Возвращение в джунгли (др. перевод) - Берроуз Эдгар Райс - Страница 30

• Предыдущая
• 30/58
• Следующая

Воины удивленно смотрели на обнаженного загорелого великана, который, согнувшись над неподвижно лежащим человеком, рычал и скалился, словно львица, защищающая своего детеныша. Их замешательство еще больше возросло, когда они заметили золотую пектораль, поблескивающую на загорелой груди гиганта.

Они о чем-то быстро затараторили между собой, и Тарзан из племен обезьян перестал рычать. Язык, на котором говорили охотники, был ему удивительно знаком, так же как и золотые браслеты у них на руках, узоры на щитах и связки красных перьев, свисающих с черных эбеновых копий…

Человек-обезьяна приподнялся.

— Вождь Вазири шлет братский привет Човамби и просит забыть про их размолвку возле города Опар! — громко проговорил Тарзан.

К счастью, путь до деревни Човамби оказался недлинным, иначе Тарзан вряд ли смог бы его одолеть.

Он не позволил положить себя на носилки и пошел сам, опираясь на толстую палку, несказанно удивляясь тому, что вообще может держаться на ногах. Прокушенное бедро отзывалось на каждый шаг адской болью, и когда они вступили в деревню, человек-обезьяна уже шатался так, что его поддерживали два сильных воина Човамби.

Но все-таки, сощурив глаза и гордо глядя на окружившую их большую шумную толпу, Тарзан доковылял до невысокой хижины в центре деревни.

В единственной круглой комнате этой хижины не было ничего, кроме странной формы жаровни в углу да расстеленных на полу шкур; на эти шкуры и упал Тарзан рядом с носилками Джека Арно.

Коротким рявком отогнав людей, пытавшихся ему помочь, человек-обезьяна сам перевернулся на спину и посмотрел на Джека, которого осторожно переложили с носилок на мягкую подстилку.

Арно потерял сознание еще по дороге сюда и не пришел в себя, когда по приказанию какой-то невысокой длинноволосой женщины в красной одежде двое воинов быстро разули его и раздели, не оставив даже золотого браслета на правой руке. Потом воины сняли с Тарзана пектораль, набедренную повязку, размотали пропитавшуюся кровью ткань с ноги человека-обезьяны и торопливо покинули хижину.

Тарзан и Арно остались лежать совершенно обнаженными под пристальным взглядом женщины в красном.

Осмотрев раненых, целительница (а человек-обезьяна надеялся, что это именно она) плеснула из большого сосуда пахнущую травами холодную жидкость сперва на посиневшие бок, плечо и грудь худощавого светловолосого юноши, потом на прокушенную ногу черноволосого богатыря.

Не прошло и минуты, как боль в истерзанной ноге приемыша Калы погасла, словно залитый водой костер. Звон в ушах умолк, туман перед глазами рассеялся, и Тарзан увидел, как веки Арно дрогнули и приподнялись.

— Джек… — прошептал человек-обезьяна.

Арно медленно, с усилием, повернул голову и посмотрел на него.

— Джек, держись!

То, что попытался изобразить в ответ Арно, мало походило на улыбку, но даже эта жалкая гримаса вселила в Тарзана надежду.

Женщина выплеснула остатки жидкости на угли жаровни в углу, и комната с шипением наполнилась зыбким дымом. Отставив кувшин, целительница медленно пошла вокруг лежащих на шкурах беспомощных людей, тихо напевая странный заунывный мотив. Согнув руки в локтях, она начала делать плавные движения поднятыми ладонями, как будто отталкивалась от находившейся в воздухе невидимой преграды.

Тарзан, сын Калы, лорд Грейсток, был достаточно просвященным человеком, чтобы не относиться скептически к подобному дикарскому обряду. Но что он мог сделать сейчас для спасения себя и своего друга? Ничего. Поэтому он лежал неподвижно, вдыхая ароматный дым, и молча глядел на странные манипуляции женщины. То, что Арно очнулся, заставляло человека-обезьяну отчаянно надеяться на чудо.

Напев целительницы повысился на тон, и перед глазами Тарзана все заволокло красным, как тогда, когда он барахтался в кровавой воде.

А потом багровая муть исчезла, и совершенно отчетливо и ясно он увидел…

…Просторную комнату с пробитым сводчатым потолком.

Длинный ряд людей в широких белых одеяниях, стоящих у высокого алтаря с золотыми чашами в руках.

