Домой, во Тьму - Мякшин Антон - Страница 46
- Предыдущая
- 46/67
- Следующая
Зажглась свеча. По стенам и потолку брызнули темные тени.
Янас подался к свету, но споткнулся о Ключ на волокуше и упал.
– Господи, помилуй! – дрожащим голосом выводил отец Матей. – Даруй мне кончину христианскую, непостыдную, мирную… от духов злобы соблюди…
Страшные удары сотрясали дверь теперь непрестанно. Сверху вылетел кусок древесины, и в образовавшуюся щель просунулась белая пятерня с желтыми загнутыми ногтями… пошарила в воздухе и втянулась обратно.
Янас поднялся и, стараясь ступать твердо, подошел к окну. Ясеневая рукоять топорика плотно лежала в его ладони. «Когда они сломают дверь, – сказал он себе, – зажмуриться и бить… Зажмуриться и бить…»
– Меня, человека грешнейшего, прими в руце защищения Твоего… – звучал позади голос священника. – Вход и исход, веру и жительство мое, течение и кончину живота моего… Господи, Го… – Тенорок Матея взлетел до душераздирающего визга:
– Посрами, Господи, борющего меня беса-а!…
Мальчик оглянулся.
Топчан у дальней стены шевелился… Вернее, зашевелилось тряпье, громоздившееся на нем. Одеяло сползло на пол, и на топчане поднялась женщина. Белое ее лицо, не тронутое еще зелеными пятнами тления, было бы даже красиво, если бы не отсутствие нижней челюсти. Темный провал рта, из которого до середины груди болтался распухший лиловый язык, превращал лицо в жуткую нечеловеческую маску. Но не только это уродство поразило мальчика. Волосы женщины были аккуратно уложены в высокую прическу, брови подведены углем, а единственная верхняя губа – свежеподкрашена.
В горле у нее зажужжало, будто там забилась муха – женщина встала на ноги и протянула обе руки к священнику.
Отец Матей прыгнул к печи. Он схватил ухват, размахнулся и обрушил его на голову мертвой. Она не попыталась защититься или уклониться от удара, лишь слегка покачнулась, когда черенок ухвата обломился об ее лоб. Резко подавшись вперед, она хлестнула священника открытой ладонью.
Матея подбросило вверх, под самый потолок. Он рухнул спиной на стол, разлетевшийся под его телом в щепы. Свеча погасла. Янас, не думая, метнул свой топорик в темноту, туда, где упырь разворачивался для второго удара.
Сочно хрястнуло в мертвую плоть стальное лезвие, и нарастающее жужжание оборвалось. На стук упавшего тела отозвался священник:
– Сын, ты жив?
– Д-да… – ответил Янас. – Где ты, святой отец?
Минуту было слышно только кряхтение, стоны и шуршание. Потом лязгнуло огниво, и свеча вспыхнула вновь.
На полу, среди обломков стола лежало черное, словно обугленное тело, окутанное тряпьем. Лицо оплавилось в бесформенную черную массу, в которой никак нельзя было различить ни глаз, ни носа. Топор с ясеневой рукоятью торчал в стене как раз напротив того места, где стоял мальчик – как будто оружие, поразив цель, пролетело насквозь упыря.
– Она… – изумленно проговорил отец Матей и, держа свечу в руках, осторожно тронул мыском сапога тело. – Она…
Тряпье с коротким воздушным «пуфф» осело, подняв прозрачное облачко темной пыли. Облачко пыли – вот все, что осталось от упыря. Через несколько мгновений и облачко рассеялось…
– Дивное у тебя оружие, отрок, – проговорил Матей, выдирая из стены топорик, который Янас молча забрал у него.
Потом вздрогнул и обернулся к двери. Он только сейчас заметил, что ударов больше не слышно. Заметил это и проповедник.
Матей и Янас переглянулись и, не сговариваясь, подбежали к двери. В щели, пробитой мертвым стариком, метались огненные всполохи. Невнятные вскрики и звон оружия заглушали летавшее над деревней многоголосое жужжание.
– Люди! – выдохнул Матей. – Слава Спасителю, услышавшему наши молитвы! А я думал, конное ржание мне просто послышалось…
Топорик откинул засов и открыл дверь. Проповедник, охая и держась за поясницу, вышел следом за ним.
