут восьмого. Сквозь опущенные шторы гостиной наружу сочился мягкий желтый свет. Войдя в дом, Вильма принюхалась. Макароны с сыром. Неплохо… для начала.

Пит валялся на диване. Он смотрел «Колесо Фортуны», а на коленях у него лежал портлендский «Пресс-Геральд». Кстати, домашние туфли он снял.

— Я прочел твою записку, — сказал он, быстро вскочив и убрав газету. — И уже поставил запеканку. К половине восьмого можно будет вынимать. — Он смотрел на нее преданным и немного встревоженным взглядом. Как пес, желающий угодить хозяину, Пит Ержик давно научился работать по дому и весьма в том преуспел. У него бывали попытки бунта, но уже очень давно Вильма не заставала мужа валяющимся на диване в обуви, он не пытался курить в доме трубку, и скорее в августе пойдет снег, чем Пит, помочившись, забудет опустить стульчак.

— А белье снял?

На его круглом, открытом лице появилось смешанное выражение удивления и вины.

— Гос-споди! Зачитался и забыл. Я сейчас… — Он уже натягивал туфли.

— Ладно, оставь, — бросила она, направляясь в кухню.

— Вильма, я быстренько!

— Не беспокойся, — притворно-мягко сказала она. — Я вовсе не хочу, чтобы ты отрывался от свой газеты или от Ванны Уайт только потому, что я провела последние шесть часов на ногах, выбивая чеки. Сиди, сиди. Отдыхай.

Ей даже не нужно было оглядываться, чтобы увидеть его реакцию: после семи лет совместной жизни Вильма была стопроцентно уверена, что читает Питера Майкла Ержика как раскрытую книгу. У него на лице будет смесь детской обиды и легкой досады. Когда она уйдет, он еще пару минут постоит посреди комнаты с видом человека, который только что вышел из сортира и не может вспомнить, подтерся он или нет, а потом он отправится накрывать на стол и доставать запеканку. Он задаст Вильме массу вопросов о том, как прошел ее день в магазине, будет внимательно слушать ответы и ни разу не перебьет, порываясь рассказать о том, как прошел день у него, в его фирме «Уильямс и Браун», крупном агентстве по недвижимости, расположенном в Оксфорде. Для Вильмы это было в самый раз; она считала, что в мире нет ничего нуднее торговли недвижимостью. После ужина он, не пикнув, уберет со стола, а она будет читать газету. И он будет заискивать перед ней из-за такой вот мелочи — что он зачитался и не снял белье. Вильме было совсем не трудно самой снять белье, она даже любила свежий запах чистого белья, которое сохло на солнце, — но Питу об этом знать не обязательно. Пусть это останется ее маленькой тайной.

У нее была масса таких секретов, и хранила она свои тайны по одной-единственной причине: на войне все средства хороши. Иногда по возвращении домой с работы ей приходилось тратить час или даже два на перепалку с Питом, прежде чем он признавал свое полное и безоговорочное поражение, и она заменяла на карте сражения флажки, его белые — на свои красные. Сегодня бой занял всего две минуты, и Вильму это вполне устраивало.

Она была твердо уверена, что семейная жизнь — это пожизненная военная кампания, а в такой длинной кампании, где не берут пленных, не ждут пощады и вражескую территорию выжигают дотла, такие легкие победы могут быстро наскучить. Но это время еще не пришло, и Вильма вышла во двор с бельевой корзиной на сгибе локтя и сердцем, горящим в груди.

Она прошла уже полдвора и только тогда озадаченно остановилась. А где, собственно, простыни?

Они должны быть видны: большие белые прямоугольники в сгустившихся сумерках, — но их не было. Ветром, что ли, унесло? Чушь какая-то. Днем дул ветерок, но не ураган же! Или их украли?

Но тут поднялся ветерок, и раздался ленивый хлопок. Ага, стало быть, простыни все-таки где-то тут… Когда ты — старшая дочь в нормальной католической семье, где тринадцать детей, ты сразу узнаешь шорох висящего на веревке белья. Но этот звук был какой-то неправильный. Слишком тяжелый.

Вильма сделала еще шаг вперед. Ее лицо, и без того мрачное и угрюмое, как у человека, постоянно ожидающего беды, стало еще мрачнее. Теперь она различала простыни… или что-то, что должно было быть простынями. Но они были темными.

Она сделала еще шаг, и через двор пронесся порыв вечернего ветерка. Прямоугольники выпучились в ее сторону, и прежде чем Вильма успела выставить руку вперед, на нее навалилось что-то липкое и тяжелое. Что-то скользкое размазалось по ее щекам, что-то густое и влажное облепило ее. Словно ее пыталась схватить громадная холодная и липкая рука.

Вильма была не из тех, кто начинает вопить по любому поводу. Скорее наоборот. Но сейчас она закричала — закричала и выронила бельевую корзину. Снова раздался этот невнятный хлюпающий звук, и она попыталась увернуться от темного силуэта, надвигавшегося на нее. Она задела ногой упавшую корзину и упала на одно колено. Только благодаря удаче и хорошей реакции она не пропахала носом влажную землю.

Что-то тяжелое и влажное обхватило ее сзади; влажная, липкая масса потекла по шее. Вильма опять закричала, поднялась на карачки и поползла к дому. Волосы выбились из-под платка и щекотали лицо. Это было отвратительно… но липкая, чавкающая ласка темного прямоугольника, висевшего на ее бельевой веревке, была еще более гадкой.

• Предыдущая
• 33/171
• Следующая