Все лики любви - Алюшина Татьяна Александровна - Страница 20
- Предыдущая
- 20/51
- Следующая
Вот так и получилось, что Егорка вырос в Москве и там же пошел в школу.
Он всегда выделялся из сверстников. Чем? А бог знает! Было в нем нечто, что не объяснишь словами, некая внутренняя сила, уравновешенность и при этом море энергии и способность на поступок. Сложно объяснить. Врожденное лидерство, заключенное в спокойствии, уверенности в себе и в правильности своих поступков и внутреннего мира. И это все на ощущениях, объяснить, почему мы чувствуем в человеке эту силу и характер, невозможно, но тепличный человек, какими являются все городские люди, всегда безошибочно просекает нестандартность другого.
Влад прав, говоря про уникальную способность Егора – не претендовать ни на какое лидерство и власть и получать их сверх всякой меры. Кстати, и уметь этим не злоупотреблять. Например, и в садике воспитательницы, и особенно учителя в школе, с первого класса, даже не отдавая себе отчета, поставили его лидером.
– Дети, завтра мы идем у музей. Егор, скажи всем, чтобы не шумели и слушали экскурсовода.
Или:
– Ребята, сейчас перед вами выступит… (кто-то там, неважно). Егор, объясни ребятам, что это интересно.
И так постоянно. Ибо, если Егор решит, что ему что-то интересно, это тут же резко станет интересно всем, если Егор вздумает прогулять урок, то за ним потащатся прогуливать и все одноклассники, если музей разваливала по частям группа диких деток и вдруг Бармин принимался внимательно слушать экскурсовода, то сразу же наступала идеальная тишина. И, заметьте, при этом он никого не звал за собой, не уговаривал и вообще слов зря не тратил.
Вот такой был мальчик.
Чувствовалось, что станет неординарной личностью, но знали бы друзья и родные, насколько неординарной!
После третьего класса, в десять лет, Егора забрали к себе родители. Комбинат под руководством Дениса Петровича за эти годы стал одним из ведущих в стране и оброс современным поселком с серьезной инфраструктурой. И как только ему придали статус города, а в местную школу Бармин сумел найти сильных, талантливых преподавателей, они с женой сразу же забрали сына к себе.
Эти три года, которые семья прожила вместе, были, наверное, самыми замечательными и счастливыми в их жизни – с восемьдесят восьмого по девяностый!
А на следующий год началось!
Отец, директор огромного комбината, отвечавший, разумеется, за все, в том числе за работу и жизнь сотрудников и их семей, а страну лихорадит, зарплаты задерживают, обеспечение урезают, митинги сплошные, кто и что требует, сам не понимает.
А тут коммерциализация началась. Вы себе, на минуточку, представляете, что такое деревоперерабатывающий комбинат с лесозаготовительными делянками на десятки лет вперед? Его ценность, стоимость и значимость?
Стервятники налетели сразу и жестко.
Первыми появились американцы со всякими бумагами, правительственными разрешениями и прочей лабудой, вполне реально дававшей им право на так называемую «долгосрочную аренду». На самом деле являющуюся откровенным выкупом предприятия в собственность за копейки, в которые оценили комбинат какие-то сволочи из министерства за большие взятки от «дяди Сэма».
Вторыми, почти сразу за америкосами, появились бандюки. Ну а как без них? Сибирь, края таежные, зона на зоне, вор в законе на воре в законе. Те вообще наглые беспредельщики – просто на хапок, на испуг и шантаж брать принялись, силу имели большую, но на штурм идти до поры не решались.
Ну, и третьи, молодые ушлые ребятки, не всегда русской национальности в паре с новоявленными банкирами, реально понимавшие стоимость и стратегическое значение комбината – те юридически подкованные, с документами, чуть ли не в ООН оформленными и подтвержденными всякими министрами московскими на право владения-приобретения – те самые зарождающиеся олигархи.
Денис Петрович жену с сыном на комбинат забрал и приказал всему руководству перевезти свои семьи сюда же, жил в кабинете, практически не спал. Какой сон – война. Рабочие создали добровольческие дружины и охраняли комбинат и руководство, усилив уже существующую систему охраны. Мужики почти все сибирские – серьезные, крепкие, решительные, все при оружии.
Прямо средневековая осада замка у них там получилась.
Бармин понимал, что долго такое противостояние длиться не может, рано или поздно одна из сторон не мытьем, так жестким катаньем пригребет к себе комбинат, но и сдаваться не собирался, искал выходы из ситуации. А тут пришли к нему мужики рабочие с поклоном и коллективной просьбой.
– Возьми ты комбинат, Денис Петрович, Христом Богом просим. Только тебе верим и знаем, ты за рабочего человека горой, ты нас отстоишь. Становись хозяином.
А это значит-таки воевать теперь уж по полной программе!
Но и отдавать детище, которое сам выстроил с нуля, выпестовал и вывел в международные лидеры, вот так на дурака! А не хрена ли вам?! Но и опереться-то ему было не на кого – первый зам продался американцам сразу и даже управление комбината покинул, второй с будущими олигархами и банкирами договаривался. Назначил он первым замом главного инженера, и вот вдвоем они и взялись отстаивать комбинат.
Все рабочие, а также члены их семей провели собрание, где добровольно и единолично передали права на управление комбинатом Бармину. И началась с этого момента настоящая война, затянувшаяся на несколько лет.
Сколько было атак государственных чиновников, уже получивших солидные «гонорары» за этот комбинат, – не счесть. И судебных разбирательств, и до личной встречи с Ельциным доходило, и до международных судов, а уж бандитские наезды и считать устали, и попытки силового захвата комбината, и рейдерского – выстояли. А потому что работяги, народ городка верили только Бармину. Видя, что творится в стране, стояли за него горой.
В один из таких вот самых страшных бандитских наездов, когда убили главного инженера и мастера одного из цехов и начались настоящие боевые действия, Денис Петрович отправил семью к своему близкому другу Антону Григорьевичу Дудину, в город Хатанга. Вывозили их тайно, охотники провели по таежным тропам в районный городок аж за сто километров от комбината, а там на электричке до областного центра и оттуда уже долго – и поездом и самолетами малой авиации – Егор с мамой добирались до Хатанги.
Страшное было время. Мама каждый вечер плакала на кухне на плече у тети Вали, жены дяди Антона, когда рассказывала, как они живут последние два-три года и что творится на комбинате, ужасно боялась за отца. Егору тогда стукнуло пятнадцать, и он откровенно не понимал, что именно творится в стране. Да, если честно, мы все до сих пор толком не понимаем, что тогда случилось с нашей страной и почему сильнейшая держава с мощной промышленностью и наукой просто в одночасье рухнула в пропасть и стала, как бомж, жрать с помоек Европы и Америки, превратилась в отстойную страну третьего мира. Куда уж мальчишке понять те страшные реалии и начинающуюся гражданскую войну.
Но случилось так, что дядя Антон в то время занимал высокую должность в руководстве города, и ему также приходилось на себе испытывать ужасы этого времени перемен. Заполярье, которое правительство бросило в первую очередь, это вообще отдельная тема и боль. Сейчас не об этом.
Антону Григорьевичу частенько приходилось мотаться по делам по всему огромному району, и Егор напрашивался ему в попутчики. Интересно же – Крайний Север, экзотика. Так он и оказался в одном из селений эвенков и познакомился там с потрясающим человеком, потомственным охотником, владеющим уникальными знаниями и умениями этого народа.
Настоящих лесных охотников практически не осталось, единицы и те уже старики, а скоро и вовсе не останется, судя по тому, как быстро вслед за шаманами исчезают эти уникальные люди. Буквально по пальцам пересчитать.
Быть охотником – это великое искусство, в наше время этому не учат. Но старому Степану Егор чем-то приглянулся, и он решил взять его в ученики.
– Да с чего бы, Степан Акимыч? – удивился такому заявлению Антон Григорьевич, когда старый эвенк неожиданно объявил о своем решении.
- Предыдущая
- 20/51
- Следующая