Снаружи было довольно светло – занималось ярким пламенем несколько домов сразу. Через улицу, не оглядываясь, пробежал ратник в кольчуге лакнийского рейтара с факелом в руках. Янас не успел окликнуть его, наткнувшись на тело упыря-старика, лежавшее прямо на пороге дома. Несмотря на то что упырь был сильно изрублен, он еще шевелился, словно силясь подняться. На противоположной стороне улицы сидел, раскинув ноги по земле, еще один упырь со срубленной напрочь головой и шарил вокруг себя руками. Клацающая зубами голова валялась поодаль.
В конце улицы показались трое в лакнийских кольчугах – двое несли обнаженные двуручные мечи на плечах, третий освещал путь факелом. Они шли быстро – почти бежали.
– Эй! – крикнул Матей, подняв руки.
Его заметили. Воины сперва замедлили движение, настороженно перехватив мечи, но проповедник, потащив с собой и мальчика, выступил в световое пятно от горящего неподалеку дома – и они снова ускорили шаги.
– Кто вы такие? Как здесь оказались? – едва поравнявшись с ними, высоким голосом спросил тот, что с факелом. Он был молод, этот лакниец – юноша, может быть, всего на три-четыре года старше Янаса, но, несмотря на возраст, почти на голову выше и много шире в плечах своих взрослых собратьев. Свежее безбородое лицо пересекал тонкий розовый шрам – от виска до толстых, по-ребячески выпяченных губ. Меч с широкой гардой покачивался за спиной у юноши.
– Мы, господин… – начал было Матей, но Янас перебил его:
– У нас важные известия для Гульда из рода Крудов! – выпалил он.
Из переулка вывалился упырь – совершенно голый, весь в коричнево-зеленых струпьях гнили. Его настигал ратник с громадной секирой в руках. Воины, взмахнув мечами, подались к ковыляющему им навстречу мертвому, но ратник опередил их, одним ударом секиры – сверху вниз – разрубив мертвеца до пояса. Упырь рухнул, суча голыми ногами, загребая руками-клешнями дорожную пыль.
– Двоих зацепило, но не опасно! – доложил запыхавшийся ратник, перешагнув через корчащееся тело.
– Пусть раненых сразу доставляют к лекарю, – распорядился юноша с факелом.
– Лекарь уже смотрит их.
– Или погоди-ка… – наморщился юноша. – Тут священник. Святая молитва поможет этим раненым лучше отваров и снадобий. Проводи их к отцу!
– Но господин!.. – схватил за кольчужный рукав юношу Матей.
– Ты не видишь, что здесь творится?! – закричал лакниец.
– Важные известия… – поддержал проповедника Янас, но и он не успел договорить.
– Какие еще известия?! – раздраженно отмахнулся юноша. – Откуда вы? Из какой деревни? Что у вас еще случилось? Ожившие мертвецы? Драконы? Черные гномы?! Вся Лакния кишит тварями из Потемья! Никаких других известий, пока не покончим с этим делом! Брад!
– Слушаю! – откликнулся воин с секирой.
– Ты еще здесь?! Я же сказал – отведи их к отцу.
– Но вы меня даже не слушаете!.. – воскликнул мальчик.
– Пойдем, парень, – взял его за плечо воин. – Мы не оставим в беде пославших тебя к нам, но сейчас не до твоих известий. Пойдемте, святой отец.
За околицей деревни спутанными метались два десятка откормленных белогривых лакнийских скакунов. Огонь пугал животных, они беспокойно ржали, взбрыкивали и кусали друг друга. Рядом на расстеленных плащах помещались двое раненных. Чернобородый лекарь в белом балахоне, испачканном кровью и копотью, перевязывал одному из них бедро. Второй дожидался своей очереди, зажимая ладонью кровоточащее плечо. Склонившись над ним, говорил что-то огромный широкоплечий лакниец в длинной кованой кольчуге со стальными пластинами на груди и животе. Светло-серый плащ ниспадал с левого плеча, а под плащом ясно угадывалась пустота.
– Светлейший Гульд! – позвал однорукого Брад.
– Это Гульд? – воскликнул Янас. – Он – Гульд? Гульд из рода Крудов?!
Однорукий обернулся. Из седой всклокоченной бороды пухло вываливались мокрые губы, такие же толстые, как и у юноши, которого мальчик и проповедник встретили в деревне.
– Откуда они взялись?! – изумился однорукий.
– Прятались в одной из хижин, насколько я понял, – сказал Брад и перекинул секиру с одного плеча на другое. – Этот… который малец… говорит, что у него к вам какое-то дело.
- Предыдущая
- 46/67
- Следующая
