Серый кардинал - Моргунов Владимир - Страница 12

На входе дежурный, как и положено. Назначено мне, к полковнику Широкову. Кто назначил? Да сам полковник и назначил. Клюев специально прихватил с собой паспорт, а не военный билет, чтобы понаблюдать, как тут относятся к простому постсоветскому обывателю. Относились так же, как и прежде, как пять лет назад, как десять лет назад: каждый обыватель либо потенциальный диссидент (шпион, террорист) , либо «стукач» — в зависимости от того, насколько облагодетельствовало его заботой родное государство, точнее, насколько он сам себя облагодетельствовал. Но раз этого посетителя вызвал сам полковник, значит, посетитель когда-то и где-то выразил желание сотрудничать с органами. Тон дежурного, чуть смягчился, когда он разрешал Клюеву пройти к полковнику Широкову.

Да и сам Широков — хотя и в штатском одеянии, но за версту видно, что старший офицер органов — тоже вроде бы радушие проявляет, официальное, правда, то есть, такое вот строгое государственное радушие. Значит, никакой связи с грузинскими событиями вызов сюда не имеет. Что же, как в том анекдоте о потевшем покойнике, это уже хорошо.

Забота на челе у полковника. Усталости особой не отмечалось, кругов черных под глазами не видно, глаза тоже не воспаленные, впалости щек не наблюдается, вообще вполне благополучный с виду, упитанный мужчина лет сорока пяти, разве что неулыбчив, сдержан в словах и жестах, государственный человек.

Руку подал тоже сдержанно. Широкая лапа у полковника, мужская, видный самец, мог бы гораздо крепче пожать, если бы хотел самоутвердиться, пребывая на другом, менее ответственном посту. А тут самоутверждаться не надо, и так все ясно — кого зря на такую должность не поставят.

— Здравствуйте, Евгений Федорович.

И никоим иным образом. Желает здоровья обычному гражданину Российской Федерации. «Здравствуйте, Ван Ваныч, Бикмурза Давлетгиреевич, Руслан Имранович!» Все равны, все должны быть облагодетельствованы неусыпной заботой государства и его органов.

Пауза установилась, молчание повисло, как сначала классики, а потом уж и графоманы эту ситуацию определять стали. «Ну, мудила, колись, — мысленно подбодрил полковника Клюев. — Спроси, был ли я такого-то и такого-то числа там-то и там-то, не заметил ли того-то и того-то, не могу ли сообщить чего-то такого, о чем органы пока еще не знают.» При этом он смотрел в серые глаза полковника Широкова откровенно швейковским взглядом, хотя рассчитывать на то, что полковник спросит его: «Вы что, идиот?» не приходилось. Нет, полковник о Клюеве кое-что знал. Знал, что интеллект у последнего развит выше среднего уровня.

— Евгений Федорович, надеюсь, мне не надо упоминать о том, что беседа наша будет носить строго конфиденциальный характер, — начал наконец Широков.

Да ради всех святых! Давай, переходи к беседе, чего тянешь кота за... У тебя же времени вроде бы в обрез, сверхзагруженный.

— Вы знаете, что восемнадцатого апреля погиб депутат областного Совета Петраков?

— Ага. В газетах прочел. Только почему же «погиб»? Писали ведь — «безвременная смерть».

— Евгений Федорович, ну, не вам объяснять, почему так пишут.

Клюев понимающе кивнул. Спрашивать, разыгрывая из себя дурачка, каким же образом погиб Петраков, не стоит. И так ясно, шлепнули, кокнули, завалили, пришили. Паузу, паузу выдержать надо. Делать вид, что только изображаешь понимание, а на самом деле для тебя смерть Петракова, равно как и его жизнь, лес темный.

— Петраков был убит стрелой из арбалета. Тип арбалета — тяжелый. Предположительно «Коммандо» или «Тандерболт». Стрелял профессионал. С большого расстояния. Попадание очень точное. Стрелявшего обнаружить не удалось.

— Понятно, — вздохнул Клюев. — Вы проверили всех служивших в армейском и эмведешном спецназе, спецназе КГБ. У всех оказалось несокрушимое алиби, остался только я.

— Не только вы, — Широков шутливого тона не принял, из равновесия не был выведен ни на градус, ни на миллиметр.

— Хорошо, — вздохнул Клюев. — Его когда убили? Восемнадцатого, говорите?

Широков кивнул.

— В котором часу, если это не засекречено в интересах следствия?

Широков опять не отреагировал на плохо скрытый сарказм.

— В девятом часу вечера.

