Т. 09 Свободное владение Фарнхэма - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 2
- Предыдущая
- 2/174
- Следующая
— Ну что ж, по книге так по книге, — согласился Хьюберт Фарнхэм.
— По книге… — эхом отозвался его сын. — Вопрос только, по какой? У папаши есть очаровательная привычка следовать советам «Альманаха фермера», особенно когда у противника плохие карты. Тогда он начинает удваивать и вторично удваивать ставку. А потом он начинает рассказывать, что если бы ты пошел с бубен…
— Ваше высочество, — прервал его отец, — может быть, вы все-таки соизволите взяться за карты? Или вы желаете, чтобы я вбил их вам в глотку?
— Я уже сказал. Ну что, приправим игру чем-нибудь остреньким? Например, по центу за очко?
— Для меня это очень много, — поспешно сказала Барбара.
— К вам, девочки, это не относится, — ответил Дьюк. — Только ко мне и отцу. Таким способом я ухитряюсь платить за аренду конторы.
— Дьюк имеет в виду, — поправил его отец, — что таким способом он все глубже увязает в долгах своему старику. Я отыгрывал у него, бывало, все его месячное содержание, еще когда он учился.
Барбара смолкла, и игра началась. Высокая ставка держала ее в постоянном напряжении, хотя платить ей не пришлось бы. Волнение ее усиливалось еще и мыслью, что партнер был классным игроком.
Когда она поняла, что мистер Фарнхэм считает ее игру вполне сносной, ей удалось немного расслабиться. Однако все равно она радовалась, когда удавалось отдохнуть в роли «болвана». Эти минуты отдыха она отдавала изучению Хьюберта Фарнхэма. Он ей определенно нравился: и тем, как он вел себя в семье, и тем, как играл в бридж, — спокойно, вдумчиво, практически никогда не ошибаясь, а иногда просто блестяще. Она была в восторге, когда он, набравшись наглости не положить туза, выжал последнюю взятку в контракте, в котором она переторговалась.
Она знала, что Карен надеется обручить их с Дьюком за этот уикэнд, считая их вполне удачной парой. Дьюк был довольно привлекателен внешне (да и Карен была хорошенькой), и к тому же был бы для Барбары прекрасной партией: подающий надежды адвокат, всего на год старше ее, с молодой и цепкой хваткой.
Интересно, надеется ли он сам овладеть ею за эти выходные? Может быть, и Карен втайне рассчитывает на это и сейчас с любопытством наблюдает за тем, как разворачиваются события?
Нет, этому не бывать!
Она, конечно, вполне согласна с тем, что один раз ей не повезло, но это не значит, что любая разведенная женщина абсолютно доступна. Черт побери, да ведь она ни с кем не лежала в постели с той самой ужасной ночи, когда она собрала свои вещи и ушла. И почему это люди считают…
Дьюк смотрел на нее. Она встретилась с ним взглядом, вспыхнула и отвела глаза. Теперь она смотрела на его отца.
Мистеру Фарнхэму было что-то около пятидесяти, так она решила. По крайней мере, на вид ему можно было дать именно столько. Волосы его уже начали. редеть. Седой, худощавый, даже худой, хотя с небольшим животиком, глаза усталые, вокруг глаз морщинки, от носа к уголкам губ тянутся глубокие складки.
Симпатичным его никак не назовешь…
И тут с неожиданной теплотой она подумала, что если бы Дьюк Фарнхэм обладал хотя бы половиной мужественного очарования своего отца, то резинка трусов не оказалась бы для нее такой надежной защитой. Она вдруг почувствовала, что рассердилась на Грейс Фарнхэм. Какое оправдание можно найти женщине, ставшей неизлечимой алкоголичкой, раздражительной, жирной, все прощающей себе, когда у нее такой муж?
Эту мысль сменила другая — о том, что с годами Карен может стать такой же, как ее мать. Мать и дочь вообще были похожи, если не считать того, что Карен не превратилась пока в жирную тушу. Барбаре вдруг стало неприятно думать об этом.
Карен ей нравилась больше, чем кто-либо из подруг по учебе, с которыми она столкнулась после возвращения в колледж. Ведь Карен такая милая, благородная и веселая…
Но может быть, когда-то и Грейс Фарнхэм была такой же.
Неужели женщина с годами всегда становится раздражительной и никчемной?
Закончился последний кон, и Хьюберт Фарнхэм оторвался от карт.