Алтарь из цельной каменной глыбы с золотыми кольцами по углам…

А на алтаре, прикованная к золотым кольцам за руки и за ноги, лежала бледная и неподвижная Джейн Портер! Ее светлые волосы разметались по черному камню, широко раскрытые глаза с ужасом смотрели на сверкающий нож в руке стоящей перед ней высокой смуглой женщины…

Под торжественное многоголосое пение женщина окунула палец в золотую чашу, провела на лбу светловолосой девушки горизонтальную черту, и, громко вознеся молитву неведомому богу, занесла над жертвой длинный нож…

— Не-е-е-ет!!!!

Тарзан очнулся от собственного крика в наполненной дымом хижине — и услышал рядом истошный вопль Арно.

…Плот стремительно несся к водопаду, и впереди, там, где вода переваливалась через край уступа, в ореоле брызг вставала яркая радуга.

Джек смотрел на перекинутую над рекой многоцветную арку, и предчувствие скорого падения стискивало его грудь ледяным ужасом.

Плот стрелой промчался под радугой, взлетел в воздух… И рухнул вниз в облаке брызг и грохоте разбивающейся о камни воды. Арно летел в клокочущую бездну вместе с ревущим потоком в кошмарном безумном падении, которому не было конца…

— Джек! Очнись!

Арно, захлебнувшись криком, открыл глаза — и сквозь зыбкий дым увидел над собой бледное лицо Тарзана.

— Ничего этого нет… не было… и не будет… Это только видение… Этого не… может быть…

Человек-обезьяна, собравший все силы, чтобы дотащиться до друга, замолчал и лег ничком.

Монотонное пение врачевательницы смолкло, угли жаровни потускнели, дым развеялся — и все вокруг окутала темнота.

Едва лихорадка, терзавшая Рокова, отступила, как почувствовал недомогание Клейтон. Он мужественно пытался бороться с болезнью, часто посещающей белых в сырых и жарких тропических лесах, но с каждым днем ему все труднее становилось отправляться на поиски еды.

А русский поправлялся не по дням, а по часам…

И чем сильнее он становился, тем больше слабел Клейтон и тем ужаснее становилось положение Джейн. Если до сих пор Роков ничего не сделал девушке, то только потому, что опасался ее жениха — как многие наглецы, Николай в глубине души был трусом.

Но теперь Уильям больше не мог обеспечить Джейн даже ту ненадежную защиту, какую обеспечивал ей раньше, и Джейн Портер чувствовала себя беспомощной мышью, в которую в любой момент может запустить когти кот. Порой у нее мелькала мысль о бегстве в джунгли — дикие звери в последнее время пугали ее меньше Рокова… Но она не могла оставить Клейтона, которому становилось все хуже.

Русский и не думал делиться с товарищами по несчастью собранной едой, поэтому Джейн приходилось теперь заботиться о пропитании за двоих. В те дни, когда болезнь не позволяла Уильяму выйти из шалаша, она уходила в джунгли на поиски пищи, но собранных ею плодов едва хватало на поддержание сил больного мужчины и ее самой.

Однажды Джейн с утра отправилась в чащу, надеясь отыскать там самую питательную еду — орехи. В знакомых ей местах все ореховые кусты были уже обобраны; девушка свернула в густые заросли, в которые не рисковала заходить прежде. Она и не подозревала, что вслед за ней в джунгли вошел Николай Роков.

Вдруг за ее спиной раздался громкий оклик; она резко обернулась и похолодела. Русский подходил к ней с той похотливой улыбкой, которая всегда приводила ее в такой ужас.

Джейн была совсем одна, никто не мог прийти ей на помощь; некоторое время она в безмолвном отчаянии смотрела на человека, чье приближение вызывало в ней больший страх, чем вызвало бы приближение пантеры или льва — а потом повернулась и бросилась бежать.

Она мчалась сквозь чащу, не сознавая, куда бежит, не чувствуя, как колючки рвут ее платье и царапают тело; Джейн слышала, что русский гонится за ней, и не рисковала остановиться даже на секунду, чтобы перевести дух. Наверное, она мчалась бы до тех пор, пока силы вконец не оставили ее, если бы не увидела впереди большое поваленное дерево. Инстинкт затравленного зверька заставил девушку упасть на землю, вползти под ветви дерева и замереть.

• Предыдущая
• 30/58
• Следующая