— Вот, — удовлетворенно констатировал Клюев. — А я в восемь утра вылетел в Тбилиси.

— В Тбилиси? — похоже, полковник Широков был просто заинтригован. Еще бы — его-то теперь гораздо реже посылают в командировки в места столь экзотические.

— Ага, в Тбилиси. Приглашали на день рождения.

— У них еще и дни рождения отмечают? — что-то человеческое послышалось в голосе полковника Широкова: «Гля, козлы, вроде бы с голоду должны передохнуть, а все никак...»

— Случается, — подал плечами Клюев. — У меня даже билет до Тбилиси вроде бы сохранился. Впрочем, вам проще простого по регистрационным спискам проверить.

Широков выдержал красноречивую паузу: не беспокойтесь, мол, гражданин поднадзорный, все проверим, все перетрясем. Потом он спросил:

— А вы чем сейчас занимаетесь. Евгений Федорович? Где-нибудь трудоустроены?

Вот! Даже блатной, считающий «западло» иметь трудовую книжку, наверняка чувствует, что адреналина в его организме гораздо больше среднего при таком вопросе. Ты работаешь? Нет?! А как же до сих пор не подох с голоду?! Ты мать-одиночка? А что же это у тебя, суки, двухкомнатная квартира с мебелью?! У меня, шахтера, бля, того нету, а я почти не пью, всего по бутылке в день в среднем, я, сука-падла, в полпятого утра встаю, чтобы на смену успеть, вкалываю, как проклятый.

— Разумеется, трудоустроен, — бодро ответил Клюев. —-Я служу охранником в фирме «Фея». Инкассация, сопровождение грузов, охрана офиса и тому подобное.

В частной фирме «Фея», которую содержала его подружка, Клюев появлялся не чаще раза в месяц — расписывался в платежной ведомости. Разумеется, в данной ситуации он руководствовался принципом: «Гусары денег не берут». С Линой Ставраки, директором фирмы «Фея», пылкой двадцативосьмилетней гречанкой, он и спал не слишком часто — раза четыре в месяц.

— Евгений Федорович, — теперь Широков паузу не выдерживал, но все равно Клюев мог быть уверен на сто процентов: и у Линки тоже будут интересоваться им, — Евгений Федорович, мы рассчитываем на вашу помощь в деле... в деле Петракова.

— Честно говоря, я более чем уверен, что Петраков пал, как сейчас говорят, жертвой разборок со своими партнерами, которых, наверное, следовало бы называть подельниками. Он глава «Торгового дома Петракова», насколько я помню. Да и вы это помните. Он наверняка стал бы губернатором на следующих выборах, как Немцов в Нижнем Новгороде. Наш народ экспроприаторов любит, независимо от того, у кого они забирают — у большинства или меньшинства. Я думаю, что убийство это следует рассматривать, как убийство бизнесмена, а не политика. — Клюев рассчитывал на то, что собеседник сочтет его типичным представителем масс, хотя и имевшим отношение к преторианской гвардии, человеком от сохи и молота, мышление которого формируется средствами массовой информации.

— Какие уж тут разборки, — вздохнул полковник Широков. — Ведь я же говорил вам: стреляли из тяжелого боевого арбалета, стреляли с большого расстояния, в полной темноте.

«Знаю я вас, охранников хреновых», — читалось во взгляде Широкова, — вы за сотню «зеленых» мать-отца пришьете, вы же ничего не умеете толком, кроме как кости ломать да убивать».

— Так ведь сейчас, имея валюту и возможность свободно кататься в дальнее зарубежье, можно что угодно привезти и ввезти.

— Такой вариант, конечно, нельзя исключать. — Нарушив принцип: «Молчи, за умного сойдешь», Широков одновременно подтвердил справедливость еще одной пословицы: «Чем выше мартышка влезает на дерево, тем лучше видна ее задница.» Последующие его упражнения в риторике убедили Клюева в том, что террористам, действующим во вверенной Широкову области, не следует быть слишком осторожными.

Ладно, хрен с ними со всеми, с террористами и Широковым. Но вот то, что он, Клюев, ни сном не духом не ведавший о зависимости его судьбы от судьбы злополучного главы «Торгового дома» (дельца теневой экономики, если уж выражаться языком масс-медиа), будет теперь взят «под колпак» подручными товарища (был этот мудила «товарищем», им же и останется) Широкова — факт несомненный. Разумеется, никто не помешает ему в поездках в так называемое зарубежье, на «семейные торжества», но о поездках будут знать. Жизнь его, хм, несколько разнообразится.