Бегущая за луной - Аллен Сара Эдисон - Страница 13
- Предыдущая
- 13/48
- Следующая
Джулия и официантка наблюдали, как Беверли вышла из ресторана. Официантка — новая девочка; Джулия не помнила ее имени — держала в руке счет за заказ Беверли.
— Можешь выкинуть эту бумажку, — сказала Джулия. — Она считает, что не обязана здесь платить.
Официантка смяла счет, а Джулия направилась к выходу.
И, открыв дверь, столкнулась нос к носу с Савьером.
Джулия потерла пальцами лоб. День не задался уже с утра.
Даже в такой ранний час Савьер был ослепителен, предупредителен и прекрасен. Интересно, подумала Джулия, он вообще хоть когда-нибудь спит или же бодрствует всю ночь, кипя неуемной энергией и придумывая новые способы очаровывать и блистать, новые способы добиваться того, что ему нужно. Он посмотрел ей в глаза и улыбнулся.
— Отлично выглядишь, Джулия. Правда она прелестна, дедушка? — обратился он к пожилому джентльмену, которому помогал переступить через порог.
Старик поднял глаза и улыбнулся. У него были точно такие же темно-синие глаза, как у Савьера. Все мужчины в семье Александров были красавцами, как на подбор.
— Вы просто очаровательны, Джулия. Эта розовая прядь в волосах смотрится очень шикарно и добавляет пикантности.
Джулия улыбнулась.
— Спасибо, мистер Александр. Приятного аппетита.
— Подожди меня, Джулия, — сказал Савьер. — Нам надо поговорить.
В голове сразу включились сигналы тревоги, перед глазами поплыли круги.
— Извини, не могу, — сказала она и выскользнула за дверь сразу, как только дедушка Савьера вошел в ресторан. — Столько дел…
Джулия пошла по улице в сторону дома. Ей показалось, она увидела Эмили в толпе прохожих, но сразу же потеряла ее из виду.
Джулия могла бы ездить на работу на машине, но поскольку почти все деньги уходили на погашение основной суммы кредита на ресторан, бензин был для нее роскошью. Иногда, когда Джулия шла с работы, она вспоминала, как, будучи старшеклассницей, ходила в школу пешком, потому что у отца не было денег, чтобы купить ей машину. Тогда она очень завидовала ребятам, которые ездили в школу на своих машинах. В частности, Розам Мэллаби с их «БМВ» и «корветами». Это были не самые приятные воспоминания.
Но оно того стоит. «Эта жертва будет ненапрасной», — твердила она себе вновь и вновь. Уже совсем скоро у нее снова начнется совершенно другая жизнь. Жизнь, в которой она не бессильна перед воспоминаниями о прошлом. Она вернется в Балтимор и продолжит с того момента, на котором остановилась. И восстановит общение с друзьями, знавшими ее только такой, какая она теперь, а не прежней, — с друзьями, никак не связанными с прошлым. Она найдет себе новую квартиру, заберет вещи со склада хранения и отыщет идеальное место для своей кондитерской. Она много лет проработала в чужих кондитерских и знает, как организовать дело. Когда у нее появится свое кафе, она будет печь, распахнув настежь все окна, и делать только печенье с сиреневым кремом, если ей так захочется. Она уже знала, как назовет свою кондитерскую. «Синеглазка». И не важно, что у самой Джулии глаза карие. Речь в данном случае не о ней.
— Джулия! — окликнул ее Савьер.
Она ускорила шаг. Но Савьер быстро ее догнал и пошел рядом.
Она искоса взглянула на него.
— Ты что, правда за мной бежал?
Он смотрел на нее с возмущенным видом, словно его уличили в чем-то неподобающем.
— Мне не пришлось бы бежать, если бы ты меня подождала.
— Что тебе нужно?
— Я же сказал. Я хочу с тобой поговорить.
— Ну, давай. Говори.
— Только не на ходу. — Он взял ее под руку и заставил остановиться. — С тех пор, как ты здесь поселилась, я к тебе не приближался. Потому что я думал, что ты не хочешь со мной общаться. Когда я узнал, что ты возвращаешься в Мэллаби, я… у меня появилась надежда. Но когда я увидел тебя в первый раз и ты на меня посмотрела убийственным взглядом, я понял, что еще рано.
— Я не переехала обратно в Мэллаби, — она высвободила руку.
— Но это было плохое решение. Для нас обоих, — продолжал Савьер, как будто ее не услышав. — Все это тянется слишком долго. Я хочу с тобой поговорить, Джулия. Мне нужно многое тебе сказать.