— Три пики, гейм и роббер. Неплохо было заказано, уважаемый партнер.
Барбара покраснела.
— Вы хотите сказать, неплохо сыграно. Заказала-то я многовато.
— Ничего. В худшем случае мы могли остаться без одной. Кто не рискует, тот не выигрывает. Карен, Джозеф уже лег?
— Занимается. Завтра у него контрольная.
— Жаль, мы могли бы пригласить его сыграть. Барбара, Джозеф — лучший игрок в этом доме, всегда играющий смело, когда это оправдано. Прибавьте к этому, что он учится на бухгалтера и никогда не забывает ни одной карты. Карен, может быть, ты сама нальешь нам чего-нибудь, чтобы не беспокоить Джозефа?
— Конечно, масса Фарнхэм. Водка и тоник вас устроят?
— И чего-нибудь закусить.
— Пошли, Барбара. Придется нам похозяйничать на кухне.
Хьюберт Фарнхэм проводил их взглядом. Как несправедливо, думал он, что такое прелестное дитя, как миссис Уэллс, постигло этакое несчастье — неудачный брак. В бридж она играет вполне прилично. Хороший характер. Может быть, немного нескладна и лицо вытянуто чуть больше, чем надо… Но зато приятная улыбка и своя голова на плечах. Если бы у Дьюка была хоть капелька мозгов… Но у Дьюка ее определенно не было.
Фарнхэм поднялся и подошел к жене, тупо кивающей телевизору.
— Грейс! — позвал он. — Грейс, дорогая, тебе пора ложиться, — он помог ей дойти до спальни.
Вернувшись в гостиную, он застал сына сидящим в одиночестве.
— Дьюк, я хотел извиниться перед тобой за тот разговор во время обеда.
— Ах, это! Да я уже и думать забыл.
— Я предпочел бы пользоваться твоим уважением, а не снисхождением. Я знаю, что ты не одобряешь мою «дыру». Но ведь ты никогда и не спрашивал, зачем я построил ее.
— А что тут спрашивать? Ты считаешь, что Советский Союз собирается напасть на нас, и надеешься, что укрывшись в земле, спасешься. Обе эти идеи нездоровы по сути. Болезненны. И более чем вредны для матери. Ты просто принуждаешь ее пить. Мне это не нравится. И еще больше мне не понравилось то, что ты напомнил мне — мне, адвокату! — что я не должен вмешиваться в отношения между мужем и женой.
Дьюк поднялся.
— Пожалуй, я пойду.
— Сынок, ну пожалуйста, разве защита не имеет права высказаться?
— Что? Ну ладно, ладно, — Дьюк снова сел.
— Я уважаю твое мнение. Я не разделяю его, но я не одинок. Множество людей придерживается моей точки зрения. Хотя, впрочем, большинство американцев и пальцем не пошевелило, чтобы попытаться спастись. Но как раз в тех вопросах, которые ты упомянул, ты неправ. Я не считаю, что СССР нападет на нас, и сомневаюсь, что наше убежище спасет нас в случае ядерного удара.
— Тогда зачем же ты все время таскаешь в ухе эту штуку, сводя мать с ума?
— Я никогда не попадал в автомобильную катастрофу. Но я застрахован от нее. И бомбоубежище — это своего рода страховка.
— Но ведь ты сам только что заявил, что бомбоубежище никого не спасет!
— Нет, это не совсем так. Оно могло бы спасти наши жизни, если бы мы жили милях в ста отсюда. Но Маунтин-Спрингс — цель первостепенного значения, а ни один человек не может построить убежище, которое выдержало бы прямое попадание.
— Тогда о чем же беспокоиться?
— Я уже сказал тебе. Это лучшая страховка, которую я могу себе позволить. Наше убежище не выдержит прямого попадания. Но если ракета уйдет немного в сторону, оно выдержит — ведь русские не супермены, а ракеты — штуки капризные. Я просто постарался свести риск к минимуму. Это все, что я мог сделать.
Дьюк колебался.
— Отец, дипломат из меня никудышный…
— Тогда и не старайся быть дипломатом.
— В таком случае я задам вопрос в лоб: стоит ли сводить мать с ума, превращать ее в пьяницу только ради того, чтобы продлить свою жизнь на какие-нибудь несколько лет с помощью этой земляной норы? Да и имеет ли смысл дальнейшая жизнь после войны, когда страна будет опустошена, а все твои друзья — мертвы?
— Может, и нет.
- Предыдущая
- 2/174
- Следующая
