Долгий путь в лабиринте - Насибов Александр Ашотович - Страница 16
- Предыдущая
- 16/169
- Следующая
Она лежит на дне неглубокой ложбины, лежит на спине, не двигаясь. Утром еще было терпимо — солнце стояло низко, светило из-за головы. Теперь лучи бьют в глаза, в грудь, в живот — портфель под платьем горяч, будто полтора пуда золота и бриллиантов плавятся в нем, вот-вот растекутся по телу.
Путники пришли сюда перед рассветом. Шагин помог Саше лечь поудобней, сам тотчас же уполз в степь. Но он и на рассвете минувшего дня искал воду…
Проклятый портфель! Если б можно было снять его — хотя бы ненадолго, на один только час!..
На первом привале Саша распустила узел веревки. В тот же миг она едва не лишилась сознания от боли. Она уже в самом начале пути чувствовала: ноша ерзает, царапает тело. Не придала этому значения. Теперь наступила расплата — грубый портфель в кровь натер кожу на животе. Но в первый день, превозмогая боль, она все же сняла ношу. Шагин спрятал портфель в стороне.
И почти тотчас послышался стук копыт, донеслись голоса. Четверо всадников с карабинами поперек седел проехали шагах в двадцати. Возьми они чуть левее, путники оказались бы у них на дороге. Затаившись, чекисты видели: конники то и дело приподнимались на стременах, озирались по сторонам.
— Ищут кого-то, — сказал Шагин. И прибавил, пряча глаза, словно извиняясь: — Придется подвязать портфель.
…Сейчас подходили к концу четвертые сутки пути. И последние два дня они не могли раздобыть воды.
Шагин вернулся, молча лег рядом.
— Ничего, Андрюша. — Саша нащупала его руку. — Перетерпим.
— Все вокруг излазил. Были два болотца — высохли… А в пяти верстах хата. Мазанка. Рядом огород. Поодаль ящики стоят рядком. Вроде бы пасека.
— А колодец?
— Не обнаружил, сколько ни смотрел. Странно, должна же быть вода!
— Может, за мазанкой?
— Нигде нет колодца. И чтобы родничок был, тоже незаметно. Уж я ползал вокруг, глядел…
— Вечером пойдем туда, Андрюша.
Шагин промолчал. Еще перед тем как отправиться в путь, они твердо решили: двигаться будут только ночами, не по дорогам, а напрямик, стараясь обходить села и хутора.
Но как быть теперь? Саша в таком состоянии… Да и сам он едва держится. Сегодня, когда искал воду, вдруг почувствовал сильный озноб, застучало в висках. В последние секунды, когда уже гасло сознание, успел рубахой прикрыть затылок от солнца… Потому-то и вернулся так поздно — приходил в себя, собирался с силами.
Наступил вечер.
Лежа позади ульев, Шагин всматривался в светлевшую неподалеку мазанку. Минуту назад Саша постучала в дверь этой халупы и была впущена в помещение.
К жилищу пасечника они подобрались на закате, залегли в отдалении. Удалось увидеть двоих обитателей мазанки — древнего старичка и женщину помоложе. В сумерках они загнали в дом несколько цесарок, ушли туда сами. Некоторое время в единственном оконце халупы мерцал слабый свет, потом погас. Ничто не свидетельствовало о том, что в доме могли быть другие люди. И Саша рискнула.
Снова зажегся огонь в оконце. Вслед за тем скрипнула дверь. Шагин скорее угадал, чем увидел силуэт Саши в темном дверном проеме.
— Андрюша, — громко позвала она, — где же ты остался? Ходи до хаты!
Шагин перевел дыхание, сунул револьвер за поясной ремень, поспешил к мазанке.
…Они пили и пили несвежую тепловатую воду и никак не могли насытиться. Хозяева молча наблюдали. Дед сидел у оконца на широкой деревянной скамье. Высокая и очень худая старуха стояла у большой деревянной бадьи, ковшом черпала из нее воду, подавала путникам.
— Помыться бы, добрые люди, — попросил Шагин. — Особенно жинке моей.
Старуха кивнула, вновь сунула ковш в бадью. Тот заскреб по днищу. Воды в бадье было чуть-чуть.
И Шагни вдруг почувствовал тревогу. Он не знал еще, откуда идет опасность, но ощущал ее.
— Та расходуйте, не жалейте, — ласково пропела хозяйка, подавая очередной ковш воды. — У меня еще ведро полное. А утречком хлопцы привезут большую бочку. И калачей привезут, и молока вволю…
Шагин скосил глаза на Сашу. Они встретились взглядами, поняли друг друга. Надо было немедленно уходить.
Старики по-своему истолковали смущение гостей. Женщина принесла из сеней ведро с водой. А дед стал объяснять: за домом у них родник, исправно служит много лет, но, случается, пересыхает, если подолгу нет дождей. Вот и теперь иссяк. Однако невелика беда. В таких случаях пасечники разжигают большой костер, наваливают в огонь гнилья, чтобы погуще был дым. Живущие на соседнем хуторе сыновья знают этот сигнал, тотчас везут воду. Третьего дня привезли. Завтра приедут снова. Обещали быть рано утром.
— Большой хутор? — спросил Шагин, с тоской поглядывая на ведро с водой.
Дед встал, подозвал старуху. Они принялись что-то подсчитывать, загибая пальцы.
— Семь дворов, — объявил дед результаты подсчета. — Дюже великий хутор.
— А власть там какая? — спросила Саша. — Что сыны говорят? Есть на хуторе посторонние?
— Кто ж их знает? — Дед неопределенно покрутил головой. — Сыны там, мы здесь… Власть — она власть и есть. Всякая власть от Бога…
Он смолк, проковылял к оконцу и завозился у горшка с геранью.
«Будто боится сказать лишнее», — подумала Саша.
Она снова посмотрела на Шагина. Тот показал на ведро: пей еще, запасайся водой…
Между тем старуха стала собирать на стол.
Наблюдая за ней, Саша допивала последний ковш. Уходить! Как можно скорее уходить, чтобы к рассвету оставить далеко позади и эту халупу, и, главное, хутор!
Но как объяснить старикам, почему не останутся на ночь? Люди едва не погибли в степи от жажды, устали до полусмерти. Наконец отыскали пристанище. И вот, не отдохнув, снова пускаются в путь. Пасечники непременно расскажут о странных путниках. Потянутся нити. Можно не сомневаться, что кончики их окажутся у бандитов.
Как же быть? Попросить стариков, чтобы помалкивали? Это вдвойне опасно: если еще не возникли у них подозрения, после такой просьбы обязательно появятся.
А хозяйка уже приглашала к столу. Шагин и Саша жадно глядели на хлеб, нарезанный крупными ломтями, на миску с густым коричневым медом — теперь, утолив жажду, они испытывали жестокий голод.
- Предыдущая
- 16/169
- Следующая