— О чем?
Он ничего не ответил.
Она попыталась перевести все в шутку:
— Это как-то связано с твоими фантазиями, что я пеку торты из-за тебя?
— Не знаю. Ты сама скажи мне.
Они долго смотрели друг на друга, а потом Джулия проговорила:
— Мне сказать нечего. И я сомневаюсь, что мне захочется слушать то, что ты собираешься мне сказать.
Его это не остановило.
— Давай пообедаем вместе. В субботу.
— У меня на субботу планы.
— Да? — Он сунул руки в карманы и принялся раскачиваться на каблуках. Он был не из тех, кто привык получать отказ. — И с кем же ты собираешься провести этот день?
— Я хотела свозить Эмили на озеро, — сказала она первое, что пришло в голову.
— Ты проявляешь прямо-таки удивительный интерес к этой девочке.
— Тебя это так удивляет, Савьер? — резко бросила она. — Правда?
Было видно, что его задели ее слова. Но Джулии почему-то не было радостно.
Он на секунду замялся, а потом тихо спросил:
— Ты хоть когда-нибудь меня простишь?
— Я давным-давно тебя простила. Но это не значит, что я забыла. — Джулия развернулась и пошла прочь.
Но она слышала, как он проговорил ей вслед:
— И я не забыл, Джулия.
В шестнадцать лет Джулия была такой несчастной, что ей иногда не хотелось жить. Это копилось годами, мало-помалу: трудности подросткового возраста, женитьба отца, ее безответная любовь к самому красивому мальчику в школе, ей катастрофически не повезло попасть в один класс с Далси Шелби. И все-таки до старшей школы у Джулии были друзья. И она всегда хорошо училась. Она умела справляться. Однако постепенно ее одолела депрессия — накрыла ее с головой, словно тяжелое душное одеяло. К началу десятого класса Джулия уже даже и не пыталась тягаться с мачехой, Беверли. Она покрасила волосы в ярко-розовый цвет и густо красила глаза черным — это были попытки побороть давящее ощущение, что она исчезает. Подруги стали ее избегать, а сама Джулия сделалась замкнутой и угрюмой, но ей уже было все равно. Она бы с радостью отказалась от всех подруг, лишь бы папа просто взглянул на нее.
Но все было напрасно.
Иногда она слышала, как Беверли говорила отцу, чтобы он не обращал внимания. Это просто этап взросления, и Джулия скоро его перерастет. И папа, конечно же, делал именно так, как говорила Беверли.
А потом Джулия начала резать руки.
Ее горечь и ненависть к себе проявились внезапно. Это случилось в школе, на уроке истории. Мистер Хорн, их учитель, что-то писал на доске. Джулия, как всегда, сидела на задней парте, а Далси Шелби — впереди нее, через две парты. Джулия оторвалась от тетрадки, в которой чертила каляки, подняла глаза и увидела, что Далси что-то шепнула своей соседке по парте, а потом что-то достала из сумки. Через пару секунд маленькая баночка порошка от блох прокатилась по проходу и остановилась у ног Джулии.
Далси и ее подруги рассмеялись, и мистер Хорн обернулся к классу.
Он спросил, что за смех, но никто из ребят не сказал ни слова. Джулия сидела, опустив глаза, и смотрела на баночку, прикасавшуюся к носку ее ботинка, подделки под «Доктора Мартенса».
Мистер Хорн повернулся обратно к доске, и как только он встал спиной к классу, Джулия взяла остро заточенный карандаш и провела им, как ножом, себе по руке. Поначалу она даже не поняла, что происходит. Она просто смотрела, как на красной полоске на коже набухают капельки крови — смотрела со странным чувством ублаготворения, освобождения.
Сначала все происходило почти наобум. Джулия резала руки любым острым предметом, попадавшимся под руку. Но очень скоро это стало обдуманным, и Джулия перешла на бритвенные лезвия, которые прятала у себя под матрасом. Каждый раз, когда она резала себе руку, это было прочувствованно и волнующе, словно некая сила вырывала ее из зияющей пасти небытия обратно в жизнь. Она начала что-то ощущать. Она вспомнила, что это такое, когда тебе хорошо. В какой-то момент она поняла, что не может остановиться, что не проходит и дня, чтобы она не порезала себя хотя бы раз. Но ей было уже все равно. По-настоящему все равно. Очень скоро ее руки от кисти до локтя покрылись паутиной шрамов и струпьев, и даже в самые жаркие дни она ходила в рубашках с длинным рукавом.
- Предыдущая
- 13/48
- Следующая